Хранительница. Памятью проклятые (СИ) - Огинская Купава. Страница 25

Чтобы там не должно было сегодня случиться, но Влад оказался прав, мы были в полной безопасности. Как-то сложновато вляпаться в неприятности, когда ты сидишь дома.

Прихода хозяина квартиры мы так и не дождались. Уснули на диване, в первом часу ночи, под утробное ворчание зомби.

И под утробное же ворчание проснулись в седьмом часу утра.

Выключенный телевизор утомленно молчал после трудовой ночи, а Влад вертел в руках флэшку, на которой было записано целых три сезона Ходячих, и бормотал себе под нос что-то совсем нерадостное.

— Ээээ… с добрым утром? — неуверенно поприветствовала я дорогое начальство, пока Аня душераздирающе зевала.

— Игнорировать телефонные звонки — твое хобби? — раздраженно спросил Влад, пропустив мимо ушей мое приветствие. Он был помятый, уставший и злой, и, судя по всему, хотел ругаться. — Почему Глеб не может до тебя дозвониться?

— Наверное потому, что я телефон забыла на кухне, когда вечером делала чай. А что-то случилось?

Покосившись на Аню, прекратившую возиться и теперь жадно слушавшую наш разговор, Влад строго велел:

— Проснулась? Тогда живо умываться. И чайник поставь.

Она не спорила, но скривилась так, что и без всяких слов можно было понять все ее мысли касаемо этого возмутительного произвола.

Аня встала и побрела на кухню, а ее место на диване, рядом со мной, занял городовой. Сел — почти упал, откинулся на мягкую спинку и застыл так, закрыв глаза и размеренно дыша.

Прождав с полминуты, я уже было решила, что он заснул, хотела встать и пойти на кухню, помочь с приготовлением чая, но была остановлена глухим:

— Что-то грядет.

— И вы все носитесь как угорелые по всему городу, чтобы это предотвратить, я уже догадалась.

— Нет.

Неожиданный ответ.

— А если поподробнее?

— Я не могу объяснить это подробнее, я даже не могу с уверенностью сказать, насколько серьезная опасность, но чувствую, что что-то надвигается. Со временем ты тоже научишься это чувствовать.

— Но ты же городовой. Ты должен знать, что…

— Леся, — он выглядел просто безгранично уставшим, и я послушно заткнулась, давая ему возможность говорить, — просто прими как данность: городовые не всесильны. Мы не можем знать и уметь всего.

— Не самые умные, не самые сильные… и как мне теперь жить с этим знанием?

— Как-нибудь, — пробормотал Влад, вновь закрывая глаза.

— Ты что, спать здесь собираешься? — мне не ответили, но я была упрямой, потрясла его за плечо, требовательно позвав, — Влад, не спи, здесь спать не стоит. Я поспала, теперь шея болит. Влад.

Он меня уже не слышал. Спал.

Необратимые перемены в жизни всегда происходят неожиданно. К ним нельзя подготовиться, их не получится избежать или вручить кому-нибудь другому, как не подошедшее платье или ненужную игрушку.

Так я стала хранительницей — неожиданно, вдруг, просто выйдя однажды из дома… и точно так же я вляпалась в какую-то ядреную неприятность, опасность которой смогла оценить далеко не сразу.

Наверное, мне даже не стоило удивляться, когда в полупустом вагоне, где, кроме меня, было еще целых пять пассажиров, именно я привлекла взгляд какой-то странной девицы.

— Пожалуйста, — незнакомая бледная девушка с безумным взглядом и обкусанными губами, она обессиленно упала на сидение рядом со мной.

В вагоне было достаточно малолюдно, но все, кто сейчас находился здесь, смотрели исключительно на неё, — прошу, не забудь, что я была.

— Что?

Она выглядела больной, не совсем нормальной и смертельно напуганной.

— Помни. Все забыли, но ты помни, пожалуйста.

— Кто забыл? Почему я должна помнить? — от её вида, от ощущения холодной, влажной ладони, сжимающей мою руку, от подёргивания тонких, нервных пальцев… мне было не по себе от всего этого.

Лампы в начале вагона мигнули и потухли, люди обеспокоенно зашевелились, но свет вновь загорелся раньше, чем кто-то успел запаниковать.

Моя нервная незнакомка не в счёт, она и так была на грани помешательства от неконтролируемой паники.

— Они идут, — хрипло сказала она, вдруг успокоившись, — идут за мной.

По спине пополз противный, липкий холодок. Мне хотелось вырвать руку из её пальцев, подняться и убежать с криком, но я продолжала сидеть на месте.

Темное жерло тоннеля сменилось таким же темным простором ночного города — состав выехал на поверхность чтобы вновь нырнуть под землю меньше чем через минуту.

Она сама отпустила мою руку. Перестала дрожать, посмотрела на меня. С тем невыносимым, фатальным спокойствием, которое проходит с осознанием неотвратимости грядущего.

— Помни.

— Послушай… — я осеклась, когда свет погас прямо над нами. Наступила неправильная, густая и беспросветная темнота, невозможно было разглядеть даже вывески магазинов или подсвеченные баннеры за окном. Словно кто-то обессветил весь вагон (мне кажется, лучше что-то типа «накрыл темным куполом весь вагон»). Весь поезд. Весь мир.

Щеки коснулось лёгкое дуновение ветерка. Едва ощутимое, но пробирающее до костей предчувствие чего-то страшного, смертельного и равнодушного выкручивало нервы.

Раздался — а быть может, мне просто показалось — едва слышный звон цепей. Шорох.

Сердце остановилось, кровь в жилах заледенела, я забыла, что значит дышать.

Совсем рядом была смерть, она находилась в шаге от меня, я чувствовала её холодное дыхание. Я знала, что стоит только пошевелиться, и она меня заметит. И я не шевелилась. Наверное, это была самая страшная ошибка в моей жизни. Возможно, поступка правильнее совершить я просто не могла. Одно я знала точно — беда обошла меня стороной, не коснувшись даже плечом…

Свет вновь загорелся. Полная женщина, сидевшая напротив меня, недовольно оглянулась, проворчав что-то про допотопные вагоны, которые еще Сталина помнят. Все было совершенно нормально, только девушка с загнанным взглядом куда-то пропала.

Но никто, казалось, этого не заметил. Все, словно забыли, как только что пялились на испуганную, выглядевшую совсем ненормально девицу.

Будто бы ее никто не помнил. Кроме меня.

Медленно словно во сне я вытащила из кармана телефон, дрожащими пальцами с трудом сняв блокировку и забравшись в список контактов. Номер Влада нашелся быстро, но нажать на вызов удалось лишь со второй попытки, руки тряслись, мысли путались, но одно я знала точно: я должна помнить.

Гудки, казалось, длились целую вечность, а я сидела, теребила край футболки и бормотала себе под нос:

— Помнить, помнить, помнить, помнить, … — не сразу даже заметила, что отбиваю ногой быстрый, нервный ритм, — помнить.

— Слушаю, — гудки сменились спокойным голосом городового.

Рваная дробь резко прекратилась, моя нога замерла сама по себе, рука сжалась в кулак, комкая ткань футболки, и я отчаянно выпалила, чувствуя, что все потеряно:

— Я должна помнить!

— Хорошо, — спокойно согласился Влад, — что именно ты должна помнить?

— Не… не помню.

Это было такое невероятное ощущение абсолютной беспомощности.

— Алеся, если ты звонишь по просьбе Анны, то можешь ей передать, что я помню о ее дне рождения, и помню, что она хочет в качестве подарка.

— Я передам, — пообещала тихо. Влад отключился, а я еще несколько минут просто сидела, бездумно уставившись на погасший экран телефона.

Зачем я ему звонила? Что за помутнение рассудка такое?

Наверное, этот момент можно было назвать переломным, после этого непонятного и нелепого звонка я все чаще стала забрасывать учебники, уходить гулять, ссылаясь на желание чуть-чуть попрактиковаться. Ведь нет же ничего лучше, чем опробовать свои силы в деле.

Глеб не возражал.

А я искала. Сама не зная, что ищу, и буду ли рада, если в итоге все же найду.

Цель свою, как ни странно, я нашла на одной маленькой, безлюдной улочке. Ничего особенно, просто неширокий проход между домами, сама не знаю, зачем я туда свернула. Что-то толкнуло сойти с шумного проспекта, нырнуть в прохладный, сырой полумрак и замереть при виде бредущей навстречу загнанной и обессиленной девушки.