Первая после бога (СИ) - Снежинская Катерина. Страница 20

– Нет, я тебя не понимаю. Даже не так! Я тебя категорически отказываюсь понимать! – перемежая гневную, но обречённую тираду чувственными всхлипами, заявила сестрица. – Ты мужика вообще заводить собираешься?

Кассел с некоторой опаской повернула голову, ожидая увидеть что-нибудь не слишком приличное, но любопытство безжалостно запинало скромность в дальний угол. К счастью – или, наоборот, к несчастью? – ничего шокирующего не происходило. Пуся-массажист всего лишь разминал леди плечи. Надо отдать ему должное, работал он вполне профессионально, и с чего Бэра так томно вздыхает, доктор не поняла.

– Нет, не собираюсь, – сухо ответила Дира отворачиваясь.

Такие разговоры она не любила и смысла в них не видела. Но кузина плевать хотела на желания сестрёнки. А на чужие нежелания она плевала с особым удовольствием.

– Нет, ну я понимаю: характер у тебя не сахар, – не забывая постанывать, пустилась в рассуждения леди Ван‘Реннель. – И что? При желании всегда можно найти приличный вариант даже для такого го… о-ох!.. для такой сложной личности, как ты.

– Я не личность, я хирург.

Кассел, поблагодарив «своего» массажиста кивком, села на лежаке, подтянув простынь повыше.

– Очень точное замечание, – оценила Бэра и вдруг пискнула тоненьким голоском. – «Шира, Шира! Ты слыхала? На перекрёстке омнибус перевернулся!» – и тут же сама себе ответила испуганным басом. – «С людьми?!» – «Да нет, с солдатиками!».

– И что это? – мрачно поинтересовалась врач.

– Это анекдот, – наставительно пояснила красавица, тоже садясь. – То есть короткая смешная история. Над ней положено смеяться.

– Ха-ха, – согласилась Дира, принимая бокал, протянутый кузиной.

Когда Бэра фужеры с подноса брала, её покрывало сползло почти до талии, наглядно демонстрируя: Близнецы при создании леди Ван‘Реннель над телом потрудились с особым старанием. Кузину собственная нагота нисколько не смутила. Застеснялись, отвернувшись, массажисты и официант. Хотя вроде бы полагалось наоборот.

– Ну, хорошо, я усвоила. Ты хирург, – заявила сестрёнка, по-гусарски, разом выдув полбокала. – И какая связь между твоей работой и личной жизнью?

– Прямая, – Кассел отпила, перекатив пощипывающий напиток на языке, и только потом сглотнула. Не нектар богов, конечно, но было в холодном шампанском что-то от всеобъемлющего счастья и общей лёгкости жизни. – У хирургов характер не просто поганый – он невыносимый.

– Ну, понятно! Первые после богов, в операционной все построились в два ряда, больные лежат по стойке смирно и на принятие решения доли секунды. И что? – скривилась Бэра.

– А иногда и не первые, – разомлевшая Дира откинулась на лежак, опираясь на локти. Тянула вино, как кошка щурясь на светильники в хрустальных плафонах. Свет послушно дробился, играл радугой искр на гранях. – Порой вроде и Близнецы уже на человеке крест поставили. А ты им дулю в нос. Знаешь, как при этом себя чувствуешь?

– Что выше тебя только горы, а круче лишь варёные яйца, да и те страусиные, – фыркнула Бэра. – Ты про мужиков давай, а не про собственное величие.

– Одно как раз напрямую зависит от другого, – вздохнула Дира, ставя пустой бокал на заботливо подсунутый официантом поднос. – Где ты найдёшь мужчину, который будет «лежать по стойке смирно»? В смысле, найти-то не сложно, но меня такие в принципе не устраивают. А подчиняться кому-то… Да я в нём через полчаса дырок понаделаю, а потом сама и заштопаю. И он плавно переместится в разряд смирно лежащих. Или в морг.

– А то и ты туда отправишься, – сердясь, предрекла леди Ван‘Реннель.

– Или я, – не стала спорить Кассел. – Результат-то всё равно один.

– А, может, всё-таки заведёшь себе какого-нибудь заю? – порядком подумав, жалобно протянула кузина. – Будешь ему сопельки подтирать, по ушкам гладить. Всё занятие.

– Ты мне ещё предложи собаку завести, – хмыкнула Дира. – У нас среди сестёр очень популярная тема. Спасибо, но нет. Мне матери хватает.

– Н-да, про тётушку-то я и забыла, – протянула кузина, покусывая губку. – А, по-моему, ты до сих пор по супружнику своему сохнешь!

– Да нет, – вяло отозвалась доктор, – не сохну. В смысле, что-то там шевелится – это есть. Но не по нему, а, скорее, по девчачьей мечте. Дом там, детишки, вечера у камина. Но не дано. Да я, сама понимаешь, не рвусь. Захотела бы – воплотила. При желании характер куда-нибудь и подальше засунуть можно. Но желания такого не появляется.

– Как-то всё безрадостно. Нешто напиться? – горько вздохнула родственница.

– Или утопиться, – усмехнулась Дира. – Давай, благо бассейн рядом. А лучше накорми, что-то я проголодалась.

Правильно: нет вернее средства справиться с загрызающей тоской, чем заесть её вкусненьким. Тут, главное, не переборщить. А то от незапланированно увеличившейся талии у тоски только зубы длиннее отрастают.

Правда знай Кассел, какие грандиозные планы роятся в голове коварной кузины, то предпочла бы всё-таки утопиться.

***

Заведующий отделением, видимо, до глубины души удивлённый, что Кассел вообще живой вернулась, навстречу её желаниям без писка пошёл. Доктор Лангер Диру со всех операций, даже плановых, снял, милостиво разрешив оставить только коечное дежурство – в отделении. Так что смело можно считать, что внеурочный отпуск уже начался. А ведь впереди маячил ещё самый настоящий, без больницы вообще.

Короче, жизнь явно налаживалась.

Только предстояло решить, как с люксовой палатой поступить. То есть сделать вид, будто её в природе не существует или всё же сжевать ложку с дёгтем. Как рядовой дежурный Кассел имела полное право люкс игнорировать, если, конечно, её не призывали в срочном порядке – ночью, например – к сиятельному пациенту. При особой палате свой сестринский пост, свои санитарки и врач тоже абсолютно «свой» – прикормленный, ответственный, на всё готовый, начальством заблаговременно вздрюченный. Но всё же пациент вроде как и не совсем чужой. Стоит вежливости ради и заглянуть.

А тут ещё и Шеллер, замученный до полупризрачности, пристал: посмотри, да посмотри. Мол, одна голова хорошо, а две… Диру так и тянуло сообщить доктору, что две головы – это уже патология. Но промолчала. Остатки цеховой солидарности и человеческая жалость дуэтом уговаривали Ирошку поддержать. Ну или хотя бы не добивать.

– Сил моих больше нет! – плакался красавец, широко шагая к люксу. – Всяких я навидался, но этот! Его главврачом сделать – цены бы не было! Везде нос суёт, всё проверяет по двадцать раз, через плечо смотрит. Веришь-нет, а я уже в сортир хожу с оглядкой: тут уже или ещё не дошёл посмотреть, что делаю? Стоит дверь открыть – нате вам, нарисовался. Назначения проверяет!

– А это он как умудрился? – до глубины души поразилась Дира. – По-моему, и читает-то с трудом.

Понятно, Шеллера допёк не слишком деятельный пациент, а его вездесущий братишка. Кассел ещё слишком хорошо помнила, как не могла шагу ступить, чтобы на «гордость империи» не наткнуться.

– Не знаю, как он там читает, – огрызнулся Иро. – Только вот назначения штудирует тщательно. Сначала ко мне приставал, а потом… – хирург в театральном отчаянье махнул рукой. – Представляешь, захожу я к ним, а этот сидит. Ночничок заботливо к себе повернул, обложился справочниками – изучать! Мать честная, чего он в них понимает?

– Так, – Дира остановилась посередь коридора, окинула Ирошку, моментально скроившего невинную физиономию грозным взором. Да и вцепилась клещом в рукав халата, поволокла в закуток, где санитарки швабры с тряпками держали. – А теперь выкладывай начистоту, что у вас там стряслось! – приказала строго. – Иначе я близко к твоей палате не подойду!

– Да пожалуйста! – обиделся оскорблённый Шеллер, – и без тебя обойдусь!

– Ну и прекрасно! – заключила доктор, открывая дверь, которую едва закрыть успела.

– Ладно, ладно, – раздражённо фыркнул рыжий, словно огромное одолжение делая. – И ничего там особенного нет. Сама, что ли, не понимаешь? Ну, предложил я ему препарат. Тоже мне, трагедия века!