Колдунья - Гриффит Рослин. Страница 30

— Вы так говорите, будто сами столкнулись с чем-то подобным, — сказала она, но он ничего не ответил на это. — Узнали бы вы колдунью, если бы увидели ее?

— Может быть, да, а может, и нет. У нее ведь два лица. Одно — для дня, другое — для ночи. Понадобится время, чтобы распознать ее истинное лицо. Вот шаман-знахарь лучше бы это сделал, — объяснил он. — К этому он специально себя готовит — суметь заглянуть под внешний покров. Гойяхкла — именно такой шаман-знахарь.

Она нахмурилась:

— Но его действиями движет месть, он все еще намерен отомстить за свою семью. — Фрэнсис была убеждена, что человек, которым движет месть, не может быть хорошим.

— Он противостоит врагам его семьи и его народа, но у него нет конкретных врагов. И он знает, что за это в конце концов он дорого заплатит. — Чако говорил с какой-то долей фанатизма. — Пуля не сможет поразить его, но, возможно, он будет страдать от чего-то похуже, чем пуля.

Фрэнсис чувствовала себя немного подавленной, она хотела бы лучше узнать Чако. Она чувствовала, что ему доводилось на собственном опыте испытывать такое, чего она, конечно, никогда не видела. В нем как бы соединились, переплелись все разноликие, порой антагонистические культуры, представленные в Нью-Мексико. Однако, находясь в эпицентре влияния этих культур, он оставался самим собой. Он не был идеалистом, но он был, как она уже поняла, порядочным человеком.

Ее особенно трогало то, что он несколько раз повторил, что у нее доброе сердце. Он и сам должен обладать добротой, если видит ее в других.

Он отвязал лошадей и сказал:

— Теперь постараемся усадить вас в седло. — Он попытался помочь Фрэнсис взобраться на лошадь, но ей это не удалось даже тогда, когда она ухватилась за гриву лошади.

— Какая здоровенная лошадь, — ворчала она.

Он засмеялся и взял ее за талию. Она еще раз почувствовала тепло, исходившее от каждого его пальца. Фрэнсис отвлеклась, и ее нога выскользнула из стремени, а лошадь в это время сдвинулась с места. Фрэнсис упала назад прямо на Чако так, что он даже пошатнулся.

— Извините! — сказала она, очутившись в его объятиях лицом к лицу с ним.

Его улыбка исчезла, лицо стало серьезным. Он помог ей высвободить ногу из стремени. Она вся дрожала, ощущая его прикосновение, ее дыхание стало прерывистым. И в этот момент все, что разделяло их, было забыто, и мир вокруг них перестал существовать.

Удерживая ее в объятиях, он наклонил свою голову, приблизил губы к ее губам и сильно и жадно поцеловал ее. Своим ртом она поймала его язык. Обняв его за шею, она чувствовала, несмотря на его твердую грудь, как сильно бьется его сердце. Какое-то неопределенное чувство протеста она все еще ощущала. Но когда его рука проскользнула к ней под жакет и он еще сильнее прижал ее к себе, она полностью потеряла власть над собой.

Выгибая спину, она сильно прижималась к нему. Ее грудь была сжата, соски стали твердыми. Его рука соскользнула дальше, и он уже ласкал ее бедра. Вдруг она почувствовала, как в ее живот уперлось что-то твердое. Она ощутила, как страстно он желал ее. Внутри нее разлилось тепло, колени совсем ослабли. Чако что-то шептал ей и руками ласкал ее грудь, затем стал расстегивать блузку.

Когда Фрэнсис разгоряченным телом ощутила холодный воздух, она вдруг очнулась и пришла в ужас от того, что она делает.

— Хватит! — схватила она его за руку.

Они стояли, оба тяжело дыша. Она с трудом могла посмотреть ему в глаза. Она была шокирована не его, а своим поведением. Как могла она так низко пасть, и с мужчиной, который лишил жизни Нэйта?

В глазах Чако появилась осторожность, но она не могла справиться с его страстью.

— Ничего нет плохого в том, что двое хотят друг друга, Фрэнки.

Он назвал ее так, как называла ее Бэлл, что крайне не нравилось Фрэнсис.

— И это тогда, когда один из этих двоих убил мужа другого.

Он испугался ее слов и отступил назад:

— Я думал, вы уже поняли, что это был несчастный случай.

— Возможно, я и поняла, но ведь Нэйта этим не вернуть, не так ли? — В глазах Фрэнсис появились слезы, и ей стало стыдно от мысли, что в большей степени она заплакала из-за себя, а не из-за Нэйта, которого она практически не знала. Ложь Нэйта значительно уменьшила те чувства, которые она испытывала к нему, и даже сейчас она тосковала больше по тому, что наобещал ей Нэйт. — Нельзя не признать, что вы оказались на той улице не просто так, а потому, что собирались убить кого-то.

— Я был там, чтобы защитить одного человека!

— С револьвером.

Интонация Чако резко изменилась и стала холодной:

— На Западе оружие — неотъемлемая часть жизни человека.

— Это то, что предназначено для смерти!

— И для смерти, — повторил он. — И если вы не сможете смириться с этим, то вам лучше просто уехать отсюда опять на восток, где живут более цивилизованные люди.

От нежности, которую она почувствовала совсем недавно в Чако, не осталось и следа. Она исчезла так же быстро, как и ее мечта. Или, возможно, она видела то, что хотела видеть, так же как это было с Нэйтом. Да, вероятно, она опять приняла желаемое за действительное.

— Может быть, я и уеду отсюда, как только Бэлл выделит мне для этого нужную сумму, — сказала она сердито.

Только вот в чем проблема — Фрэнсис не знала, куда ей ехать. Похоже, что ее нигде не ждали.

Глава 9

Когда они возвращались в Санта-Фе, у Чако было скверное настроение. Потеряв голову на какое-то время, Фрэнсис быстро справилась со своими чувствами, остановив его страстное желание, близости с ней. Она все еще обвиняла его в смерти мужа. И он понимал, что она была права, хотя, узнав о том, что Нэйт Ганнон обманом женился на ней, Чако потерял к нему уважение. По крайней мере у него, у Чако, честность была одной из главных черт. Ему претило выдавать себя за того, кем он не являлся на самом деле.

Он думал, что это его качество должно было что-то значить для такой женщины, как Фрэнсис. Так резко, как сейчас, он не менял свою жизнь с тех пор, как умерла его мать. Но, возможно, он и ошибся.

Чако определенно мог сказать, что Фрэнсис все еще нервничала из-за того, что случилось между ними. В то время как они ехали рядом, она не говорила с ним, а бормотала что-то себе под нос или разговаривала со своей лошадью.

Подъехав к «Блю Скай» и помогая ей слезть с лошади, он попытался задержать руку на ее талии. Но она посмотрела на него так холодно, как только может посмотреть строгая начальница на своего нерадивого подчиненного, и отступила назад. Ему ничего не оставалось, как только вдохнуть ее запах и полюбоваться ее блестящими золотистыми волосами, которые падали ей на плечи.

— Это ваша лошадь? — спросила она твердым решительным тоном. — Могу я ей иногда пользоваться, чтобы учиться?

— Конечно. Я позаимствовал лошадь у одного друга, она ему сейчас не нужна. Она будет здесь, в конюшне. — И он указал на здание, находившиеся позади «Блю Скай». Там Бэлл держала лошадей и экипаж.

— Прекрасно, может быть, я смогу каждый день тренироваться на ней.

Он тут же вспомнил, как прекрасно смотрелся ее кругленький зад в седле:

— Тогда вы в два счета сможете подготовиться к поездке в горы.

Это еще что, разве она осмелится провести с ним целый день!

Это ужасно, если она никогда не станет доступна для него. Нельзя было сказать, что его тяготение к ней ограничивалось лишь чисто физическим желанием. Пока они направлялись к двери «Блю Скай», он подумал, что ее сердце и душа были столь же прекрасны, как и ее лицо. Если бы он сказал ей всю правду о своем чувстве к ней, она, возможно, была бы просто возмущена. Никогда раньше он не привязывался к женщине так, как сейчас к Фрэнсис. С одной стороны, он хотел целовать ее, спать с ней, оберегать ее от опасности. С другой — уйти, убежать от нее.

Последнее было бы лучше для него.

Он совершил ошибку, попытавшись сблизиться с ней. Его связь с его же шефом быстро превращалась во что-то очень серьезное. По крайней мере для него, но не для нее.