Клан Дракона: Вступление (СИ) - Янтарный Дмитрий. Страница 43

— Боже мой, как это мило, — тихонько пробормотал я про себя, наблюдая, как мальчишки и девчонки ласково гладят морду Мизраела, который, казалось, и не думает как-то призывать их к порядку.

— Да, принц, вы правы, это и в самом деле очень мило, — прошептал рядом со мной Карнекир, с умилением глядя на них, — и это происходит каждый год. И каждый год Мизраел ждёт этого, как… — тут он осёкся.

— Да хватит тебе играть в тайны, — устало махнул я рукой, — да, Мизраел здесь хозяин, и он несёт большой груз ответственности уже долгие годы. Так что ж теперь, ему никак нельзя хоть как-то расслабиться…

— Так, детвора, — рыкнул Геярр, неуловимо добавив в свой голос интонацию, которой лучше было не перечить — пора и честь знать. Мы в гостях — так ведите себя прилично!

И хотя ребятня послушно выстроилась и шеренгой отправилась вслед за своим отцом, даже со своего места мне были отлично видны их довольные, шаловливые улыбки.

Ещё пятнадцать минут ожидания — и на небе снова появилось движение. На этот раз процессию возглавлял дракон тёмно-красного, почти кирпичного цвета.

— Пурпурные, — прошептал Карнекир, — сегодня что-то припозднились.

Эти, в отличие от золотых, летели ровным клином всю дорогу. И таким же ровным клином приземлившись, они поклонились Мизраелу. И, получив от него одобрительный кивок, расправили крылья и из этого положения перевоплотились в человеческие ипостаси. Интересно. Кажется, дракон каждого клана трансформируется по-своему.

— Тарган, — радостно сказала Гвинелла, подходя к главе, который со своим семейством стоял навытяжку, как самый настоящий военный, и обнимая его, — как всегда, рады приветствовать вас здесь. И брось ты уже эти свои военные привычки, здесь вы — наши дорогие гости.

— Благодарю, Гвинелла, — сдержанно сказал Тарган, — ну, бегите уже, шалопаи, никакой выдержки, — проворчал он своим подопечным.

Дети — что удивительно, так же три пацана и три девчонки, — радостно подбежали к Мизраелу, но если “Золотые” дети висели на Мизраеле буквально гроздьями, то “Пурпурные” вели себя более сдержанно: подойдя к нему, они обнимали и гладили его, но не позволяли себе залезать ему на голову. Что, впрочем, нисколько не огорчало Мизраела, который снова зажмурился, подставляя морду ласкам.

— Так, — громыхнул Тарган минуту спустя, — по местам, отряд! Куда идти — знаете сами, не в первый раз тут. Наэлика, дорогая, иди с ними, а мне с Киртуликом парой слов надо переброситься.

Женщина с тёмно-серебристыми волосами кивнула и поспешила вслед за своими подопечными, Тарган же с Киртуликом отошли к краю площадки и о чём-то зашептались. Я был до того растроган тем, как Мизраел позволял драконятам себя тискать, что этот образ до сих пор не шёл у меня из головы. Представив реакцию своего отца, если бы я по прибытии в соседнее государство с дипломатическим визитом кинулся обнимать тамошнего монарха, я с горечью хмыкнул. Отец бы прописал мне десяток плетей, глазом не моргнув. И на очень долгое время запретил бы мне выход в свет.

Вот это меня раз за разом и сбивало с толку, каждый день пребывания на этом острове. Драконы жили совершенно другими категориями: они безмерно любили своё потомство, порой балуя их до безобразия — но и воспитывая и уча со всей строгостью и прилежанием. Людям до них было ох как далеко, они часто не могли выдержать баланса между этими двумя гранями. Они либо любят своих детей, потакая всем их прихотям, из-за чего дети потом вырастают ничего не умеющими рохлями, до дрожи в коленках боящихся слезть с шеи родителей, либо же в невероятной строгости воспитывая и обучая — и при этом совершенно забывая, что маленьких, нежных, ещё уязвимых детей нужно хотя бы немного любить. И в итоге дети вырастают безжалостными, бездушными, рассчитывающими только на себя и почти не могущими ни перед кем открыть свою душу. Интересно, а сами драконы до этой мудрости долго доходили? Или им пришлось до неё дойти, потому как проклятие Цвета, неизвестно каким образом появившееся, неимоверно осложнило жизнь всем драконам?

За этими мыслями я не заметил, как в небе в третий раз появились цветные пятна. На этот раз глава клана, летевший по центру, полностью оправдывал название своего родового Цвета: он был глубокого фиолетового оттенка, всего на несколько тонов не доходя до цвета ночного неба. Летевшая рядом с ним драконица была цвета яичного желтка: такого насыщенного солнечного тона мне ещё видеть не приходилось. И молодняк вел себя иначе: “Золотые” просто носились вокруг своих родителей беспорядочной толпой, “Пурпурные” летели ровным, стройным клином, подчиняясь общему порядку, “Сиреневые” же в полёте умудрялись выписывать какие-то непонятные узоры вокруг своих родителей, и это навевало своеобразное очарование.

— Как всегда, выпендриваются, — недовольно сказал Карнекир.

Я не стал ему говорить, что у меня этот танец в полёте, наоборот, вызвал глубокую приязнь: и так было ясно, что он меня не поймёт.

Драконы тем временем изящно приземлились перед самим Мизраелом. Поклонившись ему, они дождались его кивка, после чего слегка припали к земле и обратились в людей.

— Уталак, — Гвинелла уже спешила к новым гостям, — как всегда, запаздываете, — с шутливым укором сказала она, обнимая главу Сиреневых драконов, — а ваша дорогая Олесия, как я погляжу, тоже уже встала на крыло?

— Да, — с улыбкой ответил Уталак, — чуть меньше месяца назад.

— Неужели? — с восхищением сказала Гвинелла, — такая юная — и уже такая взрослая. Поздравляю тебя, дитя моё, — она наклонилась к девушке с волосами, которые были удивительно похожи на волосы Меридии, и ласково обняла её.

Несмотря на всё радушие Гвинеллы, прочие дети далеко не спешили сближаться с Мизраелом. Осторожно подойдя к нему, они выстроились в ряд и поклонились, после чего так же осторожно отошли назад, за спину Уталаку.

— Ну, тогда мы пойдём, — с усмешкой сказал он, — если ничего не изменилось, и наши гостевые остались там же, где и…

И в этот момент случилось странное. Девушка, которую обнимала Гвинелла, Олесия, казалось, тихонько замерцала своим Цветом, вероятно, очень довольная похвалой. И… удивительно, но моя собственная Сирень очень сильно на это отреагировала. И секунду спустя в место, где сидели невидимые мы с Карнекиром, уставился Уталак. А ещё через мгновение зарычал Мизраел. Тихонько, но с ощутимой угрозой, даже мне стало страшновато. Уталак намёк понял хорошо: торопливо отведя взгляд, он поблагодарил Гвинеллу за радушие и повёл своих детей — вот совпадение-то, тоже трёх юношей и трёх девушек — вслед за собой.

— Мне кажется, мы увидели достаточно, принц, — тихонько сказал Карнекир, — а теперь, с вашего позволения, давайте побыстрее уберёмся отсюда. А не то вы, в самом деле, будете иметь удовольствие лицезреть, как Мизраел надирает мне шкуру…

Кивнув, я вместе с ним начал потихоньку спускаться. Понимая, как сейчас сердит может быть Мизраел, я указал на противоположную от его местоположения сторону. Эта дорога вела в сад, и для того, чтобы вернуться в замок, необходимо было сделать очень большую петлю. Но сейчас это было даже к лучшему, ведь мне очень хотелось обдумать увиденное. Но едва мы с Карнекиром переступили последнюю каменистую ступень площадки, как на наши плечи легли чьи-то ладони…

— Ну как, принц, понравилось? — спросил меня чей-то очень знакомый голос. Я обречённо повернулся. Киртулик стоял около нас, смотря с плохо скрываемым раздражением. Мизраел уже в человеческом обличье за его спиной был едва ли не взбешён. Вот сейчас, глядя на него, мне очень даже охотно верилось, что он запросто может надрать кому-нибудь шкуру.

— Карнекир, я, кажется, просил тебя… — начал было он.

— Так! Довольно! — сердито выдохнул я, выходя вперёд, — если вы всё это время убеждаете меня в том, что я отныне — часть вашей семьи, то почему всё время меня прячете? Ведь это было такое захватывающее зрелище — а вы хотели от меня это скрыть? Да сколько мне можно бродить вслепую? Почему вы отказываетесь что-либо мне говорить? Я всё равно их увижу на приёме — так почему?!