Наречённая ветра - Лински Литта. Страница 36

Инослейв уселся на траву, обхватив голову руками. Эви неслышно подошла сзади и обняла его, положив голову ему на плечо. Ветер тут же обхватил ее ладошки руками и крепко сжал. Мягкие волосы Эвинол касались его щеки, ее светлые пряди смешивались с его темными. Он чуть повернулся, коснувшись губами ее виска.

— Я никому тебя не отдам, Эви.

— Я знаю, — тихо ответила она.

Так они и сидели, прижавшись друг к другу, не нуждаясь в словах, чтобы понимать, что думает и чувствует другой. Солнце скрылось за горными пиками, на выцветшем небе прорезались первые звездочки, стало холодно. Инослейв закутал Эвинол. Девушка, измученная тревогами и событиями дня, засыпала. Когда ее дыхание стало ровным и глубоким, ветер подхватил ее и отнес в башню.

Уложив Эви на кровать, он прилег рядом. Обнимая спящую девушку, Инослейв принял решение не оставлять ее одну даже на час. И пусть ему тяжко сидеть запертым на небольшом клочке пространства, зато Эвинол ничего не будет угрожать, пока он рядом. Надо попробовать немного укрепить границы на случай визита незваных гостей. Уж на это его сил должно хватить.

Эвинол проснулась на рассвете.

— Ты здесь? — она удивленно уставилась на Инослейва, по-прежнему лежавшего рядом.

— Да, принцесса. Ты мне не рада?

— Рада, но… — Эви присела на кровати, по привычке подтянув колени к груди. — Разве ты не должен быть в человеческом мире?

— Я должен быть рядом с тобой.

— Но не все же время!

— Все время. Не хочу однажды вернуться и найти твое бездыханное тело, из которого Ларишаль высосала жизнь.

— А как же люди, природа? Как же ты сам, в конце концов? Ты же здесь, как в клетке!

Инослейв подивился тому, насколько хорошо Эви изучила его. Однако он не собирался с ней соглашаться и менять принятое решение.

— Здесь не клетка, а мой дом, Эвинол. К тому же здесь ты. Наконец-то нам не придется расставаться. Разве это плохо?

Она не отвечала, глядя на него из-под упавших на лицо волос. Несложно догадаться, о чем она думает. О своих драгоценных подданных и землях. Забавно, они оба считают Илирию своими владениями. Только Инослейв считает, что Илирия существует для него, а Эвинол, что она — для Илирии. Вот и сейчас вместо того, чтобы радоваться защите и обществу ветра, тревожится, как же там ее бедные людишки.

— Как знаешь, — наконец сказала она, удивив его тем, что не стала спорить.

— Вот и славно, — бодро ответил Инослейв. — У нас впереди целый день вместе. Чем займемся?

— Для начала позавтракаем.

Эвинол отправилась вниз, к большому очагу, — заваривать свой любимый ягодный чай. Ветер тем временем заглянул в комнату, назначенную кухней, прихватив хлеба, масла, сыра и варенья. Завтракали они на одном из башенных балконов. Точнее, завтракала Эви, а ветер сидел рядом, любуясь ею.

Начавшийся так уютно и по-домашнему день продолжался в том же духе. Эви учила Инослейва рисовать руками, что оказалось куда сложнее, чем гонять облака по небу. Затем Эвинол потащила его в разбитый ею садик, где она сажала принесенные ветром растения и семена. Гордое божество унизили, заставив копать землю для посадки тюльпанов и клубники.

— Ты, должно быть, задалась целью сделать мое пребывание здесь невыносимым, моя принцесса, — притворно ворчал он.

— Разумеется, — ответила она с полной серьезностью, вываливая в полы его плаща горсть тюльпановых луковиц.

Наскучившись садоводством, Инослейв просто закинул Эвинол на плечо и устремился с ней к небу. До самого вечера они носились среди облаков, и счастливый восторженный смех Эви наполнял сердце ветра радостью и светом. Он поймал себя на том, что вовсю наслаждается вынужденным заточением. Эвинол, похоже, тоже все устраивало: за день она ни разу не заикнулась о своих дорогих подданных, оставшихся без ветра.

К ночи они развели костер, пекли поздние яблоки над огнем, а потом прыгали, точнее, перелетали через пламя. Затем Эви взяла скрипку и заиграла страстную, дикую мелодию. Костер словно танцевал в такт музыке, резкие всполохи рыжих огненных лент на фоне черного осеннего неба завораживали. Эвинол сама кружилась, не выпуская скрипку из рук и не сбиваясь ни в одном такте. Она была великолепна!

Следующая пара дней прошла столь же прекрасно и безмятежно. Никто не нарушал их покоя, Эви не страдала из-за людей, а Инослейв — из-за отсутствия простора. А на четвертое утро принцесса с кроткой улыбкой заявила, что ей нечего есть.

— У нас, конечно, еще много варенья и есть сухари, но… — она развела руками.

Инослейв выругался. Надо же быть таким дураком! И как он не подумал, что Эвинол живая и нуждается в пище. Зато уж она сама точно не забывала об этом. Вот почему она не спорила все это время — просто ждала, пока кончится еда, и ветер вынужден будет спуститься к людям. Инослейв понимал, что у него нет выхода — не морить же Эви голодом, — но мучительно пытался что-нибудь придумать. Хотя что уж тут придумаешь?

— Значит так, маленькая. Я улечу совсем ненадолго, а ты останешься в башне, в той комнате на самом верху, где нет окон, и носа оттуда не высунешь до моего возвращения. Поняла?

Эвинол радостно закивала, вызвав у ветра приступ досады. Пока он тащил ее наверх, Эви уговаривала его не спешить, уверяя, что ей ничего не грозит. Не очень-то доверяя благоразумию девушки, ветер запер дверь снаружи, игнорируя возмущенные протесты Эвинол. Ключ он намеревался взять с собой.

— Не бросай меня так, запертую! — она заколотила руками в дверь. — Мне страшно!

— Эви, радость моя, я вернусь раньше, чем догорит свеча. Хотя на всякий случай я оставил тебе дюжину.

— Да? — даже через дверь в ее голосе ясно слышалась паника. — А если свеча упадет, и я сгорю заживо?

Этот довод показался Инослейву веским, не говоря уже о том, что он не смог бы оставить Эвинол, когда она так напугана. Вздохнув, он отпер дверь и вручил ключ девушке.

— Не выходи! — кратко приказал он и, обернувшись ветром, понесся вниз.

Только оказавшись на просторах человеческого мира, Инослейв понял, чего был лишен все эти дни. Постоянно быть рядом с Эви — невыразимое счастье, но платить за него приходилось насилием над своей природой. И она это понимала. Она гнала его от себя не только ради илирийцев, но и ради него самого.

Однако, наслаждаясь свободой, он не собирался задерживаться надолго. Добыть Эви еды — и сразу обратно.

Его отсутствие было заметно. Воздух, несмотря на прохладное время года, казался тяжелым и спертым. Между землей и грязновато-бесцветным небом зависло пыльное марево. Листья вместо того, чтобы падать с деревьев, устилая землю желто-красным ковром, так и висели на ветках, пожухшие и свернувшиеся. А ведь его не было всего-то три дня!

Инослейв решил, что позже вернется и наведет в мире порядок, но сейчас он слишком тревожился за оставленную в башне Эвинол. Он решил запастись провизией на рынке в небольшом городке. Зная, как Эви любит выпечку, ветер первым делом подлетел к прилавку с горячими пирожками, хватая все подряд. Пусть уж там принцесса потом разбирается, с чем они. Видя, как ветер сметает товар с ее лотка, тетка переполошилась.

— Ветер, Тариша! — закричала она, повернувшись к соседке. — Поглоти меня бездна, ветер!

— Точно, ветер! — товарка вместо ожидаемого возмущения расплылась в улыбке. — Хвала светлой Эвинол, уломала-таки ветер сжалиться над нами, горемычными!

Если бы Инослейв сейчас был человеком, он бы расхохотался. Знали бы эти кумушки, как близки они к истине!

— Не зря, видать, мы ей дары оставляем, заступнице нашей, — продолжала Тариша.

— Какие-такие дары? — заинтересовалась пирожница.

— Ну как — какие? Разные. Вот я горшочек меда вчера оставила. Ильта груш целую корзинку принесла, а бабка Малара напекла маковых коврижек. Ну и еще всякое разное. Все сносят дары к городскому колодцу. Тут на площади, недалече.

— Вот смешные вы, — тетка хохотнула. — Да всю эту снедь быстренько к рукам приберут. Мало ли сброда голодного, да и просто мальчишек.