Предел прочности (СИ) - Королькова Наталья. Страница 57

Четыре часа спустя, услышала, как открывается входная дверь, выйдя в коридор, застыла на месте. Игнат пришел не один. Надо же, как Татьяна оперативно сработала.

— Привет, — десятисекундное замешательство прошло и, сделав несколько шагов, я протянула девочке руку. — Давай знакомиться, я — Ира.

— Софья, — крепко вцепившись в руку отца, девочка смотрела на меня исподлобья.

— Софья, ты голодная? Я тут пирожков напекла, ты с чем любишь? — Ища поддержки, девочка глянула на отца, а тот ей кивнул.

— Пахнет вкусно. — Игнат тоже нервничал.

— Так вы еще и с вещами, — я только сейчас заметила стоящую у ног директора сумку. Вот, казалось бы, что я такого сказала? А ведь оба сразу напряглись, словно боясь, что я их сейчас выгоню, — тут, как бы саму на улицу не вышвырнули.

— Софья, — девочка дернувшись, прижалась к отцу. — Я не кусаюсь, — присев, чтобы не нависать над ребенком, улыбнулась. — И я точно не питаюсь маленькими хорошенькими девочками. Так что меня нечего бояться.

— Я не маленькая, — заявил ребенок. — И не надо называть меня хорошенькой, потому что я некрасивая.

— Кто тебе сказал такую глупость?

— Мама, — опустив голову, призналась Софья.

— Мама? — Я готова была Татьяне за эти слова голову оторвать. Разве можно такое говорить ребенку?

— Да, — кивнула головой девочка.

— А скажи, мама у тебя красивая?

— Очень.

— А папа? — и мы с ней вместе посмотрели на Игната.

— Папа тоже красивый.

— В таком случае ты не можешь быть некрасивой. Мы тебе сделаем прическу, купим стильную одежду, и тебя в классе никто не узнает.

— Но мама…

— Красота в первую очередь идет изнутри, а ты изнутри вся светишься и сияешь, я это вижу.

— А почему я этого не вижу? — Повернувшись к зеркалу, Софья стала себя рассматривать.

— А потому что свое сияние увидеть крайне сложно, но его надо научиться ощущать. Хочешь, научу? — Девочка, немного подумав, кивнула.

— Отлично, только для этого надо будет немного поработать и ты должна быть готова к тому, что результат произойдет не сразу, придется чуть-чуть подождать.

— Я согласна, — в глазах ребенка загорелся интерес.

— Отлично, в таком случае пошли устраиваться, — протянув ребенку руку, дождалась, когда она вложит в нее свою.

— Ты меня не выгонишь? — в глазах девчушки плескался страх.

— А с чего ты взяла, что я тебя выгоню?

— Мама сказала, что когда я приду к папе, то… — ребенок запнулся и, бросив на меня робкий взгляд, покосился в сторону папы, — злая тетя меня выгонит, потому что я страшная и никому ненужная. Я обуза и вообще я не должна была на свет появиться. А еще она сказала, что у вас скоро будут свои дети, и папа меня теперь не любит, и что вы меня отдадите в детдом.

Слов не было. Зато появилось желание вырвать у Татьяны язык. А еще спросить у этой горе-мамочки, почему она, такая хорошая, отдала свою дочь таким плохим людям как мы? С шумом выдохнув из легких воздух, попыталась, чтобы на лице не отобразилась та гамма эмоций, что во мне клокотала и требовала выхода. Девочка и без того, похоже, настрадалась, так что ей лишние потрясения не нужны.

— И что ты сама по этому поводу думаешь? — спросила, не зная как именно оправдываться.

— Я не знаю. Вы только не отдавайте меня, — в глазах девочки появились первые слезинки. — Я умею убираться, могу приготовить макароны, картошку и яйца. Я буду вести себя тихо-тихо, так тихо, что вы меня даже не услышите. А когда у вас появятся дети, я буду помогать вам ухаживать за ними, а еще я могу ходить в магазин и выносить мусор.

Я не выдержала и крепко прижала к себе ребенка. Я думала, что на мою долю выпала куча испытаний и что у меня наступила чернильно-черная полоса, как же я ошибалась. Бедная девочка. Сколько же ей страданий выпало.

— Мы тебя никому не отдадим, — произнесла, чувствуя, как по щекам покатились слезы. — Если ты, конечно, сама уйти к маме не захочешь.

— Я не хочу к ней, — девочка обняла меня еще сильней, хотя я ей по сути никто и видела она меня впервые в жизни. — Она часто надолго уходит и оставляет меня одну. Она запирает меня с другой стороны, чтобы я никуда не ушла. А мне ночью страшно, я даже спать по ночам перестала, телевизор смотрю.

— Софьюшка, а часто ты дома по ночам одна остаешься? — я не узнала голос Игната, тихий, сдержанный и зловещий.

— Почти всегда, мама редко дома ночует, а еще хуже, когда она пропадает на несколько дней. Однажды она даже забыла мне еды купить, — шмыгнув носом, Софья обняла меня еще крепче.

— Хочешь сказать, что в холодильнике у тебя ничего не было, а сварить ты себе ничего не смогла?

— Первоначально и в холодильнике что-то было и в шкафчике и рис и макароны были, только в тот раз мамы долго не было и у меня все закончилось, в последний день я только одну воду пила, потому что у меня ничего не осталось. — Теперь уже я сильнее прижала к себе девочку. — Ира, я так и не научилась варить рис, он у меня либо не доваривается, либо пригорает, но я все равно все съедала. Я неприхотливая, непривередливая, и всеядная, и люблю все, и не буду капризничать.

С Татьяной мне в ближайшее время лучше не встречаться, потому что если я с ней встречусь, мало ей не покажется. Слегка отстранив от себя девочку, глянула на Игната, а тот с остервенением тыкал пальцем по экрану телефона.

— Она вне зоны действия сети. Я к ней, ключи у меня есть. Надо поговорить. — Игнат выскочил из квартиры прежде, чем я успела произнести хоть слово.

— Папа вернется? — внимательные серо-голубые глаза ребенка, настороженно смотрели в мои.

— Конечно, вернется, — заверила Софью, погладив ее по голове. — Пошли на кухню, там, наверное, уже все пирожки остыли, дожидаясь, когда мы придем и съедим их.

— Мамы дома нет, она уехала, — тихо произнес ребенок, понурив голову. — Зря папа туда поехал.

— Вещи сама собирала? — спросила, когда взгляд зацепился за стоящую на полу сумку.

— Сама, — подтвердила Софья. — Мама собиралась, и мне приказала сумку собирать.

— А что еще она сказала? — спросила осторожно.

— Что ноги ее в той квартире больше не будет, что ей все надоело, что она устала и еще она ругала и тебя и папу. — Вот в чем в чем, а в этом я не сколечко не сомневалась.

— Софьюшка, иди, помой руки и проходи на кухню, а я пока твоему папе позвоню, — кивнув, девочка отправилась в ванну.

— Игнат, Софья утверждает, что Татьяна уехала.

— Я все равно, заеду, — злой раздражительный мужской голос резанул по ушам.

— В таком случае, посмотри, там возможно какие-нибудь Софьины документы остались, учебники, ну и вещи ее, как сам понимаешь, она не могла с собой все забрать.

— Я понял. Заберу все что найду.

Зайдя в кухню, застала такую картину, Софья сидит на краешке стула и гипнотизирует тарелку с пирогами.

— Ты почему не ешь? — Присела рядышком с ней за стол.

— Так младшие едят только после старших.

Не знаю, слышала ли Софья скрежет моих зубов, но вот сверкнувший ненавистью взгляд ее все же зацепил, и девочка вжала голову в плечи.

— Софья, у нас другие порядки, так что запомни, когда захочется есть, тогда и подходи к столу и никто тебе слова не скажет. Не стесняйся просить, потому что если не попросишь, то не получишь, я же не могу предугадать того, что ты хочешь.

— Можно? — девочка робко указала на тарелку с пирожками.

— Нужно. И не стесняйся, ешь сколько захочется, а я нам сейчас чай заварю.

Отойдя к другому столу, специально встала спиной к девочке, для того чтобы лишний раз не смущать ребенка. У меня в голове не укладывалось, что родная мать может так поступить с ребенком и вот спрашивается, почему она Софью Игнату раньше не отдала? Неужели горстка денег может окупить страдания ребенка? Все это было выше моего понимания.

— Держи, — поставила перед Софией чашку теплого чая, себе же налила погорячее. — Тебе сахар положить?

— Две ложки если можно. — Доев пирожок, девочка не решилась взять себе еще один, а ведь хотела. Ее взгляд постоянно останавливался на пирожках, но она, съев один, за вторым руку так и не протянула. Девочка отпила чая.