Хранитель (СИ) - Вакина Ася. Страница 17

Хотя сжимая его шею пальцами, всадник уже знал точно, чьи интересы представлял черный мужчина. Немного ослабив хватку, позволил ему говорить. Но первое, что сделал уроженец Уолту, рассмеялся в голос, а затем презрительно произнес:

— Как она была прекрасна, ты не представляешь, — он так уверенно это произнес, что на секунду всадник усомнился в том, что все увидел правильно, без искажений. — Столько страсти в этой милой девочке. Уверен, другие тоже не хуже. Давай на пару отымеем двенадцатую? — предложил хриплым голосом Сальконе.

— Заткнись, — всадник сильнее сжал горло, вглядываясь в злые глаза черного мужчины. Сальконе снова захрипел, но смеяться не переставал.

Через минуту он был связан по рукам и ногам и перекинут через седло запасной лошади.

Лишь тогда верховный всадник решился постучать в дверь монастыря.

— Романо, — бросилась ему на шею настоятельница, заливаясь слезами. — Наконец-то…

— Не беспокойтесь, матушка, — погладив женщину по голове, ровным голосом проговорил всадник, — Сальконе пойман и поедет с нами. — Теперь вас здесь никто не потревожит.

Взяв себя в руки, настоятельница отстранилась и пригласила всадников войти.

— Матушка, — обратился к ней Романо, — у нас совсем мало времени. Собери девушек, едем сегодня.

— Как?.. — рука настоятельницы безвольно упала. — И он… не приедет?

Не могла не спросить. Не сдержалась.

— Он нашел ее, матушка, — произнес всадник. — Обряд через три дня.

Настоятельница зажала рукой рот. Вот и все. Через полчаса уедут ее любимые девочки, и останется она одна с кучкой старушек-монахинь. Некого будет ругать за шалости. Не за кем смотреть. А последняя фраза совсем ее подкосила. Матушка опустилась на порог.

— Дозволь дух перевести…

— Уныние, говорят, грех, — тихо проговорил всадник, видимо, желая успокоить.

— Поклянись мне, Романо, что с ними ничего не случится, — взмолилась настоятельница. — Все они мне, как дочери. И необычайно трудно теперь их отпускать. Зная, что никогда больше не увижу.

— С ними будет все в порядке.

Настоятельница поднялась и, открыв дверь одной из келий, дала указание оповестить девушек о быстрых сборах в дальнюю дорогу.

Через полчаса с небольшими узлами девушки стояли у входа в монастырь. Платья для этой, возможно, самой важной в их жизни дороги, настоятельница монастыря каждой выбирала лично. Подбирала удобные сапожки и красивые узорчатые платки. Пусть их грешные головы до последнего момента перед обрядом будут покрыты.

— Куда мы поедем, матушка? — спросила Двенадцать, любопытно оглядывая всадников. — Ты едешь с нами?

— Нет, — коротко ответила настоятельница. — Теперь вам предстоит другая жизнь, вне стен монастыря. Надеюсь, что вы будете вести ее достойно и… хоть иногда нас вспоминать… — из глаз матушки ручьями полились слезы и она бросилась обнимать девушек.

— Конечно, будем, матушка, — заверила Один.

— Ни за что не забудем, — обливаясь слезами прошептала Семь.

— Пора, — верховный всадник прервал прощания, осторожно подцепив Семь за локоть. Остальные всадники тоже распределили девушек. Каждый помог своей девушке забраться на лошадь и сел позади, осторожно обнимая за талию.

— Храни вас Бог, — забывшись, сквозь слезы прошептала матушка и упала на колени, сотрясаемая рыданиями.

Всадники с ее названными дочерями удалялись, поднимая мутные в ночи клубы пыли.

ГЛАВА 4

Мысли девушек быстро стали известны Романо. Они сияли ярче, чем звезды на небе, затмевая все происходящее вокруг. Жаркий пламенный трепет в груди, сильное желание доехать до места назначения, чтобы… начать, наконец, готовиться к свадьбе…

Все, как одна подумали, что матушка подыскала им достойную партию. И только его Семь ничего не думала. Она не знала, а потому не давала волю фантазиям. Молилась, отчего по коже верховного всадника то и дело пробегали холодные мурашки. Странно было и то, что она не боялась. Скорее всего, слепо доверяла настоятельнице, верила, что не может их матушка пожелать им плохого, а тем более послать всех разом куда-то на погибель.

От нее приятно пахло корицей. Давно забытый запах из детства. Всадник невольно наклонил голову, чтобы жадно втянуть этот аромат и, на секунду закрыв глаза, вспомнить свою давно погибшую от рук лекаря-чародея мать. Семь сидела спиной, но он почему-то видел ее лицо.

Занавес.

Снова принялась молиться. И почему именно ему выпала честь везти эту набожную пташку. Но надо было признать, что она была действительно красива. Романо даже успел между молитвами увидеть ее без одежды. Сладкая. Невинная и чистая.

Отогнав прочь волнующие мысли, заставил себя подумать о маршруте и вынужденной остановке для отдыха. Они со всадниками могли скакать целые сутки, не останавливаясь. Но девушки. Никогда не сидящие в седле. Романо втянул запах справа и увидел красные отметины на внутренней стороне бедер у каждой девушки. Двухчасовая езда сказывалась. Но ни одна из них не пожаловалась. Так были воспитаны. Молодец, матушка, удружила.

Присвистнув, он заставил всадников сбавить скорость и постепенно остановиться. Что же было в головах у его ребят? Неизменная похоть. Близость невинных девушек раззадоривала их сущность. Но все без исключения всадники четко понимали, что не просто не тронут ни одну из девушек, но и впоследствии, при удачном стечении всех обстоятельств, они вынуждены будут их забыть. Потому так бешено колотились сердца, желающие вкусить запретный плод.

Стоянку он выбрал традиционно. Бывая в этих краях, останавливался в харчевне "Кио". Нравилась кухня и услужливость хозяев. А теперь выбор пал сюда из-за больших дубовых столов, способных уместить их необычайно большую компанию. Позволив всадникам и девушкам рассаживаться, он вошел за занавеску. Хозяин — маленький суховатый киорец — смотрел на него и разводил руками:

— Я не готовился, месье, принять такую большую компанию… Извиняйте.

— Много не прошу, — снисходительно обратился Романо. — Накорми, чем сможешь. Нам предстоит еще долгая дорога. Не отказывай старому приятелю.

Киорец низко поклонился, выражая высшую форму уважения у представителей его нации.

— Не серчай, Романо, накормлю, чем смогу.

Верховный всадник круто развернулся и, отыскав глазами Семь, поспешил занять место с ней рядом. Девушки специально были распределены, потому что в данном случае представляли большую ценность в самом, что ни на есть, глобальнейшем масштабе. Потому каждый отвечал за свою, доверенную только ему одному.

— А куда мы едем? — рискнула, наконец, спросить Шесть, широко и непринужденно улыбаясь.

— Увидишь, когда приедем, — гневно буркнул ее всадник. Она покосилась на него с упреком и усмехнулась. "До чего ж он сердит", — услышал Романо ее мысли. Занавес. Его Семь, поставив локти на стол, принялась воздавать хвалу Всевышнему за трапезу, которую он им всем посылает. Конечно, ничего плохого в этом не было. Но по спине всадника снова побежали холодные мурашки, и он не выдержал:

— Перестань, а?

Девушка испуганно прервала свой тихий внутренний святой монолог.

— Что? — переспросила так невинно и захлопала огромными черными ресницами. Ну, как это, а? Зачем она так делает.

— Не молись, пожалуйста, — тихо попросил Романо.

Закон перевозки девственниц запрещал всадникам излишне с ними общаться. Только по необходимости. И верховный всадник мысленно чертыхнулся.

— Почему? — снова невинно так, ласково. Ее голос был необычайно певуч и бархатист. Всаднику показалось, что он мог бы под него засыпать. И, может, наконец, выспаться.

— Будет еще время, — решил отмахнуться он.

— Хорошо, — согласилась девушка. — Если вам не нравится…

Да ему все в ней нравилось. Но эти мурашки заставляли его мышцы невольно сокращаться. А он весь состоял из мышц. Как и все его ребята.

Дочь хозяина принесла большой поднос, полный свежеиспеченных благоухающих булочек и два больших кувшина молока.