Аббатство Теней - де Кастелл Себастьян. Страница 50

Я попытался стряхнуть такие темные и горькие мысли, пока Бателиос вел меня через обитель к свету ревущего огня и звукам смеха.

— Сделай это снова, мальчик! — радостно завопила Гхилла, пролетев по воздуху над краем обрыва с лентой Черной Тени Турнама вокруг лодыжки.

Его правая рука была протянута к ней, направляя эбеновую силу. Для того, чтобы вес Гхиллы сдернул его за край, Турнама спасло только то, что Бателиос ринулся вперед и вцепился в него. Поддержка здоровяка оказалась особенно кстати, учитывая, что во второй руке Турнам держал флягу, из которой продолжал пить.

— Идиот, — пробормотал я себе под нос.

— Келлен?

Я обернулся и увидел, что позади меня стоит Азир. Я не слышал, как он подошел, и это заставило меня задаться вопросом: не помогают ли ему Тени на ногах передвигаться бесшумно. Но скорее всего я просто ушел в свои мысли.

— Мне жаль твоего белкокота, — сказал мальчик. — Он, должно быть, очень любил тебя, раз отдал жизнь, сражаясь с чародейкой, которая пыталась тебя убить.

— Неа. Он просто по-настоящему ненавидел джен-теп.

Азир посмотрел на меня с тем выражением лица, которое говорило: «Я не могу понять, то ли ты патологически легкомысленный, то ли вот-вот зальешься слезами, поэтому собираюсь просто вежливо улыбаться».

Я поискал какой-нибудь уместный ответ и преуспел лишь в банальности:

— Он был хорошим деловым партнером.

Мальчик кивнул, как будто мои слова имели смысл. Непослушные темные волосы упали ему на глаза так же, как всегда падали мои. Мне понадобилось сделать над собой усилие, чтобы не протянуть руку и не откинуть их, как раньше откидывал мой отец, когда я был маленьким и он еще меня любил.

— Ты в порядке? — спросил я, заметив бледность Азира и то, как он покачивался взад-вперед.

Ему было не больше двенадцати-тринадцати, но он выглядел таким же измученным и усталым, как я.

— Путь через Тени отнимает у меня много сил. Обычно я не совершаю двух путешествий за день. — Он оглянулся на огонь. — Теперь я вернусь к остальным, Келлен. Ты должен присоединиться к нам. Гхилла собирается рассказать одну из своих историй с привидениями. Страшнее ты никогда не услышишь.

— Через минуту, — сказал я.

Секунду он еще смотрел мне в глаза. Ровно настолько, чтобы дать понять: он знает, что я лгу. Потом повернулся и направился к толпе вокруг костра.

Я нашел низкую плиту, чтобы присесть на нее, и некоторое время наблюдал за всеми, чувствуя себя шпионом и задаваясь вопросом, почему я уже не покинул аббатство. Несколько младших учеников аббатства умоляли Турнама позволить им потусоваться с ним и остальными. Берабеск демонстративно оценивал по очереди каждого из них, но было ясно, что он собирается сказать: «Да». Там было и несколько монахов — мужчин и женщин, чьи строгие черные одежды явно не соответствовали их пьяному поведению. Наблюдать, как религиозные аскеты целуются друг с другом — в этом есть нечто выбивающее из колеи.

— Что, к дьяволу, это за место такое? — вслух спросил я.

— Воистину темное и ужасное, — сказала Диадера, подойдя ко мне сзади.

Очевидно, я не был на пике своей наблюдательности, потому что она застала меня врасплох, хотя я пытался высмотреть ее с тех пор, как пришел. Она протянула мне кожаную фляжку и велела:

— Пей.

Мне никогда не нравилось, когда мне говорят, что делать, поэтому я попытался вернуть ей фляжку.

— Нет, если в ней то, из-за чего остальные ведут себя как дураки.

Она сделала глоток из фляжки, потом снова швырнула ее мне, заставив поймать.

— Нет.

— Я уже сказал тебе, я не…

Она взяла меня за руку, прислонилась к моему плечу и свободной рукой указала на толпу у костра.

— Ты поступаешь мудро, противясь моему предложению, о юный меткий маг. Посмотри, какие грязные и кощунственные поступки совершают эти потенциальные демоны.

Насмешливый тон расходился с ее удивительно убедительной официальной речью:

— Стань свидетелем гнусной наглости, с которой они решили не только пострадать от болезни собственного изготовления — той, которая, несомненно, уничтожит их, если некий прекрасный маг джен-теп не доберется до них первым, — но и сговорились также ухватить краткие обрывки утешения на пути к своей законной погибели.

— Смешно. Ты не боишься отряда, который сюда придет?

Она перестала лицедействовать:

— Мне страшно, Келлен. Нам всем страшно. Вот почему все здесь, кроме тебя, делают единственную разумную вещь в такой ситуации.

Она прижала фляжку к моему животу.

— Пей.

Я открыл пробку большим пальцем и откинулся назад, чтобы выяснить, что такого волшебного в этой штуке. Вкус теплого персика проскользнул в мое горло, сперва гладко, а после шарахнув с такой силой, что я упал бы на задницу, если бы не был так решительно настроен не опозориться перед Диадерой.

— Ну? — спросила она. — Неудержимое стремление к разнузданности еще не овладело тобой?

Я сделал еще глоток, прежде чем сказать:

— Прекрасно. Я понял. Я идиот.

Она взяла у меня фляжку, наклонилась и прошептала мне на ухо:

— Нет, ты просто очень грустный мальчик, которому очень нужно научиться веселиться.

— Может, ты забыла, но мой друг мертв, и военный отряд, возглавляемый моим отцом, идет, чтобы убить всех этих людей! Может, сейчас не самое лучшее время для…

— Сейчас как раз самое время для такого, — сказала она, не уступая ни на дюйм, и кивнула в сторону остальных. — Думаешь, они ведут себя ребячески и безответственно? Еще до того, как мы вернулись в аббатство, все мы были уверены, что умрем от рук этого сумасшедшего Тасдиема. Нет. Хуже того. Ты хоть представляешь, что он сделал бы с нами, если бы ты его не одурачил?

Вообще-то я понятия не имел, что намеревался сделать Тасдием, но мог себе представить: его намерения были не из приятных.

Диадера постучала пальцем по своим теневым веснушкам на щеках.

— Как нам жить с этой болезнью, Келлен, сражаясь каждый день, чтобы удержать наши души, когда даже аббат заставляет нас идти и рисковать жизнью, защищая тех невинных, честных людей, которые хотят видеть нас мертвыми?

— Я не имел в виду…

Я оторвал ее пальцы от своей руки. Они болезненно впились в мышцы.

— Слушай, прости, хорошо? Я просто не привык ко всему этому.

За костром черные ленты Турнама удерживали Гхиллу высоко в воздухе, пока она угощала остальных какой-то историей о призраке. Наконец, он поставил ее на землю, и Гхилла игриво ударила его по руке, прежде чем убежать к младшим. Женщина в монашеском одеянии подошла, обняла Турнама и прижалась губами к его губам.

— Это всего лишь поцелуи, Келлен, — прошептала мне на ухо Диадера. — Неужели они тебя так беспокоят?

Я забрал у нее фляжку и снова выпил, в основном потому, что не знал, что сказать. В конце концов я выдал:

— Честно говоря, мне плевать.

— Лгун.

Она положила руки мне на грудь. Каждый мой нерв воспламенился, молча умоляя не отводить их.

— Я чувствую напряжение твоих мускулов, — сказала она. — Наблюдать, как другие веселятся, видеть, как люди позволяют себе расслабиться — это действительно тебя беспокоит, не так ли?

Казалась, ей искренне интересно.

Фериус Перфекс, одна из лучших лгуний, которых я когда-либо встречал (в основном потому, что она умела врать, даже не говоря неправды), научила меня «освященному временем искусству болтовни». Поэтому я не то чтобы не мог придумать, как уйти от ответа. Но она также предупредила, что, хотя иногда необходимо обманывать других, аргоси никогда, никогда не обманывают самих себя.

— Мы разберемся с этим, Келлен, — сказала Диадера, ошибочно приняв мои колебания за беспокойство о Мосте Заклинаний. Она наклонилась ко мне: — Ты, я, остальные… Мы найдем способ не пропустить отряд.

— Какая от меня будет польза? Я не инспиритор, как ты, и не алакратист, как Сутарей. Все способности, какими я мог обладать, бабушка заперла внутри меня, когда обручила меня с Тенью.