Невеста берсерка (СИ) - Федорова Екатерина. Страница 28
Значит, близится Фимбулвинтер.
Старая история — жил-был бог Один, и был у него прекрасный сын Бальдр. Бог света, добра, любви, весны…
Всего самого лучшего, насмешливо подумал Харальд.
А потом бог коварства Локи, его дед и отец Ермунгарда, подстроил так, чтобы слепой бог Хед убил Бальдра. И за это хитреца Локи другие добрые боги привязали к скале — причем кишками его же собственного сына, Вали.
Потому что это единственные узы, которых Локи не посмеет разорвать.
И капает на тело Локи своим ядом змея, примостившаяся над ним — а Сигюн, его верная жена, стоит рядом и держит чашу. Иногда она отходит, чтобы выплеснуть собранное, и тогда яд прожигает тело Локи. Бог коварства корчится в муках, отчего вся земля трясется…
Но предсказано, что Локи со своими детьми рано или поздно затеют Рагнарек, последнюю битву. После которой Бальдр воскреснет. Кроме того, еще двое сыновей-богов Одина останутся в живых. И два сына бога Тора. А Локи и все его потомство погибнут…
Харальду эта история не понравилась с самого начала, как только он услышал ее от скальдов. Ну зачем потомству Локи — среди которых был и Ермунгард — начинать этот Рагнарек? Если они после него все равно погибнут?
А единственные, кто выиграет от Рагнарека, это Один и Тор. Пусть их самих не станет — но пятеро их сыновей унаследуют мир. В котором не будет ни Локи, ни Ермунгарда…
Ни его, Харальда.
— Ярл. Ярл, где ты? — заорал где-то на берегу Кейлев.
Он еще раз окунулся в мелкие волны и встал. Рявкнул:
— Сюда.
Кейлев подбежал — и даже не попятился, когда Харальд вышел на берег. Только спросил с беспокойством:
— Ярл, как ты? Привести сюда девчонку?
— Я не бык в стойле, — проворчал Харальд, хмурясь. — Мне никого приводить не надо, сам доберусь. Мне сейчас нужно отдохнуть, Кейлев. Убери всех с моего драккара. Хочу тишины. И пришли туда кого-нибудь с едой и питьем. Найди мне чистую одежду, переодеться. Сундука с моими тряпками я не взял…
— Да, ярл, — с готовностью сказал Кейлев.
Харальд оглянулся.
Прибывающий свет высвечивал разрубленные тела, валяющиеся по всему берегу. Там, где он убил ярла Хрорика, землю укрывало кровавое месиво — сплошное, без просветов…
Над Йорингардом уже каркали вороны.
— И вот еще что, — сказал он, тяжело ворочая языком. — Здесь где-то бегает Убби — он этой ночью встал под мою руку со своими людьми. Найди его. Отправьте спать всех, кого можно. Стены охранять редкой цепью. К устью фьорда отправь одну лодку, не больше. На скалы стражу не ставьте, не до этого. В поместье есть рабы. Пусть они соберут все тела и похоронят. Из тех, кто ушел со мной, выжили только Бъерн и Ларс. Скажи им, что они могут выбрать себе любой из драккаров, стоящих у берега. Только мой пусть оставят мне.
— Все сделаю, ярл, — Кейлев кивнул, глядя преданно и с восхищением.
Придется дать драккар и ему, хмуро подумал Харальд. За сообразительность…
Вот только где потом найти хирды для его новых хирдманов?
Он тряхнул головой, отгоняя лишние мысли. Сейчас ответов все равно не найти. Потом, все потом… Спросил:
— Где мой драккар?
— Там, ярл, — старик ткнул влево. — Последний в ряду.
Харальд распорядился напоследок:
— Скажи Убби, чтобы с Грюмира глаз не спускали — я с ним еще потолкую…
И зашагал к своему кораблю.
Большая часть его людей уже успела выбраться на берег — и сейчас стояла толпой, дожидаясь возвращения Кейлева. При виде ярла, размашисто шагающего в их сторону, на многих лицах появилось облегчение. Самые молодые даже заулыбались.
Еще и потому, мелькнула у Харальда мысль, что Кейлев шел за ним по пятам. Показывая всем и каждому, что с ярлом все в порядке — вон, сам он топает в шаге от него, и ничего, жив…
Харальд на ходу скосил глаза. Серебристые корни по-прежнему змеились на коже плеча. Но сияние их выцвело, заглушенное светом разгорающейся над Йорингардом зари.
Вот и хорошо, рассудительно подумал он. Глядишь, девчонка не так сильно испугается.
Потому что если тогда, в море, она не разглядела морды зверя на его лице — то ли солнце ей било в глаза, то ли сам зверь тогда показался тольку ему — то теперь все по-другому. Сияние на его лице видят все, а значит, и она увидит…
Он взобрался на драккар по веревочному концу, плававшему в воде. Рявкнул на четырех парней, сидевших возле низкого, ему по плечо, чулана, куда должны были спрятать Добаву:
— Все на берег… и чтобы никого на палубе не осталось.
Молодые викинги вскочили и убрались, пряча понимающие ухмылки. Они побывали в немногих походах, и сами знали — после горячки боя завалить бабу на спину самое то. Враз отходишь, и от всего сразу…
Харальд сунулся за занавески. Пригнувшись, сделал один шаг. Опустился на одно колено.
Коснулся пальцами правой руки палубы, замер, глядя в тот угол, куда забилась Добава.
Надо думать, наслушалась криков, мелькнула у него мысль. А теперь еще и на него насмотрится…
Девчонка сидела, закутавшись в меховое покрывало, прихваченное из его опочивальни в Хааленсваге. Смотрела на него расширившимися глазами.
Здесь, в полутьме за занавесками, морда зверя на лице Харальда опять налилась светом.
Узнает или нет, устало подумал он. Примет или нет…
Когда к ней за занавески зашло не пойми что — тело как у человека, а вместо лица страшная, сияющая серебром морда, пускающая серебряные корни в плечи — Забаву охватил такой ужас, что дыхание перехватило. И сердце заколотилось дико, бешено.
Где-то вдалеке переговаривались люди — на незнакомом, лязгающем железом чужанском языке. Воронье каркало, вода плескалась…
А чудище, зашедшее к ней за занавески, опустилось на одно колено. Замерло, кинув руку на пол, пригнулось.
Да так и застыло.
Забава смотрела… и с ужасом узнавала.
Вон те косицы — как у Харальда. И плечи у него такие же широкие, как у этого чудища. И лоб вроде бы похож, такой же широкий и высокий. Волосы, хоть и вплетены в них сияющие нити, но — пегие. А глаза серебряные…
И голос, бросивший несколько слов перед тем, как человек с мордой вместо лица зашел к ней за занавески, звучал совсем как голос Харальда-чужанина.
А еще он ждал. Не кидался, не тащил куда-то, не рвал на ней одежду — точнее, оставшуюся от нее единственную рубаху…
И вот по этому ожиданию Забава поняла окончательно — Харальд. Он, и никто другой.
Только что с ним сталось?
Наверно, околдовал кто-нибудь, с горестным испугом подумала она, выпутываясь из складок мехового покрывала. Иначе как все это объяснить? Ни земель здешних, ни того, как эти чужане живут, она не знает. Может, у местных такое колдовство и в ходу, и в обычае…
Забава привстала, склонив голову. Сделала два шага, тут же оказавшись перед Харальдом. От ее рубахи до его груди расстояния осталось — в половину ладони, не больше.
Она, не думая об этом, коснулась одной из косиц. Волосы на ощупь оказались мокрые, жестковатые от морской соли. Совсем как косицы Харальда тогда, на лодке после купания.
И Забава, испуганно выдохнув:
— Харальд.
Обхватила его голову двумя руками. Потянула к себе, путаясь пальцами в его волосах. Потом ухватилась за колючие, в щетине, щеки, запрокинула ему голову вверх, чтобы посмотреть в лицо.
Навстречу ей яростно и люто блеснули серебряные глаза, обведенные глазницами зверя…
Ну вот и ладно, удовлетворенно подумал Харальд, едва Добава встала и шагнула к нему. Дернул левой рукой завязки штанов — тело начало просить своего, едва увидел девчонку, забившуюся в угол.
А она, дуреха, еще и голову его к себе прижала. И Харальд уткнулся лбом ей в грудь, ощутив дрожавшие справа и слева грудки…
Последняя покаянная мысль — обещал ведь заласкать всю, с ног до головы, а сам вместо этого думает лишь о том, как бы поскорей ей ноги раздвинуть — исчезла.
Харальд, подхватив с двух сторон подол женской рубахи, потянул ткань вверх.