Скандинавия с черного хода. Записки разведчика: от серьезного до курьезного - Григорьев Борис Николаевич. Страница 73

Но настороженность в отношениях еще нет-нет, но давала о себе знать. Недостатка в предлогах и поводах для этого обе стороны не испытывали.

Вот на этом переломном этапе существования Шпицбергена и проходила моя последняя загранкомандировка, длившаяся полтора дня и полторы ночи. Разумеется, полярных. На Большой Земле это соответствовало пятнадцати месяцам.

Четверговые встречи в «замке Иф»

Пользуясь положениями Парижского договора 1920 года, советские, да и все другие граждане могли приезжать на Шпицберген без визы. Воспользовался этой возможностью и я, хотя и здесь норвежцами была придумана процедура контроля, выражавшаяся в том, что о прибытии каждого дипломатического сотрудника консульства должно было быть заранее проинформировано норвежское министерство иностранных дел. Без этого уведомления губернатором Шпицбергена — по-норвежски «сюссельман» — могли быть приняты меры по недопущению дипломата на архипелаг. Норвежцы еще никому никогда не отказывали в праве на пребывание на архипелаге, но механизм для этого на всякий случай был уже подготовлен.

Для управления Шпицбергеном норвежцы возродили старинный институт «сюссельманства», или, в переводе на русский язык, наместничества. Когда-то вся Норвегия была поделена на административные единицы «сюссель», во главе которых стояли королевские уполномоченные сюссельманы, обладавшие, как и на Руси, всей полнотой власти на местах.

Сюссельман на Свальбарде воплощал в себе всю административную, полицейскую и судебную власти. Кроме того, для дипломатических иностранных представительств он играл также роль аккредитационного центра — иначе говоря, министерства иностранных дел. В помощь ему был создан аппарат, включавший отряд полицейских и чиновников различных министерств из Осло и необходимые технические и транспортные средства: радио, телефон, ледоходное судно с оборудованной на палубе вертолетной площадкой, несколько вертолетов, тягачи-вездеходы, автотранспорт, катера, снегоходы и т. п.

Полицейские обладали самыми широкими полномочиями. Они исполняли роль пограничников и таможенников, могли заводить и расследовать любые уголовные дела, принимали к первичному рассмотрению прошения эмигрантов, наблюдали за порядком на вверенной им территории, следили за правильным отстрелом оленей и выловом рыбы, а также за соблюдением экологической чистоты. И конечно же выполняли контрразведывательные функции по отношению к советским гражданам, особенно к дипломатам. Некоторые из них владели русским языком, хотя и не всегда афишировали это перед нами.

Как правило, в распоряжении у губернатора был переводчик русского языка, выпускник военного института переводчиков в Осло и сотрудник военной разведки. Для них Шпицберген был своеобразной стажировкой в начале разведывательной карьеры.

К моменту моего приезда между консульством и конторой губернатора Лейфа Элдринга установилась довольно продуктивная форма сотрудничества в виде еженедельного обмена информацией по актуальным вопросам, затрагивающим советско-норвежские отношения на архипелаге. Эти встречи проходили по четвергам в консульстве и обставлялись всегда в строгом соответствии с установленной ранее процедурой.

Л. Элдринг в сопровождении полицейского и переводчика прилетал на своем вертолете и садился на мысе Финнэсет, расположенном на восточной окраине Баренцбурга, на специально оборудованной деревянной платформе. Рядом был построен деревянный «губернаторский» домик, в котором норвежцы могли отдохнуть или переночевать, и гараж, в котором всегда стоял губернаторский джип и запасы бензина.

После приземления норвежцы открывали гараж, заводили свой Джип и ехали в консульство. В консульстве их уже давно ждали: как только вертолет пролетал мимо здания, Еремеев давал указание готовить кофе, конфеты и печенье и накрывать столик в каминном зале. Через пятнадцать—двадцать минут в консульство вваливались покрасневшие от мороза «норги». Они чинно здоровались с консулом и его переводчиком, проходили в раздевалку, снимали с себя теплые комбинезоны и оказывались в «партикулярном» платье — в штиблетах, в темных костюмах, белых рубашках и галстуках. Все чинно рассаживались вокруг стола и после обмена общими фразами вежливости приступали к работе. Хозяева следили за тем, чтобы у всех был налит кофе, и то и дело наполняли термосы с горячим и душистым напитком.

Первыми брали слово гости. Л. Элдринг в неформальном обращении информировал консула Л. Еремеева о некоторых событиях, имевших место в норвежских поселках: о прибытии из Осло той или иной делегации и о возможности ее приема в Баренцбурге или Пирамиде, о случаях нарушения советскими шахтерами установленного режима, например о несанкционированном приземлении русского вертолета на окраине Лонгйербюена или о выявленных в долине Гренфьорд самодельных русских капканах на песца.

Мы, в свою очередь, предъявляли претензии к норвежской стороне, например относительно повреждения проходившего через Гренфьорд трубопровода каким-то норвежским судном, передавали просьбы руководства рудников, докладывали о недостойном поведении в Баренцбурге некоторых норвежцев, злоупотребивших дешевой водкой.

Почти всегда сопровождал губернатора старший полицейский Юхан Юнссон, невозмутимого и меланхоличного склада человек, уставший, казалось, от общения с несовершенным человеческим материалом. Он аккуратно фиксировал ход беседы в блокнот, но почти никогда не участвовал в общей дискуссии. Норвежцев переводил Сверре Рустад, а с нашей стороны в качестве переводчика выступал небезызвестный теперь английский шпион, а тогда — секретарь консульства Платон Обухов 65. Гости и хозяева старательно прихлебывали кофе, запивали его минеральной водой и заедали шоколадными конфетами.

Исчерпав все вопросы, норвежцы поднимались и уходили, а мы еще оставались на некоторое время в каминном зале, чтобы обменяться впечатлениями от встречи.

Лейф Элдринг, крупный и грузный мужчина в возрасте лет шестидесяти пяти—шестидесяти семи, с короткой стрижкой, с хитрым медвежьим прищуром серо-голубых глаз и крупным мясистым носом «картошкой», то ли отмороженным за долгие годы работы на архипелаге, то ли приобретшим характерную окраску по другим причинам, походил на прожженного пирата Южных морей и был весьма популярной фигурой и в норвежских и в советских поселках. Ему смело можно было поручить сыграть роль одноногого пирата Сильвера в фильме «Остров сокровищ».

Глаза ровные, но в середине заметно расхождение.

Элдринг уже бывал раньше на Свальбарде и до своего назначения на этот пост успел поработать в качестве вице-губернатора. Он был способный администратор, гибкий и прагматичный тактик, искусный дипломат, добряк по натуре, но принципиально отстаивающий интересы Норвегии на Шпицбергене.

Его «пунктиком» была экология, и он не останавливался ни перед какими авторитетами и причинами, чтобы принять жёсткие меры по отношению к нарушителям. Элдринг объявил на неопределенный срок мораторий на отстрел белых медведей и скрупулезно следил за его выполнением. «Tavare Svalbard!» — «Берегите Свальбард!» — такой лозунг украшал его сюссельманский герб, и этим лозунгом Элдринг руководствовался весь период нахождения на архипелаге. Когда одна туристская норвежская фирма запланировала для своих богатеньких клиентов охотничьи поездки-сафари на архипелаг, то губернатор заранее предупредил их через прессу, что охотники на белых медведей не могут рассчитывать на то, что их вообще допустят на территорию архипелага.

Благодаря этому мораторию популяция белых медведей на Шпицбергене последние годы резко увеличилась, и белые медведи, совсем было вытесненные с родных ареалов, стали смело появляться на окраине поселков, а самые храбрые — даже приближаться к жилым и хозяйственным постройкам.