Клан Дракона: Вступление (СИ) - Янтарный Дмитрий. Страница 12

Я покинул казематы как можно скорее. Меня душили злоба и бессилие. Какое счастье, что хотя бы Фалкесте удалось уйти. Искренне хотелось верить в то, что она не будет тупить и тормозить, и ей хватит соображение убраться так далеко и так быстро, как это только возможно. Добравшись до своей кровати, я, не раздеваясь, упал на неё лицом в подушку. После чего горько и бессильно разрыдался…

***

На следующий день меня разбудили ни свет, ни заря. Но, учитывая, что лечь спать мне пришлось ещё до девяти вечера, я на удивление отлично выспался. Дворецкий, уже не указывая, как мне должно одеться, повёл меня на завтрак.

— Доброе утро, отец, — безразлично поздоровался я.

— Доброе, сын, — мрачно поприветствовал меня Арнольд Четвёртый.

— Ты, конечно, уже знаешь, где я был вчера вечером?

— Разумеется, — хмуро сказал король, — и я очень надеюсь, что больше не увижу от тебя таких эскапад. Особенно когда ты включил свою магическую защиту от прослушки и едва не довёл начальника гильдии шпионов до нервного срыва. Неужели ты думаешь, что никто не слышал, что именно ты там на самом деле говорил?

— Прости отец, — я покачал головой, — понимаю, что я поступил глупо и безрассудно… Но я всё же надеюсь, что ты меня поймёшь. Я никогда бы не подумал, что можно так сильно разочароваться в людях.

Мрачное выражение исчезло с лица короля, он даже нашёл в себе силы слабо улыбнуться.

— Да, сын, прекрасно тебя понимаю. Первый раз такое всегда больно. Да и я сам сталкивался с таким неоднократно… И до восшествия на престол, и после.

А я в этот момент поднял на отца глаза… и едва не заплакал от собственной глупости. Ведь до меня только теперь дошло, как ко всему этому относится отец. И дело было даже не в том, поверил он в мою непричастность к заговору или нет. Дело было в том, что на самом деле отцу на это было наплевать! Если бы он мог себе позволить меня убить, чтобы упрочить свою власть и мгновенно угомонить несогласных — он бы сделал это, глазом не моргнув. Однако далеко не все люди, которые приезжали поздравлять меня с днём рождения, ещё уехали из столицы. Да и стражники, конечно, с благоговением слушали о том, какие чудеса дипломатии творит Арнольд Четвёртый в отношениях с другими государствами; вот только домой во время увольнительных они возвращались по дорогам, которые построил я. И далеко не факт, что все стражники так уж беспрекословно исполнили бы приказ убить меня. А если бы меня и удалось убить — то революция вполне могла бы начаться сама собой. Отец всё это, разумеется, прекрасно понимал. И потому осуществлял единственно возможный вариант: отослать меня куда подальше…

Наконец, завтрак закончился, и Гедрик повёл меня на следующее, подозреваю, не слишком увеселительное мероприятие.

— Урок этикета, — коротко ответил он на мой вопрос, когда мы после приёма пищи направлялись в очередной пункт списка. Я застонал, закатил глаза и попытался было завернуть обратно, но чуткий дворецкий вовремя схватил меня за руку и уверенно потянул дальше в нужном направлении.

— Не волнуйтесь, принц, полного курса вам читать никто не будет. Я, разумеется, прекрасно знаю, что вы умеете вести себя за столом, однако ваш отец крайне переживает за предстоящее мероприятие, поэтому он лично настоял на том, чтобы вы освежили в памяти все знания.

Урок проходил в одной из классных комнат, в которой я в возрасте от семи до двенадцати лет впитывал просто массивный объём знаний. По данной же причине особой теплоты к этому месту не испытывал. В классе меня уже ждал сервированный стол, за которым восседал преподаватель этикета Мартико.

— Рад видеть вас в добром здравии, принц, — кивнул мне головой преподаватель, — насколько я помню, моя наука не всегда бывала вам по вкусу, ну да тут ничего не поделать: благородная кровь требует соблюдения определённых правил поведения. Впрочем, не вижу причин углубляться в полное повторение. Как утончённый светский лев вы не блистали никогда, но, и чтобы вы ударили в грязь лицом, мне крайне сложно представить. Так что пройдёмся по базовым понятиям. Перед вами сервирован стол на завтрак. Позавтракайте по всем нормам этикета. После этого представим, что я благородная дама, и вы пригласите меня на танец, а потом на светскую беседу.

В целом я выступил неплохо, но некоторые моменты всё же освежил в памяти. Господин Мартико терпеливо поправлял мои незначительные огрехи, тут же давая совет, как избежать их в будущем. Так что уже через полтора часа я в сопровождении дворецкого направился к учителю танцев.

Здесь я вполне обоснованно ожидал куда большей доли критики. Ибо имел склонность к полноте и весил добрых две сотни фунтов. А, как всё время говорил учитель танцев господин Талико, после ста семидесяти фунтов каждые следующие пять заставляют своего обладателя двигаться на пять процентов более неуклюже и выдыхаться на пять процентов быстрее.

Как проходил сам урок, я говорить не буду. Скажу лишь, что моего терпения на его критику хватило ровно на пятнадцать минут, после чего возле господина Талико возникла огромная кувалда, и я сказал, что следующую реплику касательно моего веса и грации я затолкаю ему обратно в глотку при помощи этого предмета. Мерзавец смолчал, но с таким презрительным снисхождением на меня посмотрел, что захотелось опустить ему кувалду на голову прямо сейчас. Впрочем, за такую грубость он мстил долго и жестоко, без конца заставляя повторять одни и те же движения со словами: ”Нет, господин принц, это никуда не годится.” Спустя три часа он отпустил меня, заявив, что сделал всё, что было в его силах. И если все отвернутся в другую сторону в тот момент, когда я буду танцевать, то, может быть, не опозорюсь.

Почти полностью выведенный из себя танцами, я направился на обед. Я был так зол, что даже не сразу заметил составившего мне компанию Освальда, тоже волей случая оставшегося во дворце. Отец поручил ему провести инспекцию городских садов, но мой средний брат не слишком спешил выполнять это поручение. Отто же отправился в Хандомак инспектировать тамошних стражников.

— Что, братишка, танцы по-прежнему не желают тебе даваться? — снисходительно спросил он.

— Не желают, — кивнул я. Очень хотелось подколоть его в ответ, но я сдержался. Какой в этом смысл? Я внезапно осознал до конца, для чего всё это делаю. Для того, чтобы навсегда покинуть это место. И, почти наверняка, больше никогда не увидеть никого из членов моей семьи. Так стоит ли окончательно портить и без того не идеальные отношения?

— Что, даже на место меня не поставишь? — недоверчиво спросил Освальд.

— А какой смысл обижаться на правду, — пожал плечами я, — ну, не дано мне танцевать. Что же теперь, вешаться из-за этого, что ли?

— Да не так уж много толку в этих танцах, — сказала Атика, повариха и наша с братьями бывшая кормилица. Безмерно уважаемая как мной с братьями, так и нашим отцом. Когда она оставалась наедине с Его величеством Арнольдом Четвёртым, то запросто высказывала ему свои мысли касательно текущей политической ситуации. Да такие, что иной за подобные слова мог бы и на плаху загреметь. Впрочем, отец всегда благосклонно относился к критике, сказанной в укромном месте человеком с не замыленным взглядом. Кроме того, Атика ещё выполняла негласную функцию по связям с общественностью, извещая короля о ходящих в народе слухах и настроениях. И, стоит отдать ей должное, нередко, в одном из десяти случаев, ей по важности информации удаеёся обходить даже гильдию шпионов. Кому-то такая статистика может показаться скромной, однако сравните сами — целая гильдия и одна кухарка. Так что ценность Атики была более, чем высока.

— Вы уж меня извините, господа принцы, но ваши предки танцевали не одну сотню лет. И как изысканно. А простой люд эти сотни лет грязь ногами месил, из города в город добираясь. А теперь вы, Дитрих, вон какое чудо для всех сделали, — проговорила она, наливая мне в тарелку ароматный луковый суп, — так что даже если вы будете косолапить, как медведь, у вас вместо ног копыта вырастут, да хвост крючком и нос пятачком, меньше народ вас любить не будет.