Улей (СИ) - Мор Дэлия. Страница 15

Я робко надеялся увидеть Королеву. Тогда можно было бы спокойно планировать побег. Я представлял прекрасную дариссу в изысканных одеждах и со свитой верных телохранителей, но не срослось.

Волнение зародилось у западного выхода и прокатилось по коробкам, нахлынув на ряды неофитов страхом и оцепенением. Васпы все как один притихли, низко опустив головы. И тут я увидел кучерявую макушку Дина, так же склоненную. Пришлось и мне опустить взгляд, пока не получил от сержанта по затылку. В абсолютной тишине раздался гулкий звук шагов. Неофиты сжались пружинками, примерзнув к своему месту в строю. Иногда я видел, как в приступе жгучего любопытства дергались светлые макушки, поднимаясь на мгновение и снова опускаясь. Чудовищное коллективное напряжение передалось и мне, рождая благоговейный ужас перед тяжелой поступью офицеров.

Их было двое в ярко-красной форме, начищенных до блеска сапогах и с тонкой тростью у бедра. Они шли, и море васпов вздрагивало от каждого шага. Красный — цвет хищников. Они и есть хищники. Ни тени безразличия, только холодная ярость.

Первый взошел на постамент в центре зала, второй чуть задержался, а поднявшись, встал за правым плечом. Мне показалось, я чувствовал дрожь стоящего рядом неофита. Или это моя рука дернулась?

— Слава Королеве! — выкрикнул офицер.

Небывалое напряжение дало разрядку хором тысячи глоток:

— Слава Королеве! Слава Королеве! Слава Королеве!

Меня прошиб холодный пот. Быстро утерев лицо, я поднял глаза.

— Королева ждет пищу. Близится день кладки. Запасы на исходе, — отрывисто заговорил старший офицер, обводя ненавидящим взглядом ряды васп, как луч радара обводит сектор. Второй офицер смотрел в другую сторону зала. Левую половину его лица перечеркнула черная повязка на глазу с расходящимися от нее трещинами шрамов. Я снова уткнулся в пол. Из речи стало ясно, что готовится массовый рейд за провиантом. Судя по гранитному спокойствию сержантов, неофитов эта новость не касалась. А жаль. У нас с Тезоном появилась бы неплохая возможность тихо уйти.

— Милостью Королевы преторианец Ян! — объявил старший офицер, и одноглазый вышел из-за его спины.

Вместе они смотрелись, как кадет с инструктором. Старший офицер подавлял исполинским ростом, размахом плеч и развитой мускулатурой. И щупленький одноглазый васпа с копной спутанных соломенных волос непременно затерялся бы на фоне лысого гиганта, если бы не дикая, первобытная харизма зверя. Едва ему дали слово, как искра пламени вспыхнула в глазах, рождая в рядах неофитов еще одну волну ужаса.

— Экзамен неофитов назначен, — объявил офицер. — Срок неделя. Выпускники пойдут под мое начало.

Теперь васпа смотрел прямо на нас, и я снова опустил голову, макушкой ощущая свирепый взгляд преторианца.

— Завалите экзамен, — васпа понизил голос, отчего в зале стало прохладно и крайне неуютно. — Печень вырву.

Сотня неофитов одновременно выдохнула и пришла в движение. Раздался чей-то шепоток: «Этот может». Ростки паники с корнем вырвали сержанты, раздавая короткие тычки под сдавленный хрип: «Смирно». Я обернулся на Тезона. Бледный разведчик хмуро кусал губы. Похоже, только что утвердился крайний срок нашей операции.

— Разведка обнаружила объект, — снова зазвучал голос старшего преторианца. А я успел заметить, что одноглазый вернулся на прежнее место за правым плечом лысого гиганта. — На востоке. Объект опасен. Готовим рейд.

Я замер на полувдохе, ощущая, как холод разливается по телу, и немеют пальцы. На востоке от Улья стоял лагерь цзы’дарийцев. Трое дозорных, трое разведчиков, два сержанта, капитан и генерал. Не соображая, что делаю, я вцепился в плечо Тезона. В ушах шумело, и к горлу подкатывала тошнота.

— Тихо, — шепнул лейтенант.

— Встал ровно! — рыкнул сержант, огрев меня по руке дубиной.

Они уйдут. Инструкция. «При опасности полного уничтожения лагерь эвакуируется». Бойцы загрузят капсулу и взлетят. Оставят нас здесь. Обязаны оставить. Что делать? Что делать?

Едва господа преторианы покинули зал, неофитов поделили на группы и разогнали по Улью. Кого на занятия, кого в наряды. Я так увлекся тяжкими думами о рейде васпов на восток, что не сразу обрадовался, попав в прачечную. А ведь Дин обещал показать, зачем воровал обмылок. Почему именно показать я понял, когда в прачечной включились центрифуги. Шесть мощных агрегатов создавали шум, сравнимый со звуком взлетающего катера. Даже команды сержанта слышались еле-еле. Поэтому дежурный следил только за тем, чтобы неофиты работали, да и то в полглаза.

Хвала несуществующим богам, процесс стирки был не столь оригинален, как меню на завтрак. В чанах с растворенным мыльным порошком откисала замоченная накануне форма. Неофиты шоркали ее о рифленые металлические доски, отстирывая кровь, пот и грязь, а отжимала чистое белье центрифуга. Я понимал, что со сломанными ребрами ничего не отстираю, поэтому пришлось немного потолкаться, чтобы отвоевать тележку. Дин стирал, Тезон загружал центрифугу, а я курсировал между ними с мокрой формой.

Я попытался поговорить сначала с Тезоном, но он пребывал в глубокой задумчивости и нагло меня игнорировал. Тогда я отправился с пустой тележкой к Дину. Не передумал ли долговязый? Захочет ли открыть секрет ворованного обмылка? Васпа ловко выудил горчичную гимнастерку из воды и плюхнул ее на доску. Работал по-прежнему одной рукой, вторая болталась на перевязи. Посмотрев по сторонам и убедившись, что мы никому не интересны, Дин расправил гимнастерку на доске и достал из кармана обмылок. Несколько долгих секунд смотрел на меня, должно быть, еще раз обдумывая, не выйдет ли ему боком такая откровенность. Я терпеливо молчал, ждал. Но если васпа не решится прямо сейчас, мне придется уйти к другому чану. Наконец, Дин тряхнул кудряшками и склонился над формой. Обмылок стал кистью. По мокрой ткани за ним тянулись тонкие белые линии. В душной прачечной посреди огромного Улья, скрытый от глаз сотен и тысяч васп, расцвел белый цветок.

Дин замер, подняв на меня огромные глаза, а я лишился дара речи. Болотная лилия. Хрупкая и прозрачная. Я, сидя в казарме за столом, никогда так не нарисую. Облизнув вмиг пересохшие губы и наклонившись к уху Дина, я сказал по слогам:

— Кра-со-та.

Васпа выдохнул и широко улыбнулся, но тут же закусил губу, убирая холст с доски. Мокрая гимнастерка упала в воду. Лилия растаяла, будто ее и не было. Дин взял другую гимнастерку и плюхнул мне в тележку, глазами показывая «уходи».

Тележка скрипнула, увлекая меня за собой, а перед глазами все еще таял белый цветок. Я убил бы всех сержантов, офицеров, господ преторианцев и саму Королеву за то, что они запрещали детям рисовать. Уму непостижимо, что пришлось изобретать Дину. Сколько страха натерпеться просто ради того, чтобы нарисовать цветок.

Следующие несколько кругов по прачечной я намотал в полусне. Дин, жмурясь от удовольствия, нарисовал птицу и дерево. Рисунки ожили и пропали так же, как лилия. Больше я не стал докучать васпе, чтобы не привлекать лишнего внимания. Зато очнулся Тезон и теперь разве что руками не махал, подзывая меня ближе.

Слова разведчика тонули в шуме центрифуг. Мне пришлось перекладывать с ним белье в тележку, почти соприкоснувшись лбами. Только тогда я хоть что-то услышал.

— Лар, в каких ты отношениях с отцом?

Странно. С чего бы вот так вдруг?

— Да ни в каких. Ваше Превосходство и все, — зло и немного обиженно ответил я. — Почему спрашиваешь?

— Надеялся, что отец не бросит тебя.

Надо же. Едва приперло, как самодовольный лейтенант-разведчик тут же пожелал выбраться из пекла на горбу генеральского сынка.

— Я всего лишь рядовой. Один из тридцати трех миллионов в пятой армии, — раздраженно заговорил я, незаметно перекладывая белье обратно в чан, чтобы потом снова выкладывать его в тележку. — Плевать, что сын. Как только твои разведчики засекут рейд, то все, что успеет сделать наша крошечная группа — загрузить капсулу и встретить васп огнем, прикрывая взлет. И что решат капитан с генералом, сидя в капсуле? Что мы с тобой раскололись на допросе и выдали местонахождение лагеря. Никто за нами не вернется. Это конец, Тезон.