Земля в иллюминаторе (СИ) - Кин Румит. Страница 107

— Ничего, — заверил мужчина в костюме. — Только то, чего Вы сами захотите. Если вам не понравится или надоест, можете уйти в любой момент. Сейчас особняк практически пуст, все работают здесь — в жилых апартаментах буду только я, вы и несколько слуг, главным образом, повара.

— Я не против, — сказал Ивара, — но это ваше решение, мальчики.

Хинта расстегнул скафандр Ашайты и теперь удерживал младшего — тот явно стремился протанцевать куда-то в направлении сладостей.

— Хинта? — спросил Тави.

— Я не могу быть против, если ты за. Но я не понимаю твой выбор. Ты же только что говорил, как тебе здесь все не нравится.

— Говорил. Но это не повод, чтобы бежать от этого места, ведь так? Я уже здесь. А мог бы, если бы захотел, уговорить вас на другой маршрут. Нам бы хватило и других мест отдыха.

Хинта пожал плечами. Решение Тави уязвляло его, но сам не мог понять, почему. Он видел здесь противоречие, какую-то непоследовательность, и этот ложный призрак парадокса мешал ему.

— Ну так?

— Я пойду за тобой, — сказал Хинта, немного помедлил и добавил, — куда угодно.

После того, как они храбро приблизились к разлому, Хинте казалось, что это действительно так, и он сказал эту фразу специально, чтобы напомнить Тави про разлом. Он хотел намекнуть, что дом Джифоя — не разлом, что здесь не обязательно быть храбрым, можно и уйти — просто из брезгливости. Хинта и понятия не имел, какие вещи им в самом скором времени приготовит судьба, в какие еще места, в каких еще направлениях осмелится пойти Тави.

— Мы хотели тихое место. Там мы скорее найдем его, нежели здесь. И не придется тратить деньги.

Ивара согласно кивнул.

— Мы пойдем, если у вас есть руши, — резюмировал Тави.

— Дети любят сладкое, — широко и ушло улыбнулся человек Джифоя. — У нас есть все, включая и более утонченные лакомства.

— Вы явно довольны тем, что ваша миссия удалась, пта, — холодно ответил Тави, — но сладкое буду есть не я, а он. — Он указал на Ашайту. Улыбка на лице посланца угасла.

— Конечно.

Они оставили робо у шлюзов и углубились в систему коридоров, соединяющих ангар с домом. Здесь было много дверей, одни открывались сами, другие лишь после того, как проводник использовал ключ-карту. Внутренние помещения сверкали чистотой, повсюду был гладкий пластик, яркий свет. Уровень пола постепенно поднимался, и после очередного поворота они попали на герметичную веранду. За стеной темного стекла было видно озеро и огибающую его дорогу, в зеленой дали с холма спускалась очередная группка паломников.

— Вот так и я увидел Вас, — сказал человек Джифоя. — Вы еще остановились по ту сторону озера и залезли на камень. Интересная шалость.

— Вы занимались только тем, что ждали нас? — спросил Тави.

— Это моя работа. Делаю, что прикажут. Прошу в эту дверь. — С пустынной веранды он перевел их в роскошную, тесно обставленную комнату. — Это первая гостиная. Можете чувствовать себя как дома. Сидеть, лежать, трогать вещи.

— Дальше, — сказал Тави.

— О, поверьте, это только начало. Есть вторая гостиная.

И они пошли во вторую гостиную. Из нее — в третью гостиную. За гостиными и приемными следовали помещения для релаксации: бассейн, ламрайм, тренажерный зал, солярий, маленький бар, соединенный со столовой. В качестве предмета особой гордости слуга представил полностью автоматическую уборочную машину, которая поддерживала чистоту в многочисленных комнатах. С первого этажа они поднялись на второй; оценили вид из купольного окна; заглянули в два рабочих кабинета, исполненных угрюмой роскоши; прошли мимо семейных спален; задержались в детской, где Ашайта отреагировал на огромного пушистого террикона. И когда казалось, что сюрпризов уже не будет, слуга распахнул перед ними двери последней комнаты.

Тави замер, так и не перешагнув ее порога. Хинта тоже оцепенел, когда осознал, что видит. С противоположной стены на них смотрели прекрасные авторские барельефы Джилайси Аргниры. Все три работы были выполнены с большой любовью — каждая представляла героя в определенном возрасте: юноша со взглядом воина; мужчина с лицом, исполненным невероятной скорби; старик со спокойной улыбкой. Потолок был украшен узором из подсвеченных лампочками полупрозрачных пластиковых трафаретов. Были в комнате и удобная мебель, и роскошный терминал, и навороченный музыкальный центр.

— Она может стать Вашей, — сказал у них за спиной слуга.

Хинта ожидал от друга какой угодно реакции, но только не той, которую тот продемонстрировал. Тави рассмеялся. Его смех был легким, простым и жизнерадостным, словно он услышал отличную шутку, словно они находились у себя в Шарту, а не во дворце Джифоя, словно не было всех событий последних месяцев.

— Вам нравится?

— Да. Спасибо. Мне этого очень не хватало. Вот теперь я чувствую себя совсем свободным. Теперь я чувствую, что война будет легкой, и что она будет хоть немного моей. Идем в столовую. Пора обедать.

Когда они спускались вниз по лестнице, Тави обернулся к Иваре.

— Она воссоздала здесь точную копию моей комнаты до погрома. Ты не мог этого видеть, потому что не бывал у меня в гостях в те времена. Да и потом тоже не бывал.

— Спасибо, что объяснил. А то я мог лишь догадываться, почему вы с Хинтой так это восприняли.

— Я сам не могу понять, что чувствую, — сказал Хинта, — и тем более не понимаю, что сейчас чувствуешь ты. Ты в порядке?

— Да. Почему я должен волноваться, если Джифой ставит в своем доме изображения Джилайси? Это может изменить Джифоя к лучшему, но не может изменить к худшему меня. Джилайси — часть моей души. Но Джилайси принадлежит всем. И моя душа принадлежит всем и всему. Мою душу нельзя поймать ни в одной комнате, и неважно, какие вещи там стоят, чьи барельефы там на стенах. Эта комната свела бы меня с ума полгода назад. А теперь я уже повсюду вижу то, что люблю: в себе, в тебе, в Иваре, в случайных людях, в народах жестоких и добрых, в пустошах, в небе, в полях, через которые мы идем — везде мой дух, везде Джилайси, везде сплетение важных воль. В моих мыслях прошлое, настоящее и будущее говорят новыми голосами. В моих руках драгоценности, которые не снились Джифою. А они думают, что я сломаюсь, увидев приманку, которая в десять тысяч раз меньше мира.

— Он нас слушает, — глядя в спину слуги, сказал Хинта.

— Пусть перескажет им мои слова, если сможет. Если в моей маме еще остались какие-то добросердечные человеческие слабости, она будет ходить в эту комнату плакать. Или, возможно, она вырастит в этой комнате своего нового сына — вот потеха будет, когда мой брат пойдет в меня. Джифой даже не представляет, каких масштабов разочарование его может ожидать.

Они поели за огромным обеденным столом, рассчитанным на восемь персон. Повара Джифоя потрудились на славу, и кушанья были превыше всех похвал. Ашайта получил недельную порцию сладкого лакомства. А потом они с чистыми сердцами и без всяких сожалений покинули дом главного шартусского богача и возобновили поход к побережью.

После долины Джифоя местность сделалась более скалистой, и дорога не шла строго по прямой — она извивалась, меняя направление, от поля к полю, от валуна к валуну, и постепенно Хинта начал замечать, что они отклоняются на север — стена Экватора подступала все ближе, нависая над царством фрата и треупсов. Когда они достигли очередной развилки, Ивара сказал, что пришло время сойти с основного маршрута и подняться на тропу, протянувшуюся вдоль самого Экватора.

— Где-то здесь должен быть вырубленный в скалах пологий накат. Я помню карту. Кроме того, об этом месте мне рассказывали друзья. Они еще поспорили, когда именно накат был построен. Кири утверждал, что ему больше лет, чем местным поселениям, и что он появился, когда вдоль Экватора еще работали бригады инженеров-обходчиков. А Эдра думал, что его сделали первопоселенцы Шарту, что это следы какого-то брошенного проекта по перевозке грузов через стену. — Он сказал все это таким обыденным тоном, словно его друзья вовсе не умирали, словно он говорил с ними вчера.