Шиворот-навыворот (СИ) - Волкова Виктория Борисовна. Страница 36

В салон вошла женщина, закутанная в черную шаль.

"О, третья вдова пожаловала", — про себя рассмеялся водитель и попытался рассмотреть ее в зеркало заднего вида. Ничего особенного — черные джинсы, черная майка. Глубокий траур — дело обычное. Нотут заметил, что разговоры и брань смолкли. Все присутствующие скорбящие родственники во все глаза уставились на вошедшую, на несколько секунд забыв о покойнике. Потом началась рокировка. Кто-то из женщин пересел, уступая новенькой место у гроба. "Хорек" молча протянул ей цветы.

Женщина села на освободившееся место, обнялась с первой вдовой и родителями покойника, еще с кем-то. Послышались удивленные возгласы и приветствия. "Видать, очень популярная особа, эта третья вдова, раз сумела всех угомонить", — со смехом подумал водитель.

Она погладила покойника по руке, поцеловала в лоб и горько заплакала. Вместе с ней зарыдали обе вдовы и родственники. Она долго причитала и наказывала передавать "там" привет и не оставлять одного. Потом, словно по команде, поднялась и направилась к выходу, но остановилась по дороге, обняла одну из пожилых женщин, нежно поцеловала.

— Все обойдется, мама.

Женщина обреченно закивала.

— Открой двери, брат, — снова попросил парень. Женщина вышла и сразу же юркнула в ехавший рядом "мерседес", который помаячил еще какое-то время около катафалка, но на оживленном перекрестке перестроился в другой ряд и вскоре растворился в потоке машин.

Пока стояли на следующем светофоре, "хорек" сунул водителю пару тысячных купюр.

— Никому не говори, брат. Прошу очень.

Водителю катафалка стало страшно. Во что он влип не по своей воле? Он оглянулся и успел увидеть краем глаза, как та самая женщина, с которой обнималась таинственная "третья вдова", быстро убрала розы из гроба и сложила их в общую кучу.

Кладбище походило на большой город и, по данным статистики, являлось самым крупным в Европе. На центральных аллеях стояли во весь рост какие-то мраморные фигуры, красовались гранитные и мраморные памятники с огромными фотографиями, с которых улыбались мужчины и женщины, а иногда дети. Громадные беседки, походившие больше на фамильные склепы, виднелись в ближайшем отдалении.

"Все-таки мы азиаты, — подумал Лобанов, с интересом оглядываясь по сторонам. — Ну, где в Европе встретишь такое. Тут можно ходить как в музее. Каждый памятник — как визитная карточка, подтверждающая платежеспособность родственников и друзей покойника".

Многие из памятников, с которых на Лобанова смотрели угрюмые бритые парни, говорили о периоде первоначального накопления капитала в отдельно взятом городе. Лишь в стороне Лобанов увидел десяток могил с памятником в виде крыла самолета. Летчики.

Прошло отпевание, а за ним — похороны. Но Лиля Цагерт так и не появилась. Обе вдовы по очереди порыдали на могилке и направились к машинам. За ними двинулись остальные. Перед Лобановым шли две девицы под ручку и разговаривали, ни на кого не обращая внимания.

Лобанов не прислушивался, обычные бабьи разговоры из цикла "А он че? А ты че?". Он думал о женщине, вошедшей в катафалк во время процессии. Ни ее, ни "мерседеса" он больше не видел. Значит, не организаторы это вовсе, а наша распрекрасная вдова. Что ж, снимаю шляпу, Лилия Михайловна, красиво придумано. Знать бы точно, блин, что это она была. Из раздумий его вывел голос одной из красоток:

— А вообще, ваша Лиля может обойтись без спецэффектов? — чуть громче положенного воскликнула она.

— Никогда, — торжественно заверила другая.

— Эскорт мотоциклистов забыли пригласить.

— Ага, и Лилька такая вся в коже, как Анджелина Джоли, и на "харлее"…

Девчонки хихикнули и направились каждая к своим. Одна — к высокому мордатому парню, нехотя распахнувшему дверь "джипа". А другая под гневную отповедь Цагертовской тещи уселась в машину к Пахомову.

"Младшая сестра нашей Анджелины", — про себя съязвил Лобанов, представив Лилию Цагерт, затянутую в черный комбинезон и с автоматом наперевес. Картинка получилась эротичной.

— Пробей "мерседес" по номерам, — попросил он Шестакова, прекрасно понимая, что по машине ничего определить не удастся.

— Уже пробил, — небрежно заметил тот. — "Мерседес" принадлежит Корабельникову.

— Какому Корабельникову? — опешил Лобанов.

— Этому, — криво усмехнулся Шестаков, кивнув на свежий могильный холмик, заваленный венками.

Допрос водителя катафалка ничего не дал. Тот заверил, что действительно заходила в салон какая-то женщина, с кем-то поговорила и вышла. А с кем, он не заметил, движение в городе слишком напряженное.

На поминки ехать не имело смысла. Лиля Цагерт лично простилась с дорогим другом и исчезла в многомиллионном городе. При этом Пахом оставался явно ни при делах. Ехал отдельно, нянчился с тетками, и казалось, даже не заметил, что произошло по дороге.

Для очистки совести Лобанов велел Шестакову завернуть к Пахомовскому ресторану "Василиса", где справляла поминки первая вдова.

На воротах болталась табличка "Спецобслуживание". А рядом уже стоял сам хозяин и осуществлял фейс-контроль. Критерий был один — "знаю лично".

Лобанова он заметил, когда уже собрался уходить, дав знак охране закрывать ворота. В два прыжка оказался рядом.

— Чего ходите? Все высматриваете? Хороший человек погиб. Лучше убийцу ищите, — накинулся он. Разъяренный тигр.

— У нас своя работа, — спокойно возразил Лобанов. — А вы видели, Виктор Николаевич, сегодня Лилию Цагерт?

Лобанову очень хотелось посмотреть на реакцию Пахомова. Важен не ответ, а то, как человек воспримет сам вопрос.

— Ага, — зло ответил Пахомов, — папу Римского тоже. Вы чего, ребята? Вы ж с самого утра за мной ходите.

— Да дело в том, что она в автобус заходила по дороге на кладбище…

По лицу Пахомова прошла тень.

— Это как? — мрачно поинтересовался он. — Вы ничего не перепутали?

— Сами видели, и люди, что в катафалке ехали, говорили во время похорон.

— Люди? — удивился Пахомов. — Вот у них и спрашивайте, чего ко мне привязались?

Он развернулся и, не прощаясь, пошел к воротам. Кто эти люди, обсуждавшие Лилю по дороге от Сережкиной могилки, он догадывался, намереваясь прямо сейчас настучать по их пустым репам, только и пригодным для модных причесок.

"Я вам покажу, стервы гламурные, всю операцию чуть под откос не пустили, — в сердцах подумал он. — Зачем только Лилька московским ментам понадобилась? — Ответа на этот вопрос Виктор пока не знал. — Но там, где она сейчас находится, сегодня ее не найдут. А завтра… Война план покажет, где мы все будем завтра…"

Поминки показались Ивану театром абсурда. Пахомов ни на шаг не отходил от какой-то тетки с бледным заплаканным лицом и тонкими, словно вытянутыми в нитку, губами. К этой странной убитой горем женщине подходили многие люди и выражали соболезнования, наравне с родителями Корабельникова.

— Кто это? — поинтересовался Иван у Марины, не отходившей от него ни на шаг.

— Рая — дочь самурая, классная Сережки и Нинки, а потом и моя, — удивленно посмотрев, прошептала бывшая подружка.

Он намеревался сказать, что училке далеко до самурайской дочери, но в этот момент подошел сам хозяин заведения, увлек в сторону.

— Лиля здесь, — начал он без предисловий. — Менты следом ехали. Поэтому я распорядился нигде не останавливаться и на твой дом хвост не наводить. Там сейчас самое лучшее укрытие. Велел сюда везти. А Джотто, когда он Сережкин "мерс" обратно в гараж гнал, остановили и документы проверили, в салон заглянули. Хорошо, что успел Лильку высадить.

— Я заберу ее, когда все разойдутся, — отрезал Иван.

— Об этом и речь, — мрачно согласился Пахомов и пригласил всех к столу. Во время поминального обеда Виктор Николаевич сидел у самого входа, рядом расположилась "дочь самурая".