Во власти пламени - Чернованова Валерия М.. Страница 13

Не прошло и часа, как я уже сидела в тенистом саду и, наслаждаясь нежным ароматом цветов, что ниспадали с белоснежного купола беседки, вместе с Чили поедала орешки и просматривала свитки.

— Ну и как тебе, хороший мой, этот дракон? — Я почесала льорна по спинке и, тяжело вздохнув, отложила на скамейку очередной свиток.

Чили, сосредоточенно разгрызавший орешек, вдруг захлопал в ладоши и запрыгал передо мной, как будто танцуя.

— Ну и к чему весь этот восторг? — Я не разделяла веселья своего питомца. — Это плохой, очень плохой дракон. И нам с тобой стоит держаться от него подальше.

Чем больше читала об Огненном, тем меньше во мне оставалось радости и спокойствия. Они таяли, как капли воды на обжигающем песке тревоги, в которой я снова начинала тонуть, медленно, но неумолимо погружаясь в эту зыбкую топь.

Мало того что Каррай — одно из ответвлений правящего рода и, если, допустим, в отпрысках его светлейшества не пробудится драконья сила, Аман окажется среди претендентов на Рассветный престол, так у него еще и родители с сюрпризом. Вернее, мать. Морканта с огненным даром.

Пламя, унаследованное от отца, помноженное на пламя, взятое от матери…

В общем, гремучая смесь. Этого мужчину следовало остерегаться. И бояться. Чем я и занималась, нервно догрызая орешки и мечась взглядом по рукописным строчкам.

Морканты в Адальфиве — существа редкие и в большинстве своем очень опасные. По крайней мере, считается благоразумным с ними не связываться. Это алианы, наделенные драконьей магией, которую они отнимают у братьев-близнецов, будучи еще в утробе матери. Такие мальчики не становятся тальденами. А вот девочки… Девочки становятся непревзойденными по силе и одаренности ведьмами.

Такой была Элесбед Каррай — моркантой, тяжело переживавшей потерю дочери и люто ненавидящей нас, Анвэри и Талвринов.

Когда Олеандра погибла, Аману было восемь. А значит, эта ненависть, которой наверняка поделилась с ним эссель Элесбед, взрастала в нем последние двадцать лет.

Несмотря на полуденную жару, я поежилась. Обхватила себя за плечи, стараясь прогнать беспокойство, змеей обвившееся у самого горла, а потом услышала, как снаружи раздался цокот копыт и заскрежетали ворота.

— Папа!

Свиток соскользнул с коленей на землю вместе с рассыпавшимися по беседке орешками. Издав радостный вопль, Чили бросился их подбирать, а я со всех ног помчалась к воротам, надеясь, что его светлость вернулся с радостными известиями.

Я буду счастлива любой малейшей возможности, что поможет разорвать связь с этим не в меру могущественным и опасным семейством!

— Папа!.. — повторила с надеждой и запнулась, увидев, как из экипажа выходит сестра в сопровождении нянюшки и стражника.

В тот момент я испытала двойственное чувство: радость, что вижу Эйлуэн после месяца разлуки, и тревогу — сестре не место в столице, когда тут такое происходит.

— Эйли, милая, тебе не следовало приезжать, — поспешила я к ней, а она, улыбаясь, кинулась мне навстречу.

— Как я могла не приехать, узнав, что тут у вас творится! — Эйлуэн повисла у меня на шее, с надеждой прошептав: — Риан, папа ведь все исправит, правда?

Я обняла сестру, собираясь заверить ее, что все будет хорошо, но не успела и рта раскрыть — Эйли вскрикнула:

— Ай! — Она резко отстранилась и потерла плечо в том месте, где только что лежала моя ладонь.

— Что-то случилось?

— Печет! — поморщилась Эйлуэн.

— Покажи!

Осторожно, боясь причинить сестре боль, я отодвинула легкую ткань ее лазурного наряда и увидела на светлой коже сильный ожог, оставленный моей рукой.

Той самой, которую прошлой ночью в храме Ясноликой властно сжимал этот Огненный мерзавец дракон!

Ожог прошел так же внезапно, как и появился, но его исчезновение не стало поводом для радости. К вечеру у Эйлуэн подскочила температура. Сестру лихорадило. Кожа ее была неестественно, пугающе бледной и такой горячей, что при соприкосновении с ее дрожащими пальцами можно было запросто обжечься.

В спальне ее, некогда просторной и светлой, не осталось свободного места: лучшие лекари столицы собрались у постели девушки. О чем-то шептались, спорили, с тревогой следя за переменами в ее состоянии.

Эти перемены ввергали меня в панику и поднимали из глубин души такую ярость, что хотелось кричать и крушить все вокруг. Я из последних сил стискивала зубы, сжимала кулаки, мысленно клянясь Карраю в ненависти до гробовой доски.

За то, что ударил по самому больному.

За то, что посягнул на жизнь юного, невинного создания.

За то, что из-за его жажды мести сейчас страдала моя сестра.

Повсюду горели свечи, пламя плясало над плошками с маслом, и воздух казался спертым от благовоний и целебных бальзамов. Но они ей не помогали. Не помогали ни целебные заклинания, ни животворные снадобья.

Ничего.

Моя сестра сгорала заживо от неизвестного недуга, и единственное, что оставалось по советам целителей, — это молиться и взывать к милости Ясноликой.

Каждому я протягивала руку, как доказательство причастности негодяя Каррая к болезни. Но все осматривавшие Эйли, а затем и меня маги в унисон твердили, что не чувствуют на мне чар. И на ней они их тоже не ощущали.

Но жизнь в моей сестре продолжала угасать.

— У него же мать морканта! — не сдержавшись, вскричала я. — Отец, ты же видел своими глазами, на что он способен!

Заметила, как на скулах у его светлости обозначились желваки, а взгляд потемнел. Он верил каждому моему слову, но без доказательств был не в силах что-либо предпринять против Огненного.

Моего слова в качестве доказательства, как оказалось, его светлейшеству было недостаточно. Каррай ведь его родственники, а мы…

А мы своими возмущениями и обвинениями вызывали у Камрана IV раздражение.

На маму было больно смотреть. Она сидела возле Эйлуэн, держа ее за руку, и, казалось, не понимала, что происходит. Отец пытался ее увести, уговаривал отдохнуть, но она как будто не слышала. Только еще сильнее принималась сжимать горячую ладошку Эйли, словно боялась, что стоит разжать пальцы и она потеряет дочь навсегда.

— Риан, иди к себе, — глухо сказал отец, выводя меня из комнаты в темный коридор. Свечи на стенах догорели, лишь вдалеке слабо трепетал последний умирающий огонек.

Умирающий…

— Папа! — взмолилась я, сама не понимая, о чем молю.

— Риан, пожалуйста, — устало проговорил он, — не заставляй меня воевать еще и с тобой.

Я кивнула и, отступив на шаг, поспешила к себе. Следовало молиться Ясноликой, как советовали целители, но я понимала, что толку от этих молитв будет немного. Только Каррай мог спасти мою сестру.

Если я его позову.

Если покорюсь ему.

Не знаю, сколько прошло времени в страхе и волнении: из комнаты выходила, провожаемая предрассветными сумерками. Они смывали краски с картин и пестротканых ковров, делая все серым и безликим. Превращая мир вокруг в тусклую неживую картину.

Несколько шагов, поворот, ступени вниз и снова коридор. Спальня Эйлуэн опустела. Остались только нянюшка и родители. Мама плакала, отец неотрывно смотрел на младшую дочь, и в какой-то момент сердце у меня запнулось: почудилось, будто сестра не дышит. Но вот ее веки дрогнули, она хрипло вздохнула, с губ сорвался слабый приглушенный стон.

И я отшатнулась от этой страшной картины, представив, что она может стать еще страшнее. Если продолжу мешкать. Надеяться на чудо или на лекарей. А может, на то, что у правителя проснется совесть и он призовет Каррая к ответу.

Но, может статься, Эйлуэн к тому времени уже умрет.

А значит…

Подталкиваемая страхом и надеждой, что хотя бы что-то удастся исправить, взлетела по лестнице, мысленно призывая Каррая. Толкнула смыкавшиеся стрелой двери, что вели на просторную террасу. Прохладный воздух ударил в лицо, холод перил ожег ладони.

В саду приглушенно шумели деревья, а где-то вдалеке горизонт только начал окрашиваться алыми мазками рассвета, разделив небо и землю кровавой чертой.