Шиворот-навыворот (СИ) - Волкова Виктория Борисовна. Страница 32

Но Виктор зашел в дом, огляделся и присвистнул:

— Кучеряво живешь, Иван Григорьевич.

Потом подошел к Лиле, коснулся губами щеки.

— Здравствуй, родная.

— Здравствуй, Витя.

Они обнялись. И Иван снова почувствовал укол ревности.

— Поставьте на стол еще один прибор и замените фужеры на рюмки. Мы будем пить водку, — сказал он Александре Васильевне.

— И Лилия Михайловна? — уточнила домработница.

— И она. Поминать на Руси принято водкой, — сказал Иван раздраженно.

— Этого не может быть, — задумчиво произнес Пахом. — Бумеранг погиб на зоне…

Он сидел, развалившись, в необъятном кресле в кабинете Ивана и медленно отхлебывал из рюмки коньяк.

— Погиб? — переспросила Лиля. — Точно?

Он посмотрел на нее, укутанную в плед и греющую руки об чашку с чаем, хотя на дворе была только середина июля.

"Заболела, что ли? — с тревогой подумал Пахом. — Нужно было забрать их к себе. Хотя куда к себе? Кругом бандиты и шлюхи. Пусть лучше здесь остаются"

— Точно, родная. Сказали, что от пневмонии помер. Но, я думаю, прибили его там.

— Тогда, кто? — Ее голос дрогнул, и ему показалось, что сейчас она заревет. Но Лиля сдержалась и снова переспросила Пахома, только более спокойно:

— Тогда, кто?

Пахом собирался сказать ей, что это мужское дело и ей нечего лезть и подставлять себя под удар. Но где-то в глубине дома заплакал Мишка, и Лиля, быстро опустив на паркет босые ноги, принялась искать шлепанцы. Они оказались почему-то около письменного стола, в другой части комнаты.

Иван, до сих пор хранивший молчание, буркнул:

— Сиди.

Потом достал шлепанцы из-под стола и принес их Лильке. Она подскочила и побежала к сыну.

"Интересно пляшут девки, по четыре в каждый ряд, — прокомментировал мысленно Виктор Пахомов. — Никогда еще не видел прислуживающего Бессараба. А он сегодня какой-то странный. Господи, неужели они по новой любовь крутить начали? Ну, Лилька, ну стерва. А ведь еще и полугода не прошло, как Иштван погиб" И горечь за друга, погибшего так странно и нелепо, захолонила все сердце Вити Пахомова. Он вспомнил ту резкую боль где-то за грудиной, охватившую его, когда "Рая из-под трамвая" позвонила ему на мобильный.

— Витенька. Витя. Иштвана убили. Приезжай, Витенька.

И около подъезда небольшого элитного дома он заметил отъезжавшую "Скорую помощь". Потом увидел Лильку, накачанную какими-то сильнодействующими лекарствами. Она сидела в спальне на ковре и разговаривала с портретом Иштвана. Рассказывала ему, что в него стреляли, куда попали, какое из ранений оказалось смертельным, и спрашивала, почти кричала, зачем он все это допустил. Обвиняла и плакала. И в тот момент Виктор решил, что от горя она свихнулась. И ему придется поднимать и ставить на ноги крестницу и Мишутку. Но оказалось, что именно из-за детей она выжила. Только перестала смеяться, и глаза поблекли и угасли. "Выплакала Лиля глаза", — сказала его мать после похорон Герта.

"Если с Лилькой что-то случится, ввек себе не прощу", — подумал он. И если это за старые грехи всех нас шмаляют, то она вообще не при делах. И кто его знает, может быть, и жив Бумеранг. Сказали, помер от пневмонии, а все и поверили. Кто бы там разбирался, десять лет назад. С другой стороны, деньги. За эти годы они нигде не всплыли. Хотя братва шустрила по всей необъятной России-матушке. И проверяли каждого, кто внезапно появлялся с большими бабками. По всем крупным городам искали. А в глубинке делать с таким лаве нечего. И Герт проверял по всяким банкам в оффшорных зонах. Значит, погиб Бумеранг. А деньги? Что деньги? Погорели все"

ГЛАВА 14

Уже глубоко за полночь они вышли с Иваном на крыльцо. Лилька уснула на диване, и Иван бережно укрыл ее пледом.

"Пусть хоть он о ней заботится, — подумал Пахом. — Если меня грохнут, а по всем приметам, должны, то хоть она не пропадет".

Стали прощаться, и Виктор задержал руку Ивана в своей, крепко сжав.

— Не навреди ей, понял?

— Понял, — спокойно ответил Иван.

— Когда-то давно я посоветовал тебе близко к Лиле не подходить, а…

— Вспомнил все-таки, — усмехаясь, перебил Иван.

— Я тебя еще тогда в бане узнал, у меня хорошая память на лица.

— А виду не подал…

— А зачем? Мы с Гертом обсудили это при встрече. Он еще в шутку сказал тогда, мол, вот помру я, а Лилечка в Город вернется, пойдет в гости к Юле Говоровой и встретит там своего Ваню. Как в воду смотрел…

Он не добавил, что Иштван спросил тогда:

— Как думаешь, выйдет Лиля за него замуж?

— Может, она и не поедет в Город, — пожал плечами Пахом.

— Правильно, чтобы она к нему не вернулась… — Иштван сложил губы в усмешке. Куплю-ка я дом в Гетеборге на ее имя.

Только разве мог он предугадать, какая охота пойдет на его жену.

— У него в роду цыган не было? — насмешливо спросил Иван.

— Нет, — мотнул головой Пахомов. — Просто Герт умел рассчитывать все на несколько шагов вперед. Знаешь, с ним неинтересно было играть ни в карты, ни в шахматы. Он даже когда играл в дурака, просчитывал, какие у кого карты. А в шахматах приблизительно после первых двух ходов догадывался, как поставит противнику мат.

"С какой теплотой он рассказывает об Иштване, — почему-то подумал Иван. — У меня никогда не было таких друзей. И уже, наверное, и не будет. К той же Лильке он относится как к родной сестре. "Мои"… "родная"…"

— Ладно, это лирика, — прервал его размышления Пахом. — Лучше тебе ее сейчас не оставлять. Можешь пока на работу не ездить?

Иван кивнул и добавил нехотя:

— Я придумаю, как нам на кладбище побывать и в живых остаться. Потом обговорим с тобой детали.

— Хорошо, я тоже покумекаю, что можно сделать. Приеду завтра. Пошепчемся.

Иван наблюдал, как Пахом спускается по ступенькам и садится в машину. Смотрел на его спину, казавшуюся еще более сгорбленной из-за рук, засунутых в карманы. От танцующей походки и косой сажени в плечах не осталось и следа. Хотя если человек за последние полгода похоронил своих лучших друзей, то еще не так сгорбишься. Жизнь согнула. Кажется, так говорят.

Он вернулся в кабинет, взглянул на спящую на диване Лильку, поправил съехавший в сторону плед. Потом сел рядом и долго смотрел на бывшую невесту. Или будущую жену… Как знать?

— Сейчас приеду, — рявкнул Пахом. Он нажал "отбой" и швырнул трубку на пустое пассажирское сиденье. Глянув в зеркало заднего вида, Виктор Николаевич, выхватив взглядом "тойоту" с охраной, пробурчал недовольно:

— Догоняйте, пацаны.

И, прибавив газу, вылетел на встречку. Его колотила дрожь. От злости. От потаенного страха. Этот день когда-нибудь закончится? Или так и будет нести ужас и погибель? Жизнь снова войдет в прежнее русло? Чтобы наслаждаться каждым днем, не мчаться по городу как на пожар, а кататься в свое удовольствие.

Он подъехал к знакомым воротам и нажал на брелок. Черные кованые створки раскрылись настежь. Пахом подрулил к самому входу и, выскочив из машины, одним махом запрыгнул на крыльцо. Рванул дверь на себя и столкнулся в коридоре со старшей сестрой.

— Как она? — бросил порывисто.

— Вроде немного лучше, — прошептала Галка, погладив его по плечу. — Но пульс все равно низкий. Я вызвала Нину.

Витька кивнул и, перепрыгивая через ступеньку, опрометью взбежал на второй этаж. Потом задержался в коридоре и тихо, мягко ступая, как кошка, вошел в распахнутую дверь спальни. Мама, бледная, с синими губами, лежала на высоких подушках. Невыносимо воняло "Корвалолом" и еще какой-то мутью. Пахомов замер на входе, прислонившись к косяку, внимательно всмотрелся в лицо больной.

"Кажется, дышит, — пронеслось в голове. Витька вздохнул облегченно, но так и остался стоять, подпирая дверной косяк. — Еще не хватало, чтобы ко всем бедам и несчастьям прибавилась и эта утрата. Не пережить. Самому тогда хоть в петлю, хоть на плаху. Шутка ли за четыре неполных месяца перехоронить всех близких. По большому счету только мать с сестрой остались. И Лилька с детьми".