Стая - Григорьева Ольга. Страница 45

Возле дружинной избы альдожан уже никого не было — все воины ушли к стенам, ждать атаки противника. Айша побродила у входа, вглядываясь в мелькающие по двору тени с факелами в руках. Никого не признав, осторожно толкнула плечом ветхую дверь. В избе еще пахло теплом разомлевших мужских тел, душный запах лез в ноздри. Возле лавок стояли раскрытые походные сундуки, на них валялись промасленные тряпки из-под оружия, свитые в клубок, не пригодившиеся, тетивы для луков, мятая одежда. Посреди избы, подле слабо тлеющего очага темнело пятно каши, вылившейся из опрокинутого котла. Сам котел лежал тут же, на боку, поглядывал на Айшу закопченным днищем.

Звуки во дворе стихали, становились приглушенными, невнятными. Айша отыскала кусок старой ветоши, присела у очага на корточки, вытерла кашу, бросила тряпку в костер. Подула на уголья, заставляя их разгореться. Слабый язычок пламени вылез из-под тряпичной складки, попробовал тряпку на вкус. Понравилось — он радостно облизал ее, вырос, позвал собрата. Затем еще одного…

Айша сидела, смотрела на пламя, слушала. За дверью каркающе заорал Хальфдан, и, откликаясь на его крик, раздался громкий вой — но сюда, в избу, он долетал монотонным тягучим гулом, Айша не спешила выходить — снаружи шла битва, исход которой она вряд ли могла предрешить. Пытаться отыскать в темноте и лязге оружия своих было не менее глупо, чем воевать за слова. Она скорее помешала бы им сражаться, чем помогла выжить…

Что-то стукнуло в дверь снаружи, створка приоткрылась. В проеме появилась высокая худая фигура незнакомого воина. Шатнулась и рухнула на порог, при этом ноги и половина туловища остались на дворе, а рассеченная до ребер грудь и кудлатая башка — в доме.

Понимая, что битва все же добралась до нее, Айша встала, перешагнула через мертвяка, выглянула наружу. Во дворе усадьбы толкались, шумели, бряцали и посверкивали оружием скопления людей, меж которыми зияли пустоты. В пустотах на земле лежали тела тех, кто уже переступил тонкую грань меж живыми и мертвыми. Кое-где люди сбились в стайки и, сомкнувшись плечами, стали в круг. Расчищая себе дорогу с одной стороны и отбивая атаки врагов с трех остальных, они двигались к распахнутым северным воротам усадьбы. Перед воротами полыхал огонь — горела конюшня.

В гомоне и лязге оружия Айша разобрала отчаянное ржание — хворая Пегуша билась в своем загоне, не в силах преодолеть огненную преграду. Звук ударился в грудь притки, стиснул судорогой пальцы. Размышлять было некогда — Айша побежала к конюшне, перепрыгивая через мертвые тела. Примерно на полпути кто-то из упавших воинов схватил ее за лодыжку. Опрокинувшись с размаха на землю, Айша нашарила рядом острие сломанной стрелы, вонзила в чужую руку. Пальцы врага разжались. Притка подскочила к дверям конюшни, распахнула створу. Изнутри полыхнуло пламя, жар опалил лицо. Вместе с жаром долетело ржание — Пегуша молила о помощи тех, кому верно служила свою короткую жизнь я кто забыл о ней, защищая своего конунга…

— Погоди, милая…

Айша наклонилась, оторвала подол нижней юбки, обмакнула его в стоящую у двери бочку с водой. Изо всех сил налегла на бочку плечом, пытаясь опрокинуть ее в конюшню. Бочка зашаталась, не поддалась… Ругаясь на предательницу-бочку, Айша обмотала мокрым подолом голову, прикрыла лицо, оставляя незащищенными лишь глаза, метнулась в конюшню.

Она столько раз спала тут, что сумела бы отыскать стойло Пегуши даже с завязанными глазами. Кашляя и задыхаясь от дыма, перескакивая через полыхающую солому, Айша добралась до загона Пегуши. Тлеющая балка свалилась перед загоном, уперлась одним краем в пол, а другим, приподнятым, — в дверь стойла. Пегуша храпела, вставала на дыбы, колотила копытами в дверь. Сражаясь за жизнь, она не заметила появившуюся у загона притку.

Попытка Айши столкнуть балку плечом не удалась — лишь заболела рука да на рубашке осталось черное горелое пятно.

С потолка рядом с Айшей обвалился пылающий брусок, запалил сено у стенки загона. Жадные языки пламени принялись вылизывать загонные доски. Тряпка на голове притки нагрелась и уже жгла лицо, а не оберегала его. Айша попробовала сдернуть ее, но, закашлявшись от хлынувшего в ноздри дыма, споро намотала обратно. Не зная, как помочь животине, заметалась по горящей конюшне, приметила в углу цепи, которыми крепили кобыл, чтоб жеребцам было их проще брюхатить. Одна из цепей раскачивалась, свешиваясь с толстой матицы. Тяжелые звенья венчал крепкий крюк. Решение пришло само — Айша даже не задумывалась над ним — просто схватила цепь, подволокла крюк к запирающей загон балке, обмотала ее цепью, сунула острие крюка в дыру цепного звена. Отыскав глазами другой конец цепи, подбежала к нему, подпрыгнула, ухватилась, повисла всем телом. Балка даже не дрогнула.

— Ну, Пегуша! — болтаясь на цепи, заорала Айша. — Давай же! Пошла!!!

Почуяв поддержку, кобылка заржала, ломанулась грудью в дверь загона. Та затрещала, но балка осталась на месте.

— Еще! Давай, девочка! Ну, вперед же! Вперед! — Айша принялась дрыгать ногами, словно это что-нибудь меняло. Конюшня уже полыхала вовсю: по полу, по стенам и даже по матице над Айшиной головой ползали длинные и плоские языки пламени. Причудливо извивались, тянулись к девчонке.

— Нет! Не уйду! — выкрикнула им Айша.

Вылетевшее из-за Айшиной спины, покрытое шипами железо на длинном хвосте кнута звучно щелкнуло по балке, раскрошило ее середину в щепы. Чья-то рука обхватила притку сзади за пояс и грубо рванула вниз, словно стараясь разорвать пополам. Цепь задребезжала, матица медленно накренилась. Разжимая пальцы, Айша увидела, как проклятая балка отваливается от дверей загона. Почуявшая свободу кобылка распахнула двери, перескочила через огненную преграду, пролетела мимо, одарив Айшу обезумевшим и тем не менее — притка могла поклясться в этом — признательным взглядом…

Кто-то закинул девку на плечо и поволок к проему дверей вслед за лошадью. Оказавшись снаружи, швырнул на землю. Айша перекувырнулась на четвереньки, увидела лицо своего спасителя.

— Ярл, — узнала Айша.

Лицо у Орма было страшное — темное от ярости и сажи. В рваной кольчуге виднелся край залитой кровью рубашки, светлые волосы стали серыми от пепла, в черных кругах зло полыхали глаза. Он сжимал рукоять боевого кнута, встряхивал, вычерчивая шипастым наконечником неровные извилины в пепле. А двор за его спиной мельтешил чужими людьми — такими же злыми и безумными, как он. Размахивая мечами и топорами, копьями и перначами, они врывались в избы, выволакивали оттуда рабов, добивали раненых, совали в распахнутые двери факелы, победоносно вопили, нелепо подскакивая и вращая руками. Лишь у ближних, северных, ворот еще шла битва. Кто-то из нападников заметил Орма, закричал, указывая на него рукой. Две или три фигуры помчались к нему, угрожающе вопя и потрясая оружием.

— Бежим! — Айша вскочила.

Урманин размахнулся, сшиб кнутом слишком близко подобравшегося врага.

— Бежим! — снова выкрикнула Айша.

Горло сдавило болью, голос сорвался на шепот. Ярл не услышал. Чтоб дотянуться до его уха, Айше пришлось встать на цыпочки, обеими ладонями нажать на его плечо, вынуждая склониться:

— Навоевался уже! Ноги надо делать, а не драться! Слышишь?

Он кивнул, задвинул притку себе за спину, прикрывая от нападников, уже отступая к воротам, позвал:

— Харек!!!

Помимо Харека Орму удалось отыскать многих — вереница воинов растянулась за ним длинной, казалось — нескончаемой, цепью. Сперва, вырвавшись из усадьбы и преодолев горящие кусты, они шли споро, уверенно, на глаз определяя проходимые места, выискивая звериные тропы. Потом — медленнее и осторожнее, поскольку троп стало меньше, лес гуще, а река запетляла между холмами, причудливо изгибая серебристое тело. Воины Хьюсинга и Хельсинга преследовать их не стали — то ли побоялись лесной глуши, то ли удовлетворились одержанной победой.

Здешний лес был глухим, звериным, — Айша поняла это сразу, как только меж частоколом деревьев и грудами камней стали попадаться небольшие лядины с озерцами посередке. Преодолевать лядины приходилось, проваливаясь по пояс в вязкий озерный ил и отодвигая рукой зеленую вонючую корку, покрывающую застоявшуюся воду. Лядины сменялись молодым ельником, затем вновь — скалистыми уступами. На уступах Айша старалась задержаться, чтоб немного подсушить и согреть промерзшие в лесной сырости ноги.