Берсерк - Григорьева Ольга. Страница 119

Скальд замолчал. Послышались довольные возгласы Урман. Сколько их собралось послушать рассказы заезжего песенника? Наверное, вся усадьба…

Я приподнялась, нащупала край лавки и села.

— Эй, глядите! — Кто-то заметил мое движение.

В дымном воздухе повисла тишина. «Не смей отступать», — услышала я голос Баюна. «Ты — моя валькирия», — подбадривая, ласково шепнул Хаки.

— Скальд! — позвала я. Крик получился слишком громким, и я повторила потише: — Скальд!

— Я тут, госпожа…

Когда он успел подойти? Ведь я не слышала его шагов. И голос скальда был странным, заносчивым, с какой-то затаенной издевкой.

— Почему ты назвал меня госпожой?

— Потому, что вскоре на тинге в Нидаросе за тебя отдадут жизни и свободу многие могучие воины. Ты —. их госпожа.

Я не понимала. Однако это было не важно. Я нуждалась в помощи, и скальд был послан мне богами. Песенники не имеют родины и знают все на свете, потому что их отец — могучий бог ветра, а их мать — нежная вода. Эти люди не умеют жить на земле…

— Возьми меня за руку, скальд, — попросила я. —По дрожи твоих пальцев я узнаю, когда ты солжешь.

Легкие и сильные пальцы легли на мое запястье. Сопение и покашливание приблизилось, — видимо, заинтересованные разговором урмане подошли поближе.

— Скажи, скальд, — тихо спросила я, — скажи, когда над твоей головой занесен меч божия гнева, а по пятам гонятся беды и несчастья, где ты станешь искать спасение?

— В своем сердце, — не колеблясь сказал певец. — Я улыбнулась. Он не солгал, но и не ответил. Я спрашивала об ином…

— А если в твоем сердце только ненависть и горечь?

— И боги в гневе?

— Страшные боги…

Он задумался. Обсуждая мой странный вопрос, вокруг забубнили.

— Нужно принести жертву, — отважно высказался кто-то, — и боги простят.

— Дурак ты, — зашипели на смельчака, — помолчал бы!

— А чего… — возмутился было тот, но его заставили смолкнуть.

Пальцы скальда ослабли и разжались. — Я всего лишь певец, — сказал он. — Я пою свою душу и получаю за это золото. Каждый день я меняю ее на золото, и я не знаю ответа. Тебе нужен другой советчик, с чистым сердцем и великими мыслями, тот, который живет на Сюллингах…

— Он говорит об отшельнике, — пробормотал кто-то.

— Это о том, который обратил Олава сына Трюггви в новую веру?

— О нем…

Я откинулась на подушки. Чьи-то заботливые руки прикрыли меня теплой шкурой. Голоса стали отдаляться…

На сей раз я спала без сновидений. Меня не беспокоили ни мары, ни Баюн, ни Хаки. Темнота и тишина хотели стереть слова скальда, однако, едва проснувшись, я вспомнила о них. Сюллинги! Где это? Добраться бы туда! Может, там найдется защитник моей измученной душе? Он освободит мое сердце от цепких лапок проклятого паука, а уж дальше я сама справлюсь с приспешницами Морены… Нужно пойти к Олаву. У него власть, сила, и он знает отшельника с Сюллингов. Так сказал кто-то из слушателей скальда…

— Здесь есть кто-нибудь? — приподнимаясь, окликнула я.

Где-то рядом заскрипела лавка и послышались поспешные шаги.

— Что ты хочешь? — произнес девичий голосок. «Кристин», — вспомнилось имя урманки.

— Дай мне еды. Любой. И помоги встать. Девчонка обрадованно засуетилась, а я села и вздохнула. Как многое нужно сделать, а хватит ли сил и желания? Мары не позволят опередить их месть…

Но мары почему-то не спешили, и через пару недель я уже выходила на двор, а в первые дни весны темнота перед глазами сменилась расплывчатыми бледными тенями. Кристин, дочь Тойва, бродила за мной, как тень. Она объяснила, что Олав поручил Тойву заботиться обо мне. Для небогатого рода лечить названую сестру будущего конунга Норвегии было большой честью. Однако как я попала к Олаву, девчонка не знала.

— Говорили, будто тебя принесли люди Хаки Волка, но никто в это не верит, — твердила она.

Я не требовала объяснений. Боялась, что воспоминания разбудят уснувших посланниц смерти. Да и в жалость берсерков не верила. Скорее всего они бросили меня возле пещеры, а пастухи поутру нашли и отнесли к людям. Только откуда они узнали о моей давней дружбе с Олавом и почему отнесли именно к нему? Хотя какая разница? Главное, я осталась жива и еще могу бороться!

Однажды утром Кристин вытащила меня в лес. Она хотела набрать каких-то трав для моего лечения, а я от нечего делать одиноко стояла у березового ствола. Соки дерева бежали под моей ладонью и наполняли сердце радостным теплом. Почему-то вдруг вспомнилась моя березка на Красном Холме. Может, эта весна ободрит ее и позволит дать новые, крепкие побеги?

Кристин где-то забегалась, и, устав стоять, я робко двинулась вокруг поляны. По темным теням я угадывала очертания деревьев, ощупывала их стволы и только тогда обходила. Чуть впереди темным кругляшом чернел невысокий пенек. Я добрела до него, села и подставила лицо солнечным лучам. Пожалуй, теперь у меня хватит сил добраться до Нидароса…

Что-то быстрое и пестрое выскочило из-за деревьев и замерло.

— Кристин? — боясь ошибиться, вымолвила я. Пестрое пятно заскакало в нелепом танце.

— Ты видишь! Видишь! — кричало оно голосом моей сиделки.

В тот же день я стала собираться в путь. Тойв отправил со мной целый отряд провожатых.

— На тинге в Нидаросе Олава изберут конунгом. Это признали даже на юге, в Вике, — подводя меня к лошади, сказал Тойв.. — Ярл Вика издревле служил конунгу данов, но теперь он станет человеком Олава. Отныне ты названая сестра нового, могучего конунга и не должна ездить в одиночку.

Я обрадовалась. Если Тойв не ошибался, то богатство и власть Олава неизмеримы. Моя просьба должна показаться будущему конунгу не больше чем детской шалостью.

Однако я рано радовалась. Олаву было не до меня. В преддверии тинга в Нидаросе собралось множество народу. Тут были бонды со всей Норвегии. Вокруг усадьбы стояли пестрые шатры Они проплывали передо мной шумными, яркими пятнами. На поляне возле длинного, похожего на быка дома меня встретил управляющий Олава. Я видела лишь его золотые браслеты и белое пятно лица.

— Будешь жить в том доме, — кивнул он куда-то в сторону и добавил: — Конунг сам позовет тебя.

В указанной управляющим избе оказалось душно и тесно. Кто-то спал на лавках у стены, кто-то ел, кто-то прямо на земле у костра играл в кости и звенел мелкими монетами.

— Мы будем ждать снаружи, — тронул меня за плечо один из сопровождающих.

Я не знала его имени. Когда не различаешь лиц, имена не имеют значения, но воинам Тойва и впрямь было нечего делать в душной избе. Им вольнее дышалось на дворе, рядом с походными кострами и старыми знакомцами.

Щуря глаза — чтоб лучше видеть, — я полезла в шевелящееся людское месиво и тут же наступила кому-то на ногу.

— Куда прешь?! — обиженно рявкнул грубый голос.

— Прости, — вежливо извинилась я.

— Баба?!

Я улыбнулась. Незнакомца смутил мой мужской наряд, но в нем мне было удобнее. К тому же хотелось встретить Олава так же, как виделись в последний раз, — в воинской одежде. Однако воевать меня больше не тянуло. К чему все подвиги и сражения, если они не приносят ничего, кроме боли, страданий и потерь? Я хотела выиграть только одну битву. Последнюю…

— Ты?! — Урманин вскочил.

Я разглядела его синие глаза и рыжие волосы. Теперь настала моя очередь удивляться.

— Ты меня знаешь?

Он засмеялся, протянул руку и ухватил меня за запястье:

— Узнаешь?

Я покачала головой.

— В усадьбе Тойва ты выглядела совсем слепой… Скальд! Тот самый, который пел о гибели ярла Хако-на! А я-то думала, что он тоже привиделся…

— Ты?!

— Узнала, — довольно выдохнул скальд и потянул меня к костру. — Что стоишь? Садись!

Я опустилась на заботливо подстеленный им плащ и закрыла глаза. Я уже могла видеть, но от желания все разглядеть получше глаза часто болели. Тогда я давала им отдых…