Любовник королевы фей (СИ) - Лакомка Ната. Страница 3

— Чего же ты хочешь? — спросила я в отчаянии, понимая, что нахожусь полностью в его власти. У меня был нож, но вряд ли я смогу воспользоваться им — дочь графа Марча никто не учил обращаться с оружием.

— Хочу тебя, — сказал он низким, волнующим голосом. — Ты мне нравишься.

— Но ты мне не очень, — сказала я, сжимая рукоять ножа до боли в пальцах.

— Почему боишься? — спросил он, пряча руки за спину, но делая шаг вперед. — Смотри, я не нападаю на тебя и не собираюсь этого делать. Никогда еще не брал силой ни одну женщину.

— Весьма похвально, — тут же сказала я, отступая. — Тогда позволь пройти, потому что мне и вправду пора домой.

— Разве ты пришла сюда не для того, чтобы эльфы доставили тебе немного наслаждения? — спросил незнакомец, медленно наступая.

Я пятилась, пока не натолкнулась спиной на ствол дерева.

— Эльфы искусны в этом, можешь мне поверить, — продолжал мужчина.

Он уронил флейту в траву, и его пальцы пробежались по чехлу гульфика, лаская скрытую тканью плоть, совсем как раньше, когда он ласкал музыкальный инструмент. — Тебе нравится, я вижу.

Я посмотрела на него испуганно и беспомощно, и утонула в янтарных глазах.

Взгляд мужчины очаровывал, сковывал волю. Никогда раньше я не чувствовала себя такой беззащитной, такой… бесстыдной. Потому что в этот момент вдруг подумала, что совсем не против получить немного наслаждения и так же приласкать ту часть его тела, которой уже было тесно в тканевом чехле.

Боги! Что за мысли! Ахнув, я прижала ладонь ко лбу. Про эльфийскую магию говорили много, но только сейчас я поняла ее силу.

— Ты сама этого хочешь, — говорил между тем незнакомец, наслаждаясь моим смятением. — Признайся, ведь ты хочешь сыграть на моей флейте. Для этого и пришла.

— Я пришла, чтобы нарвать роз к завтрашнему празднику, — сказала я, противясь колдовским чарам изо всех сил, и выставила нож: — Не подходи! Ты не околдуешь меня и не получишь! Слишком высокая цена за лесные розы!

— Смотря какой монетой расплачиваться, — произнес он и одним незаметным движением выхватил у меня нож.

Мое единственное оружие упало в траву рядом с флейтой, а я сама оказалась зажата между деревом и эльфом, который приник ко мне всем телом. Рябиновая ветка нисколько не помогла. Он и не заметил ее сразу. А когда заметил, то выбросил, чтобы между нами не было никаких преград. Проследив с отчаяньем за упавшей рябиновой веткой, я могла только уклоняться от мужских губ, которые искали поцелуя, и лихорадочно соображала — надо ли пугать эльфа именем отца.

А вдруг лесной народ разозлит, что дочь графа, подписавшего с ними мирный договор, сама же и нарушила границы? Нет, лучше сохранить свое имя втайне. И не показывать, что я отчаянно боюсь. — Если причинишь мне вред, — сказала я, упираясь ладонями в обнаженную грудь эльфа, — то договор между вами и людьми будет расторгнут, за меня жестоко отомстят, мой отец — вассал графа Марча.

— Но я не собираюсь причинять тебе вред, — сказал он, скользя руками по моим плечам до локтей. — Наоборот, подарю наслаждение. Ты такая миленькая, что трудно сдержаться, — он потерся о меня бедрами. — Чувствуешь? Я уже твердый как камень… Я загорелся, только встретив тебя… — Зато я не горю, — ответила я, хотя мысли путались от его напора. Сквозь ткань платья и шоссов я чувствовала, его напряжение. Как сказала бы Лита — лук натянут и стрела направлена. Имея такую служанку, волей-неволей узнаешь многое из того, о чем не следовало бы знать леди. — Ты мне, правда, не нравишься, — сказала я, пытаясь разжать объятия эльфа. — Вы живете по древним законам, но у нас, людей, другие законы. Мы не ложимся с первым встречным на полянке, под осинками.

— Можем лечь под бузиной, — предложил он.

— Нет! — почти простонала я, и тут он накрыл мои губы своими.

Меня никто не целовал раньше. Кто бы осмелился поцеловать дочь графа Марча?! Но этот осмелился. И в поцелуе его не было ничего учтивого — его губы нападали, дразнили. Я застонала, потому что в лесу, де воздух свеж и прохладен, мне внезапно стало душно, и поцелуй эльфа стал еще настойчивее. Он принудил меня приоткрыть губы и скользнул между ними языком, прикоснувшись к моему языку. Это было так неприлично, так странно, пугающе и… сладко. Голова закружилась, колени подкосились, и я бы упала, если бы эльф не прижимал меня к дереву всем телом.

Поцелуй длился целую вечность и в то же время оказался немилосердно коротким — так мне показалось. Когда эльф оторвался от меня, дыша тяжело, словно взбирался в гору, я не знала, чего в это мгновение желаю больше — продолжения или бегства.

— Ты нежная, как роза, — прошептал он, распуская шнуровку на корсаже моего платья, — никого не встречал слаще тебя.

— Отпусти… — превозмогая колдовство, я ударила его по руке и постаралась запахнуть корсаж, хотя пальцы предательски дрожали, не желая подчиняться.

— И такая же колючая, — хрипло засмеялся он, бешено горя глазами. — Зачем противишься, если тебе нравится? — Нет, нет… — больше я ничего не могла произнести, как ни старалась.

Не знаю, что случилось бы дальше, но в это время от Картехога поплыл колокольный звон.

«Бомм! Бомм!» — надрывался большой колокол, и ему вторили маленькие колокола.

Этот звон придал мне сил и вернул в настоящий мир из мира фей и эльфов.

Откуда только силы взялись — я вцепилась эльфу в черные волосы, да так, что он завопил совершенно по-человечески и отпустил меня.

Этого хватило, чтобы я бросилась наутек. Никогда еще я не бегала так быстро. Я бежала и не оглядывалась, потому что боялась, что сейчас эльф догонит меня, схватит и…

Но я добралась до ручья, перешла на ту сторону, поскальзываясь на камнях, взобралась на четвереньках по откосу, и готова была припустить до самого замка, когда раздалась музыка.

Запела флейта, я ее звуки остановили меня так же властно, как веревка, наброшенная на шею. Мелодия была незнакомая, странная, но чарующе-прекрасная. Эта мелодия звала, манила, не отпускала, привязывая навсегда.

Против воли я остановилась и оглянулась, испытывая странное томление, будто сознание мое погружалось в полудрему, и я еще наяву начинала видеть прекрасный сон.

Эльф стоял по ту сторону ручья, у самой кромки воды, и играл на флейте. Губы, которые совсем недавно целовали меня, сейчас касались горлышка флейты так нежно, словно она была его любовницей. И я в то же мгновенье взревновала к ней.

Взревновала? Что за глупость?! Наверняка это опять была эльфийская магия!

Ноги сами понесли меня вниз. Усилием воли я смогла остановиться, только когда брызги воды замочили подол платья, но всё же ручей не перешла. Эльф опустил флейту и смотрел на меня пристально, обнаженная грудь его вздымалась и опускалась мощно, как кузнечные меха, глаза горели мрачным огнем. Нас разделяло несколько шагов бурлящей воды, но эльф не мог переступить ее по каким-то непонятным мне причинам, а я не желала переходить на его сторону, хотя все мое существо рвалось к нему. Его близость дурманила сильнее музыки.

Никогда раньше я не испытывала ничего подобного — томление в груди, как будто слушаешь балладу, в которой рыцарь спасает возлюбленную из лап дракона, и сладкую боль в животе и чуть пониже, как когда мечтаешь о первой ночи после свадьбы. Хотелось склонить голову музыканту на грудь, обвить его шею руками и отдаться на его милость.

— Как твое имя? — спросил он меня.

— Тебе не надо этого знать, — ответила я.

— А как зовут меня, спросить не хочешь?

В ответ я лишь покачала головой.

— Меня зовут Тэмлин, — сказал эльф. — И ты придешь ко мне и попросишь, чтобы я взял тебя здесь, — он указал флейтой на взгорок, — на поляне, де цветут белые розы.

Я снова отрицательно покачала головой.

— Я буду ждать тебя, — сказал он.

— Будешь ждать, пока не состаришься, — пообещала я ему, а он только усмехнулся. Заставив себя сделать шаг назад, потом другой, я почувствовала, что магия ослабевает. И вместе с тем, как упали магические цепи, сковывавшие мою волю, на смену страстному томлению пришла злость. Я — дочь графа Марч, а со мной обращались, как с деревенской девкой. Если он надеется, что я прибегу, как собачонка к хозяину, и взмолюсь о любви — то ошибается. Дочь графа Марча никогда ни о чем не просит. Повернувшись к эльфу спиной, я приподняла юбку, чтобы было легче идти через валежник, и пошла прочь, мысленно ругая себя за безрассудство и слабость. Боги!