По темной стороне (СИ) - Огинская Купава. Страница 25

А я сидела себе тихонько и боялась даже предположить, что случиться с такими впечатлительными темными, если в один ужасный день у мне и правда получится полюбить Раяра.

И если Делмар, просто отвыкший от человеческих чувств, еще, возможно, как-то справится, то вот у моего кошмара вполне может поехать крыша. От такого-то счастья.

— Ее никто не тронет, — Раяр был ну очень убедителен и непреклонен, и это при том, что он еще не отошел от моих неожиданных эмоций.

Вот рожа у него была странная, слишком сосредоточенная, что ли, а голос уверенный и крепкий. То есть, если на него смотреть, то прямо чувствуешь, что что-то не так, а если просто слушать, так вроде и нормально все.

Но меня сейчас даже эта его напряженная физиономия умиляла до такой степени, что мое умиление даже можно было почувствовать. И хейзары чувствовали. Бедный-бедный Раяр.

Кажется, сейчас он готов был меня убить, у него это желание прямо в глазах читалось, и мне бы стоило чуть притушить свое умиление… Но «Ее никто не тронет». Эти его слова просто не давали мне успокоиться.

— Вы не оставляете нам выбора, — скорбно вздохнул храмовник, — Итала.

— ‎Чего? — мне не понравился его тон, его слова и то, с какой отчаянной покорностью женщина вышла вперед, рванув на груди завязки платья.

Раяр чуть заторможено приподнялся на своем троне, когда женщина обнажила грудь и живот, демонстрируя нам странный рисунок, состоящий из символов мертвого языка. Закручиваясь спиралью, они начинались от солнечного сплетения и полностью оплетали излишне худое белое тело.

Рисунок этот чем-то очень напоминал те каракули, что на мне вырисовывали сектанты. Вот только давно зажившая спираль на моем животе начиналась от пупка и была входом. Почти открытой дверью для Рассах. А то, что было изображено на этой женщине, являлось выходом…

Делмар выругался и в это же время из тьмы потолка на пол свалилось с полдюжины огромных черных капель, спешно принимавших очертания вполне человеческих тел. Раяр, наконец-то, начал действовать.

В руке женщины, выпав из широкого рукава, появился острый тонкий кинжал.

Их даже не обыскали, что возмутило меня особенно сильно. Да, обычное оружие Раяру или Делмару не страшно, едва ли они вообще привыкли проявлять чрезмерную осторожность, но именно сейчас, если судить по напрягшемуся хищнику и совсем побелевшему огоньку, творилось что-то нехорошее и смертельно опасное. Для меня так точно.

Черная человеческая фигура, первой успевшая восстать из расползшейся по полу лужи, бросилась к женщине, но было слишком поздно.

Короткий замах, кинжал вошел в солнечное сплетение, прямо в центр рисунка, легко, с отвратительным звуком, неправдоподобно громким в этой тяжелой, забивающей уши тишине. Символы на теле женщины вспыхнули, а черная рука, схватившая ее за плечо, просто взорвалась, разлетевшись по воздуху ошметками тьмы.

Глаза ослепил свет. Яркий, белый, колючий и такой холодный, он был везде.

Потерянная и напуганная, я попыталась вскочить на ноги, но смогла лишь едва приподняться, когда прямо передо мной выросла клубящаяся стена тьмы.

Доля секунды, всего одно мгновение, в которое не уместится и удар сердца — и стена была снесена светом, а вместе с ней снесло и меня.

Я почувствовала, как мое тело, неловкое и будто чужое, оторвало от земли, воздух стал густым, как кисель, а я — легкой и совсем невесомой. Потом была рука, попытавшаяся ухватить меня, но лишь беспомощно скользнувшая по плечу, и я полетела спиной вперед.

Тьма и свет перемешались, воздух исчез, и дышать было уже нечем.

Это было последнее, что я запомнила о своем полете.

А в следующее мгновение я уже валялась у стены, не могла пошевелиться от боли, тихонечко скулила и немножко материлась, в то время, как надо мной склонились слегка поджаренные темные братцы.

— Живая, — выдохнул Раяр, поймав мой взгляд.

Я не разделяла его радости. Не имея возможности пошевелиться и глубоко вздохнуть, я почему-то была уверена, что мертвенькой мне бы сейчас было лучше.

— Как они смогли протащить в твой замок столько силы их проклятой богини? — просипел Делмар, не в силах сдержать покашливание. Если мой кошмар отделался парой царапин, сожженным рукавом и опаленной рукой, то огоньку повезло значительно меньше. Прямо из грудной клетки, чуть выше сердца, торчал каменный обломок, который явно доставлял ему большие неудобства. От жуткой и, в общем-то, смертельной для любого человека раны Делмар лишь морщился и кашлял, сплевывая на пол кровавую слюну.

— ‎Откуда мне было знать, что они способны выжечь душу одной из своих жриц лишь для того, чтобы сделать ее ходячим благословением? — огрызнулся мой кошмар. — Она выглядела как очень сильная светлая. Возможно, неинициированная мудрая…

— ‎Мммнннм, — мне бы очень хотелось сказать, что я, в отличие от их близорукого темнейшества, сразу просекла, что с женщиной было что-то не так, но язык меня не слушался.

— ‎Ей нужно вызвать врачевателя, — встрепенулся Делмар, потянувшись ко мне.

— ‎Я сам.

Лучше бы он не сам, лучше бы меня оставили лежать у стеночки в оплавленном зале, рядом с срезанным со своего места и наполовину раскрошившимся троном, не так, чтобы очень далеко от трупа женщины и ритуального ножа — единственного, что осталось от храмовников. Тьма почему-то брезговала предметами, что были когда-то задействованы в ритуалах или обрядах.

Но Раяр не знал, что мне и так сдохнуть хочется, он был уверен, что перед тем, как вызывать этого их врачевателя, меня нужно перенести в покои.

И вот с одной стороны вроде романтика — меня на ручки взял большой и сильный дядя, стараясь по возможности быть аккуратным, а на деле это больше походило на издевательство над умирающей.

Кажется, я пару раз даже вырубалась. Потому что совсем не помнила, как мы покинули разгромленный зал, зато помнила тусклый свет светильников в коридоре первого этажа, потом сразу была вторая лестница, ведущая на мой этаж (точно мой этаж, я на нем одна жила), а потом вдруг в поле зрения появились мочалки, нервно теребившие лапками рукава моего опаленного платья, обеспокоенно курлыкая и тычась мордами мне в шею и плечо.

Следующим, что я увидела, был излишне-бледный (даже для велари он был совсем белым) сосредоточенный дядя с короткой стрижкой, прохладными пальцами и черными глазами, зрачок которых тускло тлел белым огнем, пока проходил осмотр.

Потом огонь в зрачках потух, а вместе с ним потухло и мое сознание. Проще говоря, меня вырубили.

Но я была не в претензии. Сложно было возмущаться, когда только вчера еще я чувствовала себя отваренной сосисочкой, а сегодня уже была бодра и совсем здорова.

Ну как здорова… Постельный режим на ближайшие три дня, жуткий зуд под наложенными на грудь и живот повязками и общая слабость. Зато сдохнуть больше не хотелось.

Теперь постоянно хотелось есть (побочный эффект микстур, что в меня влил очень нервный врачеватель), и чтобы со мной кто-нибудь посидел. Желательно Раяр, а не его невыносимый братец.

Но сидели со мной только сильно перенервничавшие мочалки. Не отходили далеко, курлыкали жалобно и зверски линяли от перенесенного стресса. Оставленные ими то там, то тут клочья тьмы исчезали достаточно быстро, не оставляя после себя и следа, но отделаться от мысли, что мои мочалки скоро совсем облысеют, не получалось.

Два дня я еще как-то вылежала, осаждаемая заботливыми мочалками и позабытая хейзарами. Гадские темные за эти два дня навестили меня лишь раз. Пришли вечером, уже совсем целые, будто бы их и не прожарило вместе со мной, задумчивые очень и куда-то спешащие. Ворвались в покои, ощупали мои руки, выдрали три волоска из растрепанной косы, велели мочалкам за мной присматривать (можно подумать, они этого не делали) и сбежали.

А на третий день сбежала я. Вот просто выждала момента, когда мои мохнатые надсмотрщики отправятся на кухню за обедом и сбежала. Накинула поверх ночнушки новенький, еще совсем неношеный пафосный халатик… халат… хотя халатище, конечно, на самом деле, который прибыл ко мне как раз два дня назад.