Завещание с простыми условиями (СИ) - Кроткова Изабелла. Страница 27

Внутри подъезда, как всегда, меня встретила кричащая роскошь и мертвая тишина.

Внезапно я подумала о том, что ни разу ни с кем не столкнулась ни в самом подъезде, ни на площадке.

А живет ли здесь вообще кто-нибудь, кроме меня?..

Вспомнился рассказ Корсакова о соседях с третьего этажа, на чей балкон якобы упал портрет. А существуют ли они?..

Размышляя об этом, я вошла в квартиру и с облегчением стянула сапоги. Ух, как устали ноги с непривычки!

Оглядела прихожую. Покой и благодать, все двери закрыты.

Ничем не пахнет.

Сняла пальто и повесила в шкаф. Посмотрелась на себя в огромное зеркало в черной раме. Да, было от чего позеленеть Мигуновой!

Только глаза у меня какие-то странные. Как-то… потускнели что ли, будто выцвели…

Да нет, просто тут свет такой, — сказал сидящий внутри оптимист.

Так хотелось поверить ему…

Вздохнув, я прошмыгнула мимо гостиной в дверь под лестницей и очутилась на кухне. Сейчас выпью зеленого чая, и надо бы заняться гуселаповским интервью.

Но прежде нужно найти завещание.

Призадумавшись, я поставила чайник на плиту и опустилась на дубовый стул.

Невольно прислушиваясь к гнетущей тишине, царящей в столовой.

Потом покосилась на дверной проем, уводящий в непроглядную темноту.

Да нет, вроде ничего.

МАРТА, ЗАЙДИ КО МНЕ.

Я застыла.

МАРТА!

Это он, мой отец.

Я ЛЮБЛЮ ЕГО.

…Нет, нет, что это я мелю?..

Я подскочила, как ужаленная, и ринулась в угол кухни.

Господи, скорее бы чайник вскипел!..

Как часто ты произносишь это дурацкое слово — Господи.

Ну что это со мной, черт возьми?!

Марта, прошу тебя, не поминай черта, пока не узнаешь его лично…

Стараясь не слушать голос, звучащий из гостиной, я открыла дверцу буфета, чтобы достать мою любимую чашку со змеей Шань-Е, и… замерла, вспомнив зрительной памятью только что скользнувшую мимо картинку…

На столе стоит хрустальный бокал.

Рывком обернулась… Так и есть — вот он. Но я не пила из него. Он должен стоять в буфете!..

Я, трясясь, заглянула в буфет. Одного бокала не хватает. Зато… Мать честная!

На полочке стояла темная бутылочка знакомой формы. Откуда она взялась?!

Я достала бутылку, удивившись ее необычайной легкости. И сразу поняла:

абсента внутри совсем мало!

Кто-то пил из нее!

Я, перестав дышать, подошла к бокалу, и, не решившись взять его в руки, заглянула внутрь.

На самом донышке плескалось несколько зеленых капель. Господи!..

Давай выпьем за мое скорое возвращение!

Голос прозвучал чуть слышнее.

Моя рука сама потянулась к бутылке, откупорила ее и налила оставшийся напиток в китайскую чашку.

Я поднесла чашку ко рту и выпила. После чего швырнула пустую бутылку в пластиковый пакет для мусора.

А теперь иди ко мне.

Дверной проем качнулся и стал, как в пучину океана, засасывать меня в свое черное нутро.

Я начала втягиваться в него, как в космос.

Ноги быстро засеменили, не успевая за волной воздушного потока.

Она легко внесла меня в гостиную и поставила перед портретом.

Я подняла на него бесцветные глаза и… улыбнулась.

Здравствуй, папа.

Мне показалось, что он стоит еще ближе — теперь расстояние до луга было короче, чем до леса. В воздухе веяло речной влагой и душистым травяным ароматом.

Как хорошо!

КАКАЯ ТЫ КРАСИВАЯ! ТАК И ДОЛЖНО БЫТЬ. ТЫ ДОЛЖНА БЫТЬ САМОЙ ЛУЧШЕЙ!

Невероятное счастье вдруг захлестнуло меня — будто за спиной выросли крылья.

Ты тоже самый лучший!

Его фигура стала еще более плотной; казалось, можно пощупать рукой его налившиеся живой кровью мускулы. На лице застыло самодовольное выражение.

От легкого ветра меня закачало.

Какие-то слабые, неясные озарения блеснули в голове… Но я недовольно отогнала их.

ТЫ СТАНОВИШЬСЯ ВСЕ БОЛЬШЕ ПОХОЖЕЙ НА МЕНЯ.

Это прекрасно, папа!

Меня охватила неземная эйфория. На какой-то момент вдруг почудилось, что я там, внутри картины, будто я ступила на луг; я даже ощутила под босыми ногами мокрую от росы траву…

Ветер стих, и я очнулась от видения. Потом медленно взглянула под ноги и увидела красиво выложенный паркет.

ПОНРАВИЛОСЬ? ОСТАЛОСЬ ПОДОЖДАТЬ СОВСЕМ НЕМНОГО, И ТОГДА…

…Что это за резкий звук? Чайник! Верещит, как паровозная сирена! А я… сижу, положив голову на стол. В алом платье из тонкой шерсти и тапочках.

В столовой тишина. Никакого движения. Полное безветрие и безмолвие.

И в кухне тоже все тихо. Тяжелые шторы не шелохнутся. Не мигнет огонек яркой лампочки. Лишь весело мерцают язычки газового пламени…

Но что-то только что произошло.

У меня какое-то странное ощущение — могильного холода. Будто я чудом вернулась с того света…

Я наморщила лоб, пытаясь вытянуть из недр памяти утраченные сведения об этом отрезке времени…

Не помню. Ничего не помню.

Налив чай и прихватив с собой чайник с кипятком, я побрела по тускло освещенной лестнице в спальню.

Какой-то провал в памяти. Осталось только чувство… Неосознанное, обрывочное чувство того, что я

побывала в преисподней.

…Как холодно!

Я сижу на кровати, закутавшись в плед. У меня озноб и привкус какой-то горькой травы в носу и во рту. Холод пробирает с головы до пят. Я пью горячий чай, а в глазах стоит какая-то мутная пелена…

Я хотела что-то найти…

Но меркнет свет, и глаза мои закрываются, а потом какие-то тихие шаги

у самой двери спальни…

слабый скрип, тихий шелест, смрадное дыхание и запах…

запах ванили

бормочущий мое имя и что-то еще голос; потом снова шаги, но только теперь они удаляются, а вместе с ними удаляется зловоние и сладкий аромат ванили

снова скрип…

И тишина.

ГЛАВА 16

Резкий звонок будильника рассек эту глухую, высокую, чердачную тишину. Словно ножом, разрезал безмолвие осеннего рассвета.

Голова была тяжелой, как чугунный котел.

…Ходил на поклон…

…Падал на ступени….

Я с трудом оторвала неподъемную голову от подушки. Потом приподнялась и села на мятой шелковой простыне. Посидев с минуту, накинула халат и вышла на балкон. Открыла широкое окно, впустив осеннюю морось. Вынула из кармана сигареты, чиркнула зажигалкой и, дрожа от свежего воздуха, сделала глубокую затяжку, с высоты глядя на голые деревья парка.

Все действия были механическими, как у робота.

Со мною что-то происходит. Я не узнаю себя.

Вроде бы, обычное утро. Среда. 29 октября.

Утро обычное, а я — какая-то другая.

Я — уже не совсем я.

Лестничные ступени, когда я спускалась на кухню, показались рыхлыми, как снег, и ноги мои увязали в них, словно в сугробе.

Без аппетита проглотив нехитрый завтрак, по-прежнему пребывая в состоянии непонятного одурения, я вернулась в спальню.

Пора на работу — проскрипело в замороженном мозгу.

Я посмотрела на платье и сапоги. Потом на джинсы, черный свитер и ботинки. Интуитивно выбрав последний комплект одежды, накинула куртку…

И словно теплые руки крепко обняли меня.

Прочь отсюда!

Захлопнув дверь, я спустилась на улицу и медленно пошла к остановке, пытаясь согнать с себя странную одурь.

… — Доброе утро! Что подобрать вам сегодня?..

Я вынырнула из внутренних глубин и увидела перед собой пани Иду Крупиньскую в черных очках.

Я стояла в ее салоне перед вешалкой с платьями.

Господи, зачем я здесь?.. Как я сюда забрела?..

Я развернулась, но она удержала меня, обдав холодом, и я увидела возникшую за ее спиной тень блондинки-продавщицы.

— Никак не можете расстаться с этой курткой! — прорезался в уши недовольный голос хозяйки салона, — право, вчера вам подобрали такие шикарные вещи! Неужели они хуже вашего старого дешевого тряпья?..

Я, наконец, вышла из ступора. Действительно, что же это я? Вчера предстала перед всеми в образе голливудской звезды, а сегодня опять явлюсь в этих заношенных шмотках?!