Берсерк - Григорьева Ольга. Страница 93

Я закрыла глаза и вздохнула. Такая удача выпадает не часто. Верно, сам Велес пожалел меня и сбросил с кручи к ногам этой урманки. Вот подлечусь, поправлюсь и соберусь в поход. Главное — выжить, а там уж я непременно отыщу своего берсерка!

Женщина вернулась к костру, а потом поднесла к моим губам большую плошку. Из нее тянуло мятным и пряным ароматом.

— Выпей, — попросила незнакомка. — Выпей…

— Почему ты обо мне заботишься?. — проглатывая живительное питье, спросила я. . Незнакомка грустно улыбнулась:

— Ты убьешь моего мужа…

Плошка выскользнула из моих рук, упала на пол и раскололась на мелкие черепки. Дева небесная Перун-ница, да что ж такое говорила эта молодуха?! Или так я должна отблагодарить ее за заботу?!

— А если откажусь, ты расскажешь обо мне людям Свейнхильд?

Мне вовсе не хотелось убивать какого-то незнакомого мужика просто потому, что он надоел своей суженой.

— Нет, — глядя мне в глаза, ответила красавица. Ты не откажешься.

С виду такая робкая и тихая, а нахальства хоть отбавляй! Может, ее муж и впрямь изрядная скотина? — Увижу его и мигом возжелаю отправить на тот свет?

— Ты так его ненавидишь? — спросила я.

— — Что ты?! — испугалась незнакомка. — Я люблю . его! Так люблю, что уйти не могу!

Вот те на! Зачем же тогда убивать или уходить? И откуда такая грусть по прежней жизни? От большой любви и счастливой доли никто не побежит плакать в отчий дом. И непохоже, чтоб этакую красотку могли променять на другую…

Окончательно растерявшись, я наблюдала, как красавица собрала с пола черепки и подтерла растекшуюся темную лужу. Ее белые руки проворными зверьками отбегали по влажным половицам и легли на живот.

— Это он меня не любит, — печально призналась она. — Забыл меня. Совсем забыл…

Все-таки ревность… Какой же дурак мог позабыть такую красу?! И в хозяйстве она вон как справна: миг назад плавало по полу глиняное крошево, а теперь чисто и сухо, будто ничего и не проливалось… Сухо?!

Я взметнулась на постели. Верно! Под лавкой не осталось даже влажного пятна. А тряпки-то у незнакомки не было!

— Ты кто такая?! — натягивая повыше шкуру, будто желая закрыться ею от недоброго колдовского глаза, вскрикнула я.

Женщина подняла голову:

— Хозяйка я. Здесь — хозяйка.

— Видала я таких хозяек. — Одна моя рука принялась нащупывать одежду, а другая зашарила по лавке. — В Приболотье их хоть пруд пруди. Колдунья ты! Хочешь мужа извести, вот и подобрала меня, разум мутишь…

Теперь меня уже не удивляла ни странная просьба незнакомки, ни ее забота. Ворожей не любят мужской род и замуж идут, как на костер. А уж замужняя ведьма — самая злая. Она даже рожичей морит уроками и напастями. А то, бывает, подберет какую-нибудь заплутавшую человеческую душу и не возвращает хозяину, покуда тот не сделает для нее подлую работу. Да и после " обмороченный человек останется при ней вечным рабом. Свою обсохшую и починенную одежду я отыскала в ногах постели и сразу стала одеваться. Женщина внимательно следила за мной. Ее огромные печальные глаза, казалось, стали еще больше и печальнее.

— Куда же ты пойдешь? — спросила она. — Там за дверьми тебя давно ждут. Я их не пускаю. Тут моя усадьба, мое право. А выйдешь — кто тебя защитит?

— Да было бы от кого защищать! Уж лучше люди Свейнхильд и лютая смерть, чем ведьмина неволя!

Я сплюнула на пол и рванула дверь. В лицо ударил морозный ветер. Уходить из теплой избы не хотелось, но я собралась с духом и упрямо шагнула наружу. Дверь громко захлопнулась за моей спиной. В ответ на крыше что-то зашевелилось и запищало. Что это?

— Мы, мы, мы… — Низкая крыша урманского жилища кишела темными, скользкими тварями. Мары.

Моренины прислужницы лениво вытягивали длинные худые шеи и расправляли крылья. Почему-то теперь я видела их отчетливей, чем раньше. Узко посаженные на сухих, обтянутых кожей черепах горящие глаза ощупывали мое тело. Когтистые руки с перепонками-крыльями похрустывали и шелестели, а тощие, похожие на пустые мешочки груди лежали на выпирающих ребрах…

— Ты наша, — подбираясь к самому скату, радостно пискнула одна из мар. Я отшатнулась:

— Нет!

— Но ты уже шагнула за край жизни и не отдала нам берсерка, — раззевая беззубый рот, возразила крылатая тварь. — Ты не выполнила уговора. Ты — наша.

— Наша, наша, наша, — зашептали тысячи голосов. Черной тучей мары поднялись в воздух. Руки-крючья потянулись ко мне. Паук в груди радостно задергал лапами.

Забыв о страхе перед ворожеей, я метнулась к дверям и ввалилась обратно в избу. Красавица ведьма что-то помешивала в котелке. :

— Я ведь предупреждала, что тебя там ждут, — заявила она.

— Слушай, ты, — по-рачьи пятясь к лавке, вымолвила я. — Там худо, но и тут не лучше. И знай — ворожи не ворожи, а твоего мужа я не убью!

— Но ты сама этого хочешь, — равнодушно возразила ведьма. — Птицы тебя привели, а они чуют, кто кому смерти желает.

Меня привели птицы? Какие? Ах да, эти! Ведьмино воронье! И угораздило же меня из огня да в полымя!

Я зашарила глазами по стене. Должно же быть тут хоть что-нибудь спасительное! Осиновый прут или, на худой конец, старая оглобля! «Бей ею ведьму по хребту да приговаривай: раз, раз, раз, — она и сгинет», — вспомнился давний совет матери. Но ни прута, ни оглобли не было.

— Ты не бойся, — снимая котел с огня, продолжала незнакомка. — Люди Лисицы тебя не найдут. Живым сюда хода нет. Только неприкаянным, тем, что душой уже расстались с миром, а разумом еще цепляются за жизнь.

Так вот где я! На кромке… В обиталище духов и прочих нежитей, посередке меж небесным царством и земным миром. Вся нелюдь — от заблудших духов-самоубийц до вечных прислужниц Морены — все они жили здесь, на краю яви. Это их явь. Иногда — схожая с нашей, земной, а иногда вовсе непонятная. Когда-то, в давнее время, кромки не было и нечисть жила с людьми. Мать рассказывала мне об этих временах. Тогда я была совсем маленькой, не верила ей, а вот нынче самой довелось попасть на этот край мира…

— Тут мой дом. — Незнакомка широко повела рукой. — Здесь я сильная. Очень сильная. Я подлечу тебя, дам своей силы и помогу вернуться к живым. Без моей силы ты не вернешься. Уж слишком тебя мары, — она покосилась на дверь, — потрепали.

— Мары? Ты тоже их знаешь?

— Да. Мары мерзкие и очень жадные. Не люблю их, потому и в дом не пускаю. И тебя бы не пустила, если б не Хаки.

Я начинала понимать. Это было нелепо, невозможно, но…

— Как тебя зовут?

Женщина свела брови: — Не помню… Как-то странно. Кажется, Ингрид. Но когда меня так звали, здесь было страшно. Все горело и пахло кровью… А теперь гляди, как чисто. Хаки тут понравится, и он больше никуда не уйдет. Не бросит меня. — Ее глаза загорелись, а на бледных щеках проступили едва заметные голубые пятнышки. — И куда ему идти? Не к марам же?!

Я кинулась к кружащейся по избе красавице и вцепилась в ее ледяные руки:

— Ингрид?! Ты — Ингрид, а твой муж — Хаки Волк?!

Женщина заулыбалась:

— Он самый сильный, самый смелый, самый добрый. Я так просила его не уезжать, но он любил Одина больше, чем меня, и уехал.

Я шагнула назад. Бред. Видения. Такие же, что с волком и укушенной рукой. Мертвая Ингрид просит меня убить ее мужа, Хаки Волка… Нелепица! Чушь!

Красавица мечтательно склонила голову к плечу:

— Мне так хочется снова увидеть его! Я дам тебе силу и скажу, где его искать. Ему теперь не добраться до Одина. Значит, его возьму я.

— Ты же знаешь… Он обещан марам.

Ингрид засмеялась. Бледные губы раздвинулись.

— Я буду драться за него, а когда мары отступят, возьму его в нашу усадьбу. Он станет только моим!

Это было невыносимо! Моя голова раскалывалась, а мысли путались, смешивая воедино видения и явь. Нужно выспаться… Просто выспаться, и все. Потом разберусь и с Ингрид, и с Хаки… Потом…