Предел прочности (СИ) - Королькова Наталья. Страница 16

— Ну как? — Марат остановился у обочины.

— У меня не получится. Я не смогу.

— Сможешь, — попытался морально настроить меня Марат, только где там. Как можно настроиться на то, что тебе противно, что претит всем нормам морали, не говоря уже о том, что наши действия могут навредить, нанеся возможно непоправимый физический или же душевный вред. А еще в сумках могут находиться ценные вещи, а значит, их необходимо будет вернуть. Да. Приняла я решение. Я верну все сумки хозяевам, правда, еще не знаю как, но обязательно постараюсь это сделать.

— Стратегию разрабатываешь? — Марат внимательно разглядывал мое лицо.

— Похитители ничего не говорили насчет того, что делать с сумками.

— Хочешь поковыряться в них, прежде чем выбросить?

— Хочу после вернуть их хозяевам, — сообщила.

— Ты в своем уме?

— Марат, я не смогу по-другому. — Мне хотелось, чтобы он меня понял.

— Да, делай ты что хочешь, — Махнул на меня рукой Марат. — Только прежде чем возвращать сумку, ее прежде необходимо забрать. Ну что едем?

— Да, — кивнула, уходя глубоко-глубоко в себя.

Я же себя после содеянного презирать буду, раз за разом прокручивая в голове все самые отвратительные моменты. Зачем я на все это согласилась? Что если Антону уже не помочь? Что если его уже нет в живых, а похитители, пользуясь случаем, решили развлечься за мой счет. Они-то развлекутся, а я себя потеряю. И знать бы еще за что? Как я сразу не догадалась — надо потребовать разговора с Антоном. Поговорю с ним, а там подумаю, что делать дальше.

— Ира, ты что там, уснула что ли? — Мы снова остановились.

— Извини, задумалась.

— О чем?

— А что если похитители Антона уже убили? Если он их видел, то зачем им свидетель? Тем более что денег, для того чтобы его выкупить у меня нет. И если это так, то все что я сейчас делаю совершенно напрасно.

— А если он жив и его убьют только после того, как ты откажешься выполнять их требования?

— И сколько они еще будут мной манипулировать, день-два, месяц, а может быть год и страшно представить, куда их может завести фантазия.

— Ир, ты Антона, что, совсем не любила? — Марат приподнял пальцем мой подбородок. — Каску я сняла сразу же, как только мы остановились.

— С чего ты взял?

— Тебе его совершенно не жаль. Ты сейчас говоришь о нем как о совершенно чужом человеке.

— Я пытаюсь рассмотреть ситуацию со всех сторон.

— Ну и как, рассмотрела?

— Я начинаю утопать в грязи, она меня постепенно затягивает.

— Боишься, что не отмоешься? А тебе не кажется, что человеческая жизнь дороже и важнее всего, даже твоих принципов, приоритетов и чувств.

— Кажется. — Я, как и Марат стояла на обочине дороги, готовая бороться за свои убеждения и если понадобится отстаивать их. — Поэтому этим должны заниматься профессионалы.

— В полицию пойдешь?

— А почему бы и нет?

— Думаешь, что они дело заведут? Да у них, наверное, сотни пропавших, так что одним больше, одним меньше.

— У меня есть доказательства. Отрезанный палец Антона я не выбросила, а положила в морозильник.

— Ир, а если у них в полиции свои люди?

— А если нет?

— Ира. Так нельзя, — Марат навис надо мной.

— Как так? — пришлось вскинуть голову для того чтобы встретиться с ним глазами.

— Нельзя все делить на черное и белое. Нельзя быть твердой, упертой и не прогибаемой, потому что такие люди быстро ломаются.

— А какой смысл прогибаться?

— Ира, иногда обстоятельства вынуждают это сделать.

— Не понимаю зачем? — Отойдя от Марата, облокотилась о сидение мотоцикла и, повернув голову, стала наблюдать за потоком машин. — К твоему сведенью, ломаются все и те, которые гнутся, и те которые не сгибаются. Все зависит только от силы, способа и места давления. Так что прогибайся — не прогибайся, конец у всех один. Так стоит ли перешагивать через себя?

— Ты не права. — Марат остановился напротив меня, пришлось прекратить наблюдение за машинами и переключиться на его лицо. — Прогибаясь можно выиграть время, а там глядишь, и давление на тебя ослабнет.

— А как потом жить, зная, что прогнувшись, совершила гадость и подлость?

— Многие живут и не жалуются. Ладно, — сделав шаг назад, Марат взъерошил волосы. — Я все понял. С тобой все ясно. Экстрим отменяется, поехали, что ли в похоронное бюро.

— Зачем?

— Гроб для твоего Антона заказывать, зачем же еще? Одним выстрелом убьешь сразу двух зайцев и от бывшего парня избавишься и от его похитителей, опять же нервы трепать себе не будешь, да и совесть будет спокойно спать.

— Марат, зачем ты так? — упрекнула парня. Его слова ранили больнее любого оружия.

— Прости, — Марат с силой ударил раскрытой ладонью по шлему, — представил себя на месте Антона. Лежишь связанный по рукам и ногам где-нибудь на чердаке или в подвале, кормят один раз в день, если конечно вообще вспомнят о том, что пленника необходимо кормить. Ходишь под себя или же в рядом стоящее ведро и целыми днями глядя в потолок молишься только об одном, чтобы тебя освободили. Считаешь секунды, складывая их в минуты, а потом в часы. А твоя жизнь тем временем находится в руках у девчонки. У девчонки, которая тебя разлюбила и которой ты и даром не нужен и надеяться не на что. Страшно стало.

Мне тоже. Глядя на Марата и слушая его пропитанную горечью речь, боролась с собой. Что страшного с того, что я возьму сумку на время, а потом верну ее законному владельцу? Это не воровство, а всего лишь хулиганство, от которого действительно может зависеть жизнь Антона. Ладно. Была-не была.

— Поехали, — кивнула Марату в сторону мотоцикла.

— Ко мне?

— На дело.

— Ты в этом уверена? — Ухватив за плечи, Марат около минуты вглядывался в мои глаза. В данный момент, он мог рассмотреть в них только холодную решимость. — Ладно, поехали.

Мы около часа катались по городу, а я все присматривалась, приглядывалась и все никак не могла решиться. Казалось бы, что тут такого? Протянула руку, схватила и дернула.

Я пыталась, несколько раз пыталась выхватить сумку, но в самый последний момент, меня словно что-то удерживало и останавливало.

— Ир, давай по дворам прокатимся. Может тебе там больше повезет, да и любопытных там намного меньше.

— Давай, согласилась. — Я уже чувствовала себя, как выжатый лимон, а что со мной к вечеру будет?

Как только мы завернули во двор, я сразу же заметила, что увесистая дамская сумка стоит на лавочке, а ее хозяйка, стоя к нам боком, разговаривает по телефону. Пока не передумала, и раз подвернулся такой удобный шанс, на несколько мгновений сжала талию Марата. Он все понял, сбавив до минимума скорость, подъехал практически вплотную к лавочке.

Протянув руку, ухватилась за ручки сумки, и в эту же секунду Марат надавил на газ и мы на бешеной скорости умчались с места преступления. Женщина сзади что-то кричала, но что именно, я не слышала, скорее всего, проклятия в мой адрес.

Сумка оказалась тяжелой, мне бы ее поставить между собой и Маратом, но так как она была объемной, я сделать этого не рискнула, побоялась, что в этом случае я сама с мотоцикла свалюсь. Пришлось держать сумку на вытянутой руке.

Спустя минуту, я уже не чувствовала своих пальцев. Сумка висела на моей руке, как гиря. Бросить бы ее, и не мучиться, а заодно и от улики избавиться, да только вот я не могла этого сделать. Раз пообещала себе вернуть сумку владелице, значит, я ей ее верну.

Рука онемела, казавшаяся многотонной сумка безжалостно тянула вниз и так и норовила выскользнуть из непослушный пальцев.

Когда же Марат остановится? Мы вроде бы уже далеко уехали. Я из последних сил пыталась не выронить из руки сумку. И вот мотоцикл наконец-то остановился, и я сразу же разжала пальцы, выпуская из одеревеневших, пальцев добычу.

— С почином тебя. — Марат улыбался, а мне было не до смеха, помимо того что рука ныла, отзываясь на любое движение болью и покалыванием в пальцах, выла и болела душа. Мне было плохо, и чувствовала я себя ужасно.