с любовью, Смерть (СИ) - Шермер Ольга. Страница 79

Нервно усмехнувшись, я поблагодарила его за уделенное мне время и бросилась искать нужную дверь.

Прямо на пороге я столкнулась с еще двумя Хранителями, которые сначала окинули меня вопросительными взглядами, но потом уступили дорогу, даже придержав дверь.

Напоследок, опять же не дожидаясь моих вопросов, меня предупредили, что состояние Рана стабильно, но когда очнется — неизвестно. Это связано и с тем, что происшествие неординарно, и с тем, что сложно представить последствия, положенные на измененный организм собирателя душ.

Вот не люблю эмпатов, телепатов, менталистов и иже с ними, но возможность не вдаваться в лишние объяснения порой очень выручала. Особенно когда и времени нет, и слова в предложения не вяжутся. Только эмоции зашкаливают.

В палате было темно. Не спасал даже маленький светильник над кроватью — мягко подсвечивая отключенные приборы и блондинистую макушку, он вырисовывал глубокие тени на лице напарника. Это вблизи я поняла, что то были действительно тени, а не страшные мертвецкие впадины на щеках. Внешне Ран никак не изменился, и его пугающее сходство с нежитью оказалось лишь плодом моей забитой фантазии.

Передумав, я не стала брать стул, а принялась ходить туда-обратно у кровати, не зная, что следует делать в таких ситуациях. Разговаривать с ним? А смысл? Разве он слышит? А если слышит — что нужно говорить? И запомнит ли он услышанное? Меня ведь так и подмывало наговорить такого, чего я еще никому в жизни не говорила или о чем потом буду жалеть.

— …я, наверное, уволюсь. Или переведусь. Не знаю. А еще соберу вещи и вернусь к себе домой. Или сниму квартиру, пока там ремонт. Я так боялась, что с тобой произойдет… то, что произошло. В тех моих кошмарах, конечно, и заканчивалось все куда более плачевно, но кто знает, почему повезло в этот раз и повезет ли в следующий? Меня же от общества изолировать надо. От тебя изолировать. Если к смерти незнакомых людей я уже привыкла, то тех повторяющихся снов мне хватило, чтобы понять, что к твоей я не привыкну никогда. Наоборот, только страшнее с каждым разом. И это ожидание… Да, представляешь? Я настолько этого боюсь, что мне кажется, это лишь вопрос времени. Пороховая бочка, на которой мы сидим вдвоем, и ты как назло жмешься все теснее и спички в солому под ногами подбрасываешь, смеясь.

Слова лились сплошным потоком. Не думала, что будет так просто разговаривать с безмолвным собеседником. Не думала, что во мне столько всего накопилось.

Ощущение пробитой плотины подсознания, разделяющей Арис на двух разных людей, усиливалось. Та, привычная, сидела бы и молчала. Не ушла бы, конечно, не оставила бы Рана одного в отвратительно белой палате, но молчала бы.

А может, это все глупости? Нет никаких "двух Арис" в моем мозгу, есть просто Ран, который постепенно меня подталкивал к раскрытию, и добился — спустя столько лет.

А может… а может, я просто его люблю. Ведь именно это и делает людей слабыми и уязвимыми, ломает так старательно возводимую годами защиту. Ты можешь сколько угодно хватать опадающие пластины тяжелой брони, силясь собрать свой доспех обратно, но все равно рано или поздно остаешься в одном подлатнике перед озлобленным, вооруженным войском. И замираешь, раскинув руки в стороны, прикрываешь глаза и ждешь, когда добьют.

А может, я просто запуталась.

Устало опустившись прямо на пол рядом с кроватью, я спиной прислонилась к тумбочке.

Тишина, растекшаяся по палате, нисколько не успокаивала. Заставляла прислушиваться к тихому дыханию да пускала мрачные мысли в подсознание.

— Ты меня как-то просил спеть тебе колыбельную. Если честно, я даже не помню ни одной. Отрывки лишь какие-то. Хотя это не только песен касается. Глупо, наверное, но я хорошо помню мамин запах — он словно въелся в один из ящиков комода, видимо, она когда-то там духи свои пролила. А лица ее — нет. Только голова начинает болеть, когда вспомнить пытаюсь. Наша жизнь все сильнее нам не принадлежит. Согласись, забавно звучит, с учетом специфики нашей профессии? — Я хмыкнула и замолчала, точно действительно давая Рану время на ответ. Вздохнула. — Ладно. Уговорил, бес красноречивый. Только не вздумай мне это припоминать, слышишь? Кивни, если понял. — И выглянула из-за тумбочки, чтобы не пропустить момент согласия. А вдруг?..

Согласия не последовало. Я вздохнула снова, перебрала в голове какие-то обрывистые строчки, и тихо напела:

Белая ночь над заоблачной гаванью,

Белая дымка над сизой рекой…

Тихою поступью, облаком палевым,

Скоро ты снова вернешься домой.

Ран спал. Может быть, конечно, притворялся. А может, действительно ничего не слышал. Во второе верилось проще, но первое было желаннее.

Ветер бессовестный, что в твоих странствиях?

Есть ли за радугой призрак пути?

Кто там укроет тебя пледом ласково,

Утром спокойно позволив уйти?..

Спросил бы меня кто-нибудь, зачем вообще спящему — колыбельная, я бы пожала плечами. Понятия не имею. Я просто не знаю, о чем думать и что говорить. А сидеть молча у кровати, словно у гроба, мне было слишком страшно.

Тихая музыка, пламя в подсвечнике,

Голосом сотканы грани миров.

Я не отдам тебя огненной вечности,

Я не оставлю тебя в мире снов.

Видимо, я слишком верила в то, что проснусь — и Ран уже будет здоров и бодр, а от того тоска накатила с новой силой, когда утром обнаружилось, что он так и не пришел в себя.

На рассвете нас навестили Хранители. Обследовали напарника, сказали, что мне стоит сходить к Теннанту, дабы он взглянул на мой перелом, снял гипс и отправил домой. И смотрели на меня со смесью умиления и сожаления, когда я спрашивала, а могу ли я тут остаться, в палате? "Конечно, можете, но оно вам надо? Он, может, не проснется еще неделю, две, месяц… Так что же вы, так и будете здесь сидеть? Вам тоже ведь отдыхать надо. Хотя бы сходите, кофе попейте".

Кофе я не любила. С гипсом было неудобно. Без Рана — паршиво.

Так я и слонялась до вечера по больнице — перелом зажил, спасибо хваленой регенерации — я снова владела двумя руками, не ощущая себя калекой. Монстром — да. Но не калекой. Написала с телефона напарника сообщение Лиру, что мы "выехали за город по работе, связь плохая, присмотри за парнями".

Созвонилась с Тиан, которая уже знала о произошедшем от Кары. К счастью, без лишних подробностей. В голосе начальства звенели нотки возмущения от того, что два сотрудника вновь единовременно выбыли из строя, но выздоровления нам она пожелала вполне искренне.

Прочитала сообщение от самой Кары, в котором она попросила нас сообщить о самочувствии, а заодно в постскриптуме похвасталась, что избавилась и от усов, и от яркого костюма, который мог кому-нибудь запомниться.

Выпила примерно с десяток стаканов зеленого чая, который уже, по правде говоря, не лез. Впрочем, о еде думать не хотелось вовсе, так что приходилось вливать в себя горячее, обманывая организм.

Поразглядывала мерцающие лепестки анории, которую еще вчера оставила здесь Кара, и даже всерьез задумалась, а не раскрыть ли колбу, чтобы отключиться и просто забыть произошедшее как обычный страшный сон. Останавливало, наверное, лишь то, что действие анории исчислялось минутами, а до момента, который мне так хотелось вырвать из памяти, нужно было отматывать почти сутки.

Следующий день я и вовсе записала в список несуществующих. Настолько бездарно тратить время мне было совестно, но при этом — единственно возможно. Я считала полоски между плитками на стене и сбивалась по малейшему шороху, думая, что это Ран приходит в себя. Но нет — то пробегал техперсонал со швабрами, то заходили Хранители, то на телефон прилетали какие-то сообщения и он вибрировал, шурша корпусом по тумбочке.