с любовью, Смерть (СИ) - Шермер Ольга. Страница 4

Вторая мутная душа оказалась привязанной. Родные так не хотели ее отпускать, что случился надлом — часть все же попала к нам, в Департамент, а часть так и осталась в доме — невидимая никем, тихая, спрятавшаяся в углу, за паутиной.

Разве что долго искали вещь, за которую она так держалась. Как выяснилось позже, супруг украдкой стащил с тела обручальное кольцо — не корысти ради, а лишь памяти для.

Но вот пока мы добились разрешения осмотреть вещи, пока отговорили нетерпеливого Рана размахивать косой, норовя порушить все в пределах досягаемости, пока осмотрели все, вплоть до зубной щетки — лишь тогда вдовец, достав из шкатулки украшение, вздохнул: "Может, это из-за кольца?"

И невесомая белая субстанция сама подплыла к нам, пробежалась облаком вокруг ладони мужа и растворилась.

Кольцо мы в итоге разрешили оставить. Ушедшим иногда достаточно лишь признания, и это лучший вариант развития событий.

Сложнее, когда душа злится. Когда ее эмоции сильны настолько, что даже позволяют принять облик, схожий с физическим телом. Иногда даже видимый некоторыми, как это было с господином Ваэлем. И, чаще всего, слишком агрессивный.

"Невидимки" были одними из самых проблемных. Они могли как сливаться с вещами, так и просто парить в воздухе, незаметные нашему глазу. Вычислять было противнее всего.

Для полноты картины, как раз такой оказалась наша третья на сегодня душа.

— Обожаю свою работу, — заключил напарник, вися вниз головой рядом с люстрой и скрестив на груди руки. Коса его лезвием застряла между стеной и ножкой шкафа, и напарник какое-то время пытался ее притянуть, но угрозы хозяйки дома: "Повредишь мебель — сломаю шею" как-то усмирили его пыл. А ведь Ран мог, поскольку притягивать косу сложными зигзагами он не умел, и велика была угроза, что вместо одного антикварного шкафа станет их у хозяйки два. Правда, для своих обязанностей абсолютно не пригодных.

Поэтому отдувалась одна я — медленно перемещалась по комнате, выставив перед собой левую ладонь и пытаясь нащупать нашу жертву.

Играться с напарником душе надоело. Парень рухнул на журнальный стол, проломив его собственной поясницей и зашипев от боли, а, увидев возмущенно распахнутый рот хозяйки, вскочил, словно пружинка, и, выпалив: "Про стол разговоров не было" — выдернул косу из-за шкафа и рассек крест-накрест воздух, не то вытрепываясь, не то надеясь тем самым нашу беглую душу зацепить.

"Спокойствию" женщины можно было лишь позавидовать. Во всей ситуации с участием чьей-то блудной души, девицы со светящейся рукой, парня с косой и полной разрухи, больше всего ее волновал шкаф и "уроды-обманщики", что продали ей дом по дешевке и скрылись в неизвестном направлении.

Неподалеку зашевелилась ваза. Опрокинулась, прокатилась с хрустом по пыльной поверхности комода, сбила статуэтку черной кошки…

— Вы надо мной издеваетесь, — топнула ногой хозяйка.

Тапок ее тоже, видать, возмутился. Он сорвался с ноги и запрыгал по комнате так резво, словно стремился прихлопнуть невидимого таракана. Ран переметнулся на кресло, держа косу наготове, я тремя шагами нагнала взбесившуюся обувь и прихлопнула рукой.

Под ладонью расползалось свечение — субстанция, похожая на прозрачный кисель, тянулась ко мне, тапок дергался, но никак не хотел с ней расставаться.

В какой-то момент я даже уверилась, что сейчас получу подошвой прямо в лоб, но с криком: "По-оберегись" и вспышкой лезвия между нами приземлился Ран.

Меня откинуло в одну сторону, тапок — в другую, сбив им еще одну вазу, самую большую, стоявшую в углу.

— Ну и где? — огорченно произнес напарник, покосившись на все еще голодную косу.

— Здесь, — пробормотала я, демонстрируя ему свою руку.

Душа цеплялась за кожу, точно горячая карамель, вливалась в поры, заполняла собой линии, проникая до самых костей, обжигала кровь, заставляя меня с ужасом ловить каждый миг. Каждый миг ее жизни…

И смерти.

Он не догонит. Не найдет меня здесь. Внизу кричит сестра, грозит вызвать полицию.

Слышу шаги, тяжелые удары.

Вдребезги разлетелось стекло.

Защелкнут замок. Все стихло.

На мгновение показалось, что время замерло. Ни шума, ни криков.

Лишь спустя пару секунд прозвучал удар — гулкий, мягкий, странный… точно топор вошел в податливую плоть.

И снова. Снова. Снова.

А затем шаги на лестнице, все громче. Я слышу их за стеной.

Они удаляются по коридору к нашей комнате. Страшно, хочется плакать и кричать, но даже вздохнуть боязно.

Сестра где-то там, внизу…

Шаги стихли. Проворачиваю ручку двери как можно более неслышно. Выглядываю, озираюсь по сторонам — никого.

На коленках ползу к лестнице, держась за поручни, приподнимаюсь и стекаю на первый этаж.

Вижу ноги сестры в полосатых чулках, что дарила я ей на день рождения, а выше… ничего. Остальное лежит поодаль.

Дыхание замирает, звуки за спиной кажутся собственными ударами сердца. Все происходит быстро, так быстро, что даже боли нет.

…только темнота обнимает вязко и тянет за собой…

— А ну, завязывай, — Крик Рана оборвал чужие нити, взмах косы молнией прошел перед глазами.

Упав на колени, пытаясь отдышаться, я подняла взгляд на напарника. Тот уже стоял, как ни в чем не бывало, театрально убирая несуществующие соринки с лезвия.

— Жива? — между делом поинтересовался он.

— Кажется… — Я тяжело вдохнула, воздух прорвался в легкие, ощущение тела вернулось ко мне. — Ты ее поймал?

— Поймал, все в порядке. Никто не пострадал. Хотя, признаться, глаза ты закатываешь эффектно…

— Чужие жизни я тоже эффектно проживаю, — привычно отозвалась я и встала, вместо протянутой руки напарника опершись на стоящее рядом кресло.

Перед хозяйкой извиняться пришлось мне, зная дипломатичность Рана, с которого станется вежливо послать ее подальше, а потом получить очередную жалобу в адрес руководства.

Женщина настойчиво требовала возместить ей все убытки немедленно, словно мы ее не избавили от "неудобств", а сами же их и подбросили. Да еще и стол сломали, паразиты. "Если ее это утешит — мне было куда больнее, чем столу", — пробурчал Ран, выходя из дома.

Да, хозяйку не устраивало то, что ночами гремит посуда. Что слышатся шаги на лестнице и чьи-то крики.

Но беспорядок в доме после нашего своевременного вмешательства ее не устраивал куда больше.

— Как думаешь, — первым делом спросила я, едва мы сели в машину, — а кем приходились погибшей те, кто продали дом?

— Убийцами, скорее всего, — флегматично отозвался Ран и вжал в пол педаль газа.

— Так, с мутными разобрались. Из новых пятнадцать светлых и шесть темных…

Вписав в протокол цифры, я выдохнула и недоброжелательно покосилась на тумбу, где красовалась еще целая стопка дел.

Люди умирают. Умирают сотнями, тысячами. От старости, из-за болезни, по глупости и неосторожности — чьей-то или своей…

То, кем они были, чем они жили, сохраняется в их душах и вместе с ними переходит в Последний Департамент.

Наш отдел был в нем самым востребованным. Помимо ведения нудной отчетности по "качеству" и "количеству" душ, поступивших в течение дня, нам надлежало еще разыскивать и собирать души мутные, особо проблемные.

Веселее работа была только у Ловцов, которых мы призывали на подмогу, когда сами не справлялись чисто физически. Души, наподобие господина Ваэля, иногда набирали такую мощь, что без проблем могли оторвать от земли легковую машину (а то и грузовую, но к счастью, до такого в нашей практике еще не доходило) и метнуть ее на несколько метров, грозя втереть первого встречного в землю.

Несмотря на то, что инициация подарила нам возможности, отличные от простых человеческих, болевой порог не слишком-то изменился, и то, что нас не убивало, все равно доставляло незабываемые минуты, а то и часы мучений.