Василиса Премудрая. Нежная жуть в Кощеевом царстве (СИ) - Огинская Купава. Страница 41

Я хотела попросить государя отодвинуться, собралась с духом и даже открыла рот, но ровно в то мгновение он негромко велел, крепко обнимая за плечи:

— Держись, мы трогаемся.

Над крышей, задев ее когтями, с карканьем пролетел ворон, Змеи поразительно слаженно уперлись левыми ногами в перекладину под нашей скамьей, предназначение которой понять я смогла лишь спустя пару минут.

Мы и правда тронулись, дробный стук копыт отдавался звонким эхом в предрассветном воздухе, за окошком, скользнув по стеклу пролетело черное перо.

Потом еще одно. И еще.

Карету ощутимо тряхнуло, бросив меня вперед — если бы не Кощей, лежать бы мне на полу.

— А…так.

— Все хорошо, — заверил меня он, но зачем-то обнял крепче.

Почуять неладное я еще успела…и, пожалуй, это единственное, что я успела.

Окна ослепли, пугая меня своими черными провалами, по стенкам и крыше повозки шуршали перья, цокот копыт оборвался так же резко, как и робкий свет восходящего солнца.

— Кощей, — голос мой дрожал, но я не считала это стыдным. Творилось что-то совершенно ненормальное и я имела полное право бояться.

— Все хорошо, — мягко повторил он, — это самый быстрый из доступных мне способов передвижения. Ты спрашивала почему я не хочу взять с собой дружину?

Я нервно кивнула, занятая сейчас больше желанием не выплюнуть сердце, казалось, решившее поселиться в горле.

— Никто из волков не в силах за нами угнаться.

— Что это значит? Прохрипела с трудом, похолодевшими пальцами вцепившись в его колено. Кощей дернулся, но убирать руку не стал, признавая мое право за него хвататься.

— В Девятом королевстве мы будем меньше, чем через час, — с шальной улыбкой ответил за царя Горыныч.

Я не могла в это поверить, но спустя сорок минут непростой езды, полной тряски, опасных поворотов, неутешительной темноты за окном и резких толчков, которые легко могли бы сдернуть меня со скамьи, не убереги меня от этого Кощеева предусмотрительность, и мы начали замедляться — чернота сползала со стекла, позволяя мне увидеть высокий, белокаменный царский дворец. Шуршание перьев сошло на нет ровно в тот момент, как мы встали.

— Мы в Царьграде, — огласил очевидное Тугарин.

— Царевич в себя пришел, — прислушиваясь к чему-то заметил Горыныч.

Только после его слов я с трудом смогла различить глухой, почти неслышный вой. Царевич и правда пришел в себя…бедный.

Не хотелось бы мне оказаться на месте Медного царя этим утром.

Только ни когда на его дворе из неоткуда в урагане вороньих перьев и грохоте подков, выбивавших щедрые искры из камня площади, объявилась черная повозка, запряженная черными конями. Без кучера, но с вороном, нахохлившись сидевшей на облучке. Из самой повозки вывалились жуткого вида мужики и одна совсем ошалевшая девица, и пока девица приходила в себя из короба на запятках был извлечен его, обделенный всеми достоинствами, младшенький сынок…

Впрочем, мне и на моем-то месте не сильно нравилось. Я едва стояла на ногах, меня пошатывало и подташнивало и если бы не Кощей я бы сейчас лежала подле Ивана, вываленного Змеями прямо на камни площади.

В тишине, дожидаясь, пока о нашем устрашающем явлении будет доложено еще отдыхающему царю, мы простояли минут десять. Я успела отдышаться, прийти в себя и кое-как вернуть самостоятельность. Даже от Кощея отлепиться умудрилась.

Потом, правда, пожалела об этом, из чистого упрямство перебарывая желание прилепиться обратно — неуютно и страшно было под дикими взглядями доврцовой знати, разбуженной, наскоро обрядившейся и от того вид имевшей немного безумный и напуганный.

Впереди всех, с чуть криво надетой короной возвышался Медный царь — Евстафий Светославович.

— здоров будь, государь, — зычно, с ощутимым вызовом, возвестил Тугарин, — так ли принято у тебя гостей встречать, с гостинцем явившихся?

Вопрос свой он сопроводил несильным тычком сапога, заставив Ивана зашевелиться. Связанный по рукам и ногам, тот тихо захныкал, сжавшись сильнее.

— Как бы умом не повредился, — озабоченно пробормотала я.

— Так было б чем повреждаться, — тихо, но вредно отозвался Горыныч. И Кощей кивнул, полностью согласный, что разумности в царевиче замечено не было.

Встречали нас не как дорогих гостей, скорее как захватчиков и страшный врагов. И это было странно очень. У Медного царя вся дружина под рукой была, у Кощей только два Змея, но нас даже не думали хватать. Выслушали, согласились со всем и даже Ивана из вражьих рук вырывались не стали, позволив Тугарину его так на плече и таскать по всему дворцу.

Стерпели даже, когда Змей небрежно царевича на ковер сбросил, в отведенной для нашего комфортного ожидания комнате.

Нас выслушали, покивали, за отцом моим послали пообещав, что непременно согласия на свадьбу от князя добудут. И оставили отдыхать.

— Отец только к ночи прибудет, — заметила я, нервно растирая руки. Сколько раз я уже пожалеть успела о глупом, ведном требовании — не счесть. Но с другой стороны, откуда ж мне было знать, что Кощей без дружины своей клыкастой свататься поедет?

— Подождем. — беспечно пожал плечами Горыныч, обернувшись к своему государю за поддержкой. — Верно говорю?

— Верно, — согласился тот, рассеянно гладя в окно. С приятным удивлением он разглядывал простой. Человеческий город.

— Может освободим? — предложила я, выразительно указав на Ивана.

— Как-нибудь позже, — пообещал Тугарин.

Прибытия князя я дождалась с трудом, впрочем, царевичу было еще хуже, развязать его Змеи сподобились лишь ближе к вечеру.

Впрочем, повидаться с отцом мне толком и не дали. Показали меня ему, покрутили, заверили, что я цела, здорова и хорошо питают. И все. Только смотреть, руками не трогать и верить на слово каким-то сомнительным типам…

Князю пришлось верить.

О чем Кощей разговаривал с моим отцом, как убеждал, подкупал или шантажировал — я не знала. Не допустили меня до серьезного разговора, оставили с Иваном под приглядом Горыныча.

И только ближе к полуночи меня вновь вывели к отцу, со словами:

— Попрощайся, милая.

И пока я переваривала ласковое обращение, князю Кощей выдал совершенно возмутительное:

— На свадьбу вас не приглашаю, едва ли вы решителсь приехать, но обещаю, после рождения первенца мы вас обязательно навестим.

— Кощей, — попыталась возмутиться я, но была проигнорирована.

— Обнимите дочь на прощание, если желаете. Я не запрещаю, — сказал он, делая вид, что не замечает моего выразительного взгляда.

Ну вот кто себя так ведет? А после удивляются отчего это их люди недолюбливают?

Действительно, было бы с чего…тфу!

— В какую же беду ты угодила, Васенька, — прошептал отец, крепко меня обнимая. Я чувствовала пристальный взгляд Кощея и понимала, что отец его тоже чувствует, но не поддается.

— Нормально. Это они еще не знают, какую напасть себе на головы накликали, — пробормотала я, уткнувшись в пропахшее свежим мятным духом плечо. Мама любила запах мяты, у нас в доме она везде висела и все домашние уже давно ею пропахли…наверное, когда-то и я так же пахла, а потом все домашнее из меня просто выветрилось. — Я тебя обязательно зимой навещу, на Настькино рождения приеду. Обещаю.

— Этот разве ж отпустит? — проворчал отец с горечью.

Я покосилась на Кощея. Он стоял, смотрел и, я была в том уверена, все слышал, а перехватив мой взгляд лишь едва заметно кивнул.

— Куда ж он денется, — нагло ответила я и совсем не ожидала, услышать тихое:

— Не уберег я тебя.

Ну в самом деле, будто я уже почти покойница и меня вот-вот в могилу положат…

— Зимой свидимся, — с нажимом повторила я. — Не скучайте без меня.

Комнату и отца покидала не оглядываясь, слыша легкие шаги нечисти за спиной и почти ничего не видя впереди, от застилавших глаза слез. Шмыгнуть носом и жалобно вздохнуть позволила себе лишь на улице.

— Василиса, — тут же с укором отозвался Кощей, — почему у меня такое чувство, будто я на казнь тебя веду?