Улей (СИ) - Мор Дэлия. Страница 25
— Молчишь? Это ненадолго — услышал я сухой и трескучий голос офицера. — Я не дам тебе умереть, пока не узнаю. Кто ты такой?
Он стоял у жаровни, шурша угольками и тихо звеня чем-то тонким и металлическим. Шильца, иглы, крючья — чем еще это могло быть? Не важно. За меня пока не брались всерьез. Не ломали кости, не отрывали куски мяса от тела и не заливали в глаза расплавленное олово. Я еще жив и относительно здоров. Как быстро начну мечтать о смерти? Время здесь ощущалось по-другому. Оно то ускорялось в забытье, то останавливалось на приступе боли. Мне уже казалось, что прошла половина цикла, а я стоял со связанными руками всего несколько минут.
Ян вернулся, и в мою спину между ребрами вошло первое раскаленное шильце. Я заорал, успел подумать, что мне повезло попасть в руки к профессионалу. Нервный узел нашел с первой попытки. И второй тоже. И третий.
— Скажешь, кто ты такой… я уберу их, — пообещал Ян. — Станет легче.
Соврал господин офицер. Как бы не горел сейчас каждый нерв и не молил о пощаде, а мне не хотелось, чтобы шильца вынимали. Неровные, зазубренные, они вырвут из тела маленькие кусочки плоти. Стоило представить, какая это боль, и желание избавляться от шильцев пропадало. От постоянного наклона вниз саднили подживающие ребра, мешая нормально дышать. В голове собиралась темная муть. Я молчал, и преторианец медлил, затягивая паузу. Выбирал следующую пытку? Все-таки пошел к вороту и начал крутить, поднимая связанные руки выше. И вот уже противно заскрипели плечевые суставы, загорели огнем запястья. Да, все сначала. Все по кругу. Зафиксировав ворот, офицер пошатнулся. Мне показалось или он сбился с шага?
— Говори, — глухо и на этот раз совсем уж безжизненно приказал Ян. — Я буду ставить и вынимать шилья. Пороть прутом. Повешу на ноги грузы. Через три часа ты будешь мечтать о двух вещах: глотке воды и обмороке. Первого не получишь, а из второго я тебя вытащу. Говори.
Три часа — это почти лесть. Не выдержу я столько. Сознание уже уплывало, а голос палача звучал не громче шепота ветра. Преторианец облокотился на меня и надавил вниз, доворачивая суставы с омерзительным хрустом. И тут же вырвал из тела одно шильце. Уже сквозь взрыв невыносимой боли я понял, что он дернул два оставшихся одновременно. Свет погас.
В темноте жарко и пахнет гарью. А еще очень страшно, будто пожар устроил я. Красное зарево обступает со всех сторон. Надо бежать, а я не могу пошевелиться. Рядом топливо на складе. Взорвется. Слизнет белым пламенем, сметет ураганом, как пушинку. Отпустите меня! Отпустите!
Мир взорвался, протащив меня через бездну обратно к свету. В ушах, во рту и в носу оказалась ледяная вода. Я отфыркивался и тряс головой. Сквозь мутную пелену проступали очертания большой лужи под ногами. Боль затихла ровно настолько, чтобы я из одной сплошной и невыносимой снова начал выделять оттенки. Огонь на спине соперничал с выкрученными суставами, и вместе они играли первую партию в симфонии моих страданий.
Едва я вспомнил про палача, как случилось немыслимое. Ведро с остатками воды упало на пол, а следом за ним рухнул господин преторианец. Тело в кровавой форме выгибалось дугой и ломалось в судорогах у меня на глазах. Упал Ян не удачно, в угол помещения. Махал руками и бился головой об стены. Его рвало желто-зеленой пеной. Омерзительное зрелище. Я искал и не находил в себе радости от страданий палача. Если не вытащить запавший язык, Ян задохнется. А ведь я болтаюсь на дыбе в одной из многочисленных комнаток претории, куда нет особой нужды заглядывать кому-то постороннему. Даже если Тезон найдет меня через день или два, мышцы и сухожилия успеют порваться. Я уже никогда не смогу шевелить руками.
Преторианец затих и обмяк, оставшись в неестественной позе. Черная повязка сползла с головы, обнажив пустую изуродованную глазницу. Из нее по левой половине лица расходились длинные шрамы.
— Ян!
Крикнуть не получилось, слишком мало воздуха я смог вдохнуть за раз.
— Господин офицер!
Тело в красной форме не шевелилось. Меня охватила паника. Проклятье, никогда бы не подумал, что увижу, как вместо жертвы на пытках умирает палач. Фантасмагория, как она есть. Мне плевать, чем таким страшным болел одноглазый, мне плевать какую смерть и в каких муках он заслужил. Не здесь и не сейчас!
— Слава Королеве! — крикнул я так громко, как только мог.
Палач зашевелился и открыл глаз. А я тихо выдохнул.
Ян приходил в себя, бесцельно шаря руками по стенам, словно пытаясь уцепиться за реальность покрепче. Спутанные соломенные волосы стали темными от пота и крови. Знатно он приложился. Голова разбита, как после хорошей драки. Желто-зеленую пену со рта Ян вытер рукавом и попытался очистить от рвоты китель.
— И часто с Вами такое бывает, господин офицер?
Подрастерял я пиетет к высшему командованию васпов. Хотя в моем положении ничего удивительного в этом не было. Трудно блюсти субординацию, провисая на вывернутых из суставов руках.
— Вопросы здесь… задаю я, — ответил Ян, нашарив на полу потерянную повязку. — Для неофита-выпускника… ты слишком дерзок.
Давай, двинь мне за это в челюсть, только на ноги сначала встань.
— Человек… не выдержал бы, — сказал преторианец, усаживаясь на пол и закрывая повязкой уничтоженный когда-то глаз. — Орал, скулил и просил пощады. Ты крепкий. Но не такой, как васпы. Рано отключился.
Ян был прав. Цзы’дарийцы действительно сильнее людей, но до их генно-модифицированного варианта нам все же далеко. Не знаю, что решат наши ученые по результату операции, но мне бы не хотелось ради лишнего часа молчания на пытке превращать родную планету в один огромный Улей.
— Запаха …нет, — продолжил Ян. — Кровь странная.
Проклятый запах не давал мне покоя. Если на специфический тошнотворно-приторный аромат, исходящий от васпов, обращают так много внимания, значит, это не просто особенность вида, а нечто определяющее. Что? Думать уже не хватало сил. Слова преторианца о группе крови я прослушал. В глазах опять потемнело, и пустой желудок свело спазмом. Горела уже не только спина, но и все измученное тело. Тьма затягивала, как болото. Мягко, медленно, неотвратимо. Смыкалась над головой, воруя последний глоток воздуха. На этот раз обошлось без видений, я просто сразу очнулся.
Преторианец залил мне в рот и в нос остро пахнущую жидкость. Она привела меня в чувство и оставила пламенный след на пищеводе до самого желудка. Я задергался от боли и только тогда понял, что больше не болтаюсь над полом. Лежу со связанными за спиной руками. Плечевые суставы горели, но, кажется, Ян уже их вправил.
— Рано собрался… отдыхать, — раздался справа от меня голос преторианца. — Я с тобой не закончил.
Пока я заново учился нормально дышать обожженным горлом и глотал невесть откуда взявшиеся в огромном количестве слюни, палач молча сидел рядом. Обманчиво неподвижный и такой же замученный, как я. Не проведи я в Улье столько времени, попробовал бы ввязаться в драку и сбежать. Быть убитым при попытке к бегству все же лучше, чем быть замученным пытками и разболтать перед смертью все, что преторианец захочет услышать. Палач слаб, шанс есть. Но сил на побег давно нет.
— Я чувствую … твою ярость, — заговорил Ян, — страх и отчаянье. Ты боишься смерти. Васпа не боится ничего. Ты не васпа. Тебя будет приятно… ломать.
Чувствует? Он сказал, что чувствует? Я удивился так же, как если бы услышал, что статуя заплакала.
— Ты сопляк. Еще мог бы жить, — продолжил преторианец. — Зачем полез в Улей?
Проклятье. Прекрасный вопрос! Еще неделю назад я, не задумываясь, ответил бы, что исполнял приказ. Но Улей, пытками и запретами заставляющий неофитов эволюционировать в преторианцев, вызывал у меня другую реакцию. Теперь в голове теснилось так много сомнений и неположенных по Инструкции мыслей, что впору возвращаться обратно в Училище.
— Тот второй … из третьего Улья. Такой же, как ты? — спросил Ян.
Я замер, не в силах вздохнуть. Если преторианец действительно эмпат, то может почувствовать охвативший меня ужас, и тогда рядышком со мной на дыбе повиснет Тезон.