Зима была холодной (СИ) - Милоградская Галина. Страница 26
— Ступайте, Алексис, развейте своё беспокойство, — мягко кивнул в сторону дома Колум. Поколебавшись, Алексис вздохнула и обернулась к поляне, отыскивая глазами Каннингов. — Я скажу, что вы вернулись в город с кем-то из родителей, что вам понадобилось что-то в школе… Не волнуйтесь, если вас потеряют, я найду, что ответить.
Алексис ушла, поле перед церковью постепенно опустело, и Колум вошёл внутрь, принимаясь неспешно наводить там порядок: расставлял скамьи, раскладывал небрежно брошенные Библии, менял свечи. Уже в сумерках он вышел наружу, но не спешил возвращаться в дом. Задумчиво глядя на темнеющее небо, он вспоминал другое, в другом городе, в другой жизни…
Нью-Йорк, 1850 г.
У пивоварни было шумно: парни из «Гвардии Роача»* опять пытались заявить о себе, подняв на ножи нескольких ребят из «Уродских цилиндров» и теперь галдели у дверей, требуя Мясника. Колум наблюдал за ними из окон дома, расположенного напротив — третий этаж давал неплохой обзор. Ночь подходила к концу, и вскоре улицы должны были опустеть, точнее, неблагонадёжная часть жителей «Пятого квартала»** собиралась лечь спать, чтобы дать дорогу мелким воришкам, зазывалам и торговцам подпольными лекарствами. Зевнув, Колум отхлебнул из бутылки, которую держал в руках, шумно втянув воздух, и нахмурился: брат задерживался, и если он не влез в очередную передрягу, то наверняка пропадает у прачки из верхнего Малберри.
Колум сделал новый глоток и прищурился, пытаясь разглядеть знакомые лица в собравшейся у пивоварни толпе. Свет факелов плясал на стенах, вспыхивая злобными искрами в глазах мужчин, что скалились, выкрикивая ругательства, но не спешили хвататься за ножи. Все знали: начинать драку у логова Мясника значит подписать себе смертный приговор.
Они торчали в Нью-Йорке шестой год. Когда корабль причалил в порту, братьев почти сразу отвёл в сторону щуплый проныра, вызнавая, кто и зачем сюда пожаловал. Узнав, что МакРайаны прибыли из Ирландии, и что отношения с правительством у них там не особо сложились, проныра, представившийся Худосочным Джойсом, предложил свести с «большим человеком», по дороге не уставая говорить, что такие парни не пропадут, и что Билл МакКормик не оставляет в беде земляков.
Их привели в комнату, находившуюся за торговым залом оживлённой булочной, и там круглолицый рыжеволосый бородач радушно улыбнулся, приглашая сесть.
— Что ж, парни, скажу вам прямо: вам здесь не рады. — Он прищурился, окидывая братьев внимательным взглядом. — Здесь никому не рады, если быть точным. — Билл усмехнулся, показав ряд крепких здоровых зубов. — Но для этого у вас есть я — папаша Билл! Будете жить под моей защитой. Ни один упырь из других банд не посмеет обидеть, это я обещаю. — Он самодовольно хлопнул по колену крупной ладонью. — Сколько лет?
— Восемнадцать, — спокойно ответил Колум, раздумывая, как отказаться от неожиданной опеки.
— Четырнадцать, — сказал Киллиан, исподлобья разглядывая людей, стоявших за спиной Билла.
— Отличный возраст, чтобы начинать жизнь в стране Обетованной! — добродушно воскликнул Билл, и стоявшие за спиной сдержанно засмеялись. — Так вот, кролики, если думаете, что сможете жить здесь сами по себе, то спешу разочаровать — не получится. Тут ты или принадлежишь банде, или лежишь на дне Гудзона. Ясно?
МакРайаны неохотно кивнули. Колум тоскливо подумал, что стоило, наверное, плыть в Австралию, где, отбыв срок, можно было рассчитывать на какое-то подобие свободы. И Киллиан отправился бы за ним, никуда бы не делся, а здесь…
— Не думайте, что мы принимаем к себе всех подряд, — продолжал меж тем Билл. — Чтобы вступить в банду, надо внести взнос: пятьдесят долларов. Сделаю поправку на возраст и неопытность: по двадцать пять с каждого, и вы под защитой папаши Билла.
Лица братьев вытянулись, и это стало так заметно, что Билл, не выдержав, утробно захохотал. На двоих у них было тридцать фунтов, но даже в пересчёте на доллары этих денег едва ли хватило бы, чтобы вступить в банду.
— Папаша Билл и тут вам поможет, — снисходительно заявил МакКормик. — Я ж говорю: мы своих не бросаем. Воровать умеете?
Киллиан кивнул было, но быстро опустил глаза под гневным взглядом Колума. Но Билл уже заметил и ухмыльнулся:
— Хорошо. Значит, младший управится быстрее. А ты, — длинный палец ткнул в Колума, — можешь сделать доброе дело для города. Есть у нас один должник, часовщик из Литл-Уотер, выбьешь с него долг. Пойдёшь вместе с моими ребятами, но забирать будешь сам. Жду вас к вечеру. Вещи можете здесь оставить, они вам на улице без надобности.
К закату солнца оба МакРайана уже носили гордое звание членов банды «Мёртвые кролики», а к концу месяца уже разбирались в иерархии тайной власти Нью-Йорка, знали, когда лучше не соваться на Аллею убийц и где лучше сдавать краденное в Пещере воров. А так же то, что Мяснику — самопровозглашённому главарю района — надо платить дань. Колум быстро привык работать головорезом. Надо было бить — бил, надо было внушать страх — внушал. К двадцати четырём годам он поднялся до помощника правой руки папаши Билла. И только иногда промелькивала грустная мысль: разве ради этого он когда-то готов был сражаться до смерти? В Ирландии у него хотя бы была цель, здесь же цель была одна — выжить.
Киллиан, в отличие от брата, кажется, вообще забыл об Ирландии, как о страшном сне, с головой погрузившись в мрачные переулки Нью-Йорка. Колум старался не задумываться, какие именно деликатные поручения выполняет брат для папаши Билла, но брат нередко приходил под утро, избитый, но довольный. Пока не встретил свою прачку с верхнего Малберри. Мэренн, кажется, так её звали. Колум заметил перемену не сразу, но как-то встретил их в городе, днём, и замер, пытаясь поверить в увиденное.
Брат преобразился, снова став беззаботным мальчишкой, что громко хохотал над ужимками мартышки, сидевшей на привязи у входа в шапито. Рядом звонко смеялась миловидная девушка, держа его под руку. Киллиан то и дело бросал на неё взгляды, полные искреннего обожания, и она отвечала тем же, мило краснея, когда его ладонь накрывала её, лежавшую поверх локтя.
— Ты влюбился! — безапелляционно заявил Колум тем же вечером, и, к его удивлению, брат не стал отпираться. Напротив, жарко заявил, что намерен жениться и порвать с бандой. После этого в жестяной банке из-под кофе начали появляться деньги, и Колум невольно заразился мечтой брата уехать в Мэн, чей дикий край, по рассказам, так напоминает Ирландию.
И вот сейчас Колум смотрел на назревавшую драку, раздражённо думая, что если Киллиан ненароком попадётся, когда прибудет полиция, то об отъезде можно будет забыть. Местные полицейские, хоть и купленные Мясником, иногда лютовали и показательно вешали несколько бандитов с «Угла пяти улиц», в назидание и чтобы не давать забывать, кто на самом деле является хозяином города.
— Заждался? — раздался за спиной знакомый голос, и Колум облегченно выдохнул, поворачиваясь к брату. Он вошёл в комнату, ведя за собой Мэренн. В руках Киллиан держал небольшой потрёпанный чемоданчик.
Колум вопросительно поднял брови, выразительно глядя на чемодан, но Киллиан, будто не замечая этого взгляда, поставил его на пол рядом с кроватью и заявил:
— Сегодня мы женимся!
— А?.. — Колум хотел было возразить, но не нашёлся. Только закрыл рот и пожал плечами.
— Вы не волнуйтесь, — мягко начала Мэренн, выходя из-за спины Киллиана. — Я за ним пригляжу.
— Хочется верить, — буркнул Колум, отодвигая один из стульев, стоявших вокруг стола и делая широкий жест рукой: — Присаживайтесь, миссис МакРайан. Думаю, нам есть, что отметить.
Тогда казалось, что брат наконец нашёл свою тихую гавань. И что больше ничто ни никогда не заставит его убивать ради денег. Горько усмехнувшись, Колум покачал головой, глядя на звёзды. Может, сейчас именно Алексис Коули могла бы стать тем якорем, что снова удержит Киллиана в порту.