Восьмое делопроизводство - Свечин Николай. Страница 10

Кошко принялся жаловаться. В штатах МСП всего четыре чиновника для поручений. Им подчиняются 60 надзирателей и 12 вольнонаемных агентов. Дополнительно один агент постоянно дежурит в Государственном банке и три – на Московско-Казанской железной дороге. Еще в штате состоят делопроизводитель с двумя помощниками, журналист, четыре служителя и околоточный для наблюдения за порядком в столе приводов. Кроме них также имеется 23 городовых для конвоирования арестантов, производства обходов, обысков и обслуживания постов при сыскной полиции. Еще три околоточных и 19 городовых прикомандированы к МСП от общей полиции помогать в дознаниях, поскольку сыщики зашиваются. Старые порядки, когда надзиратели брали на лапу и покрывали воров, искоренять трудно. Аркадию Францевичу пришлось чуть ли не целиком заменить внутреннюю агентуру. Теперь у него все осведомители – штучники, постоянных нет ни одного. Явочных квартир для свиданий с осведами тоже нет, они упразднены. Штучник получает разовое вознаграждение за информацию и ничего сверх этого. Если он сам попался на преступлении, его судят в общем порядке, без прежних поблажек.

– Да хорошие у вас штаты, в других городах похуже, – пытался утешить статский советник коллежского.

– Там не Москва! – ответил Кошко. – Рейнбот с Мойсеенко развратили Первопрестольную. Авгиевы конюшни придется не один год расчищать. Так и передайте высокому начальству, когда увидите: нам трудно здесь. Пусть помогают. А вы Телятьева забираете.

– Ну вот, – рассмеялся питерец, – начали за здравие, а кончили упреком. Верну я вам Осипа Германовича. К зиме. Шучу, постараюсь пораньше. Только кто знает, как пойдет?

По просьбе Лыкова начальник МСП вызвал коллежского секретаря. Тот тоже уже знал о производстве Алексея Николаевича и начал с поздравлений. Потом сыщики немного поговорили о делах. Телятьев закончил выборку и хотел доложить, какие налеты и почему он отнес к компетенции группы дознавателей. Но старший группы слушать отказался. Заявил: доложите сразу всем завтра в моем кабинете. Пока идите готовить доклад. В Петербурге поздно будет, источники здесь; если понадобится какая справка, за ней курьера не пошлешь. Он нарочно сгустил краски, желая настроить временного подчиненного на серьезный лад. Понадобится, и гонца направим, а пока пусть землю роет. Особое внимание начальник велел обратить на агентурную информацию. Самые интересные «шкурки» [22] переписать, на их авторов подготовить карточки. Сделать выписки из актов дознания. На все про все у Телятьева оставалось полдня, но тот был уверен, что успеет.

Обедать Лыков поехал в ресторан Крынкина. Это удивительное заведение расположилось на Воробьевых горах, на огромном балконе, с которого открывались потрясающие виды Москвы. Питерец старался заскочить сюда в каждый свой приезд. И не в кухне было дело, хотя она славилась тоже, а именно в панорамах реки, Новодевичьего монастыря, Хамовников. Даже отдаленные Сокольники можно было рассмотреть с балкона. Стояла майская теплынь, рамы сняли, и статский советник насладился пейзажами вдоволь. Насытившись и приняв на радостях пол-графичика «английской горькой», их высокородие отправился в Замоскворечье. Он хотел встретиться с Зубатовым.

Сергей Васильевич обрадовался гостю и, похоже, искренне. В бытность совместной службы оба чиновника уважали друг друга. Лыков признавал масштаб личности скромного надворного советника. Идеолог и практик политического сыска, Зубатов много сделал для охраны трона. А кончил унизительным допросом со стороны Плеве и ссылкой. Власть бросалась верными слугами, как несмышленый ребенок погремушками…

– Проходите, Алексей Николаевич! Очень вам рад. Я теперь частное лицо, гости меня не балуют. А вы в столице, в самом центре, так сказать, административных землетрясений. Что там нового, на гранитных-то берегах?

Лыков пересказал свежие новости. Курлов вошел в полную силу, получил генерал-лейтенанта и забронзовел. Особый отдел захватили казаки. Полковник Еремин, уралец [23], только что возглавил самую важную структуру департамента. И тут же ввел новое отделение – агентурное, которое объединило всю работу Департамента полиции с осведами. Энергичный, лично очень храбрый, вот только любит двигать станичников где надо и где не надо…

Отставник слушал внимательно, задавал точные вопросы. Лыкову показалось, что он мало нового сообщил собеседнику. Еще сыщик заметил, как изменился бывший гений охранки. На лбу появилась складка, придававшая всему лицу недовольное, почти скорбное выражение. Взгляд сделался угрюмым, безрадостным. Плохо ему не у дел. Эх, Россия… Придет чернь, и кто будет тебя защищать? А ведь она когда-нибудь придет…

В конце беседы Алексей Николаевич рассказал Зубатову о своем поручении. Прекратить в столицах денежные экспроприации: такое еще никому не удавалось. Лыков подозревал, что и ему это не под силу. Но приказ получен, глаза боятся, а руки делают. Кроме того, у него не шел из головы рассказ Томилина про умирающего драгуна. Человек тянул из последних сил, чтобы выполнить последний долг и помочь наказать убийц. Теперь, что, предать этого человека? А Сашка Поп и ему подобные пускай и дальше убивают?

– Да, трудно вам будет, – покачал седой головой Зубатов. – Сейчас не поймешь, уголовные они или политические, эти экспроприаторы. А безжалостные какие! Читаешь газеты и дрожь по телу идет. Взрывают, стреляют без разбора.

– С чего бы вы начали, Сергей Васильевич? – задал гость главный вопрос, ради которого он сюда и приехал.

– С поиска системы. Да вы, чай, так же думаете? Ученого учить – только портить.

– Нет, наоборот: ваши советы очень мне интересны. Продолжайте, пожалуйста.

– Ну, как угодно, – согласился Зубатов и стал развивать свою мысль: – У каждой банды есть свои излюбленные приемы. Они приносят успех, и налетчики стараются их повторять. Еще вспомните мою фразу, что уголовные в эксах смешались с политическими. Значит, вам понадобится агентура не только сыскных отделений, но и охранных. Возможно, люди, которых вы должны поймать, орудуют на границе двух сысков. Кроме того, обратите внимание на информированность налетчиков. Откуда они узнают про доставку крупных сумм? У них есть наводчики, это как пить дать. А где у нас сходятся сведения о таких экспедициях?

– В банках и казначействах, – ответил Лыков.

– Да. А в тех случаях, когда грабят в поезде, еще и у железнодорожных жандармов.

– Я уже думал об этом, – признался питерец. – Чуть не две трети налетов совершаются в поездах. Артельщика, перевозящего деньги, должен по инструкции охранять жандарм. Значит, в железнодорожный пункт поступает заявка на выделение сопровождения. И тот, кто ее видит, знает: когда и с какой суммой поедет человек. Дальше все просто.

– Ну я же говорил: ученого только портить, – улыбнулся Зубатов. – Вы и сами все знаете, тридцать лет жуликов ловите.

Два умных человека еще долго рассуждали на заданную Лыковым тему. И отставник не подкачал, дал полезные советы. За окном стемнело, гостю пора было уходить. В конце беседы он спросил:

– Лоренцев ведь ваш ученик?

– Максим? Да, мой. Один из последних.

– В каком смысле?

Зубатов пояснил:

– Я перешел из Московского охранного к вам в департамент в девятьсот втором году. Накануне и попался мне этот юноша. Он держал подпольную библиотеку запрещенных книг, его дом использовался эсерами как почтовый ящик. Ничего более, но на пять лет ссылки в отдаленные местности Сибири тянуло вполне. Когда Максима взяли, он сначала молчал. Берег свою честь, так сказать… Ну, я много таких видал и знал, как с ними разговаривать. Распропагандировал и его. А потом уехал в Петербург. И парень остался без наставника. А в таком деле нужен старший, учитель, который поддержит в тебе убеждение, что ты не предатель. Понимаете меня?

– Конечно, – кивнул Лыков.

– А меня нет под рукой! И Лоренцев зашатался. Назад уже страшно, вперед боязно. Полгода он был ни за тех, ни за этих. Приехал ко мне поговорить. Я убедил, как мог, и поручил способного человека Войлошникову. Он тоже мой ученик был… Дальше вы знаете. Они вместе ушли из охранного отделения в сыскное, потом Александра Ивановича расстреляли, и Максим оказался в подчинении у Мойсеенко… Не сработался он с жуликами и подался в столицу. Тут было не до него, дым стоял коромыслом. Кое-как я пристроил толкового человека к Филиппову. По моим сведениям, он на хорошем счету. А почему вы спрашиваете?