Берег тысячи звезд (СИ) - Петровичева Лариса. Страница 38

Так потом и оставил, набекрень.

Но если человек добирался до кого-то из настоящих магов, и тем более, до их главы, то было ясно, что дела его не просто плохи - они ужасны.

Лефевр назначил встречу на следующий день, в центральном офисе, и девушка, которая прилетела аж из Красноярска, изумленно озиралась по сторонам, когда Вадим провожал ее к кабинету шефа. Видимо, она ожидала чего-то другого - но никак не охраны, камер наблюдения и молчаливого ассистента, который вежливо открыл перед ней дверь и сказал:

- Евгений Андреевич, к вам Мария Анисимова.

Лефевр, стоявший у окна, обернулся и кивнул - девушка прошла в кабинет и замерла, не зная, что делать дальше. Она была невысокого роста, очень худая, под глазами чернели тени усталости и долгих бессонных ночей. Она была похожа на ребенка.

- Вы присаживайтесь, - мягко сказал Лефевр. - В ногах правды нет.

Мария послушно опустилась в кресло и еле слышно промолвила:

- Здравствуйте…

Потом она умолкла, и Лефевр, скользнув взглядом по ее ауре, понял, что она боится. И его, и того, что он не сможет помочь, а тогда весь долгий путь, который она прошла, собирая по крупинкам информацию о настоящих магах, окажется напрасным и никому не нужным.

- Не надо так бояться, - доброжелательно произнес Лефевр, мысленно приглаживая ее ауру и успокаивая. - Я не кусаюсь. Рассказывайте, что у вас случилось.

Мария шмыгнула носом и негромко ответила:

- Мой ребенок, - она нервно расстегнула сумочку и достала стопку фотографий, но не протянула Лефевру, а просто сжала в руках. На снимках был мальчик, темноволосый и темноглазый, очень на нее похожий. - Понимаете, ему нужна пересадка сердца. А у нас в стране не делают, - Мария смахнула набежавшие слезы и умолкла. Лефевр с горечью подумал, что она не умеет просить. Никогда и ни о чем не просила, и вот теперь понимает, что стоит с протянутой рукой и не может подобрать нужных слов.

- Давайте, я расскажу за вас, - Лефевр сел за стол и принялся задумчиво крутить ручку Знаменского: тяжелую, золотую. На Марию он старался не смотреть: каждый его взгляд она ощущала как пощечину. - Вам нужно лететь в Индию на пересадку. Но клиника выставила неподъемный счет. Конечно, вы обратились ко всем, к кому смогли. Фонды, пожертвования… это все крохи. А время идет, и врач вчера сказала, что вашему Диме будет только хуже.

Когда он назвал имя, Мария встрепенулась и посмотрела на него с ужасом и надеждой. Теперь она окончательно поняла, что все-таки попала туда, куда нужно.

- Скажу честно, что я никогда не работал с детьми, - с искренним сожалением вздохнул Лефевр, и Мария вздрогнула, словно он ее ударил. - Но давайте попробуем. Если не получится, я просто оплачу вашу поездку. Идет?

- Вы… что? - Мария смотрела на него так, словно никак не могла понять, о чем он говорит. Лефевр ободряюще улыбнулся.

- Да не тряситесь вы так. Справимся. Где мальчик?

- В гостинице, с моей мамой, - пролепетала Мария. Она смотрела с ужасом и надеждой, и пальцы, сжимавшие фотографии, дрожали. Лефевр отложил ручку и поднялся.

- А тогда поедем. Что время-то терять?

Она заговорила в машине. Вадим подчеркнуто внимательно смотрел на дорогу, делая вид, что не слушает, но по тому, как иногда вздрагивали уголки его губ, Лефевр понимал, что он крайне заинтересован в рассказе. Упырь был голоден, а история чужого горя давала ему хотя бы иллюзию сытости. Лефевру невольно хотелось дать ему тычка - за это голодное внимание, за то, что он наслаждался.

- Пашка ушел сразу, как только мы узнали, что все плохо. Что надо сделать очень много, что… короче, он ушел. Мы поехали с Димой в больницу, а когда вернулись, его уже не было. Я его год не видела. Ни Пашку, ни алиментов. А свекровь сказала, что я сама виновата, раз больного ребенка родила. И нечего его на них вешать. Словно я вешала…

Фотографии давно вернулись в ее сумочку, но Лефевр прекрасно видел, что на них изображено. Дима на качелях, Дима в обнимку с огромным игрушечным динозавром, Дима с мамой и бабушкой… Он представил, что этот крошечный большеглазый мальчик, похожий на хрупкую фарфоровую куклу мог бы быть его с Алитой сыном.

- Он появится, - подал голос Вадим, сворачивая с шумной многолюдной улицы. Из спокойного вышколенного помощника крупной шишки Вадим снова стал рубахой-парнем со двора. - Типа «я ж уходил от больного, а теперь он здоровый». Всегда такие приходят, когда шухер закончится.

- Вы тоже волшебник? - недоверчиво спросила Мария. Вадим криво ухмыльнулся.

- Я просто жизни понюхал побольше вашего. Видал таких.

Лефевр не мог не признать его правоту. Мария как-то отстраненно кивнула и продолжала:

- Я правда обошла всех, кого смогла. Помогали, конечно. Но сейчас кризис, людям самим есть нечего, - она отвернулась и добавила, изо всех сил стараясь скрыть слезы: - Кому чужой ребенок нужен… Он отцу родному не нужен.

Лефевр попробовал ободряюще улыбнуться и дотронулся до ее колена, обтянутого простенькими старыми джинсами.

- Мы попробуем, - сказал он.

Мария с сыном и матерью остановилась в хостеле на окраине, настолько нищем и занюханном, что там даже стойки администрации не было. В почившей в бозе «Паре тапок» было намного цивильнее, подумал Лефевр, шагая за Марией по мрачному коридору мимо обшарпанных дверей. Вадима он с собой не взял, приказав тому метнуться в детский магазин и закупить все, что может понадобиться трехлетнему мальчику для новой жизни, начиная с одежды и заканчивая игрушечными динозаврами. Ему хотелось надеяться, что у маленького Димы эта новая жизнь будет. Очень хотелось.

Мальчик спал, раскидавшись на кровати под тонким одеялом. Его бабушка, читавшая газету, встрепенулась при появлении Лефевра, и ее доброе усталое лицо словно окаменело от страха. Страх и надежда; Лефевр подумал, что прекрасно ее понимает, и попросил:

- Выйдите, пожалуйста. Пусть останется только мать.

Он и сам не знал, почему сказал это - но женщина поднялась со стула и покорно вышла из комнаты, не сказав ни слова. Лефевр опустился на пол рядом с кроватью и несколько минут всматривался в спящего ребенка. Мальчик дышал тихо и размеренно, его сон был глубоким и ровным - идеально для любого магического воздействия.

Мария что-то спросила. Лефевр не расслышал.

- Помолчите, - попросил он. - Я должен сосредоточиться.

Болезнь ребенка была похожа на темного паука, который устроился в белой сверкающей ауре и, поджав ноги под лохматое брюхо, старательно выплетал паутину - и сияние медленно гасло, мутнело, в нем закручивались серые вихри и, не находя выхода, разрывали на части самих себя. Лефевр смотрел и понимал: смерть ребенка многократно усилит Короля Севера. Он сможет вернуться домой - надо просто взять и подкормить болезнь, слегка перенаправив потоки энергии. А потом, когда мальчик умрет, забрать его душу. Все. Легче легкого.

Он сможет вернуться домой. Перед глазами появилось встревоженное бледное лицо Алиты, которое он вчера увидел в витрине - сегодня вечером он сможет обнять ее. Надо просто дать ребенку умереть.

Лефевр закрыл глаза.

- Вода, - негромко сказал он. - Маша, принесите воды. Полчашки, больше не надо.

Мария кинулась из комнаты, с грохотом уронив стул. Чашка опустилась в протянутую руку Лефевра через несколько секунд - еще не утих шум от падения стула.

Вода пахла железом.

Лефевр смочил пальцы и прикоснулся к теплой щеке мальчика. Дима вздохнул во сне, но не шевельнулся. Сейчас он был погружен в глубочайший транс, и его раздувшееся несчастное сердце, заполненное пауком, почти не болело.

Просто перенаправить потоки, сказал Король Севера, водя мокрыми пальцами Лефевра по щеке ребенка, вычерчивая слова языка, который умер задолго до появления людей. А потом немного подождать, и все. Можно отправиться домой.

Теперь Лефевр видел, как пульсирует паучья сеть. И видел, как снять ее.

- Я никогда не попаду домой, - еле слышно произнес он по-сузиански и рванул паутину на себя.