Дэмиен. Интуит. Том 1 (СИ) - Янтарный Дмитрий. Страница 17

— Ну для начала, — начал Мираэль, порядком обескураженный таким превентивным отпором, — совать в чужие дела свой нос — это некрасиво.

— В данном случае не согласен, — возразил я, — никто не заставлял его хвастаться своими познаниями, он сам дал мне повод задать эти вопросы.

— Это не имеет большого значения, — сердито сказала Миариали, подходя ко мне почти вплотную, — учитывая, что некоторые воспоминания не очень-то хочется тревожить.

— То есть по — твоему, — я повернул к ней голову, — отрицание — это выход? Позволь разубедить тебя — это не так. Отрицая, можно лишь притупить боль, но не убрать её. Единственный выход — это признание. Если не верите — спросите меня о чем-нибудь.

— Тебе приходилось убивать? — наши с Миа лица разделяло не больше десяти сантиметров. Что ж, наверное, это честно. Почти наверняка Миа использовала свои способности и вытащила уже мои не самые счастливые воспоминания, позволяя провести сравнительный анализ на собственной шкуре. Теперь придётся идти до конца.

— Да, — выдохнул я.

Все остальные, даже вампир, посмотрели на меня с новым, удивлённым взглядом. Их можно понять: я мало похожу на убийцу. Впрочем, убийцы вообще редко на себя походят.

— Ну так, — Миариали, уже готовая посоветовать мне заткнуться и не совать нос, куда не просят, запнулась, удивлённая моей откровенностью, — расскажи нам. Твой мир не производил впечатления места, где надо драться за свою жизнь, постоянно убивая тех, кто попадается тебе на пути. Что же тебя на это сподвигло?

— Понимаю, — не стоит уточнять, что мой мир не сильно далеко ушёл от данной характеристики, просто вуаль, скрывающая всё это, со временем стала плотнее, — Я ведь не произвожу впечатление убийцы, не так ли? Ироничен, полон жизни, спонтанно совершаю хорошие поступки, умею признать ошибки, и уж, конечно, не упускаю шанса рассказать всем вокруг, какой я замечательный. Как я могу убить человека?

Мой голос стал сухим и безжизненным. Чёрт, это и в самом деле больно. Даром, что рана-то свежая. И, поначалу вроде оказавшись придавленной таким пластом впечатлений, снова начала кровоточить.

— Да очень просто. За всю свою жизнь я сдружился лишь с одним человеком. И совершил одну из самых больших ошибок в своей жизни: раскрыл ему секрет своих способностей. И с этого момента моя жизнь начала становиться кошмаром. Угрожая мне, что в случае отказа от сотрудничества моя тайна будет раскрыта, и меня навсегда запрут в той секретной службе, которая первой до меня доберётся, он требовал помогать ему с играми на бирже. Биржа — это что-то вроде споров на деньги, только посложнее, — пояснил я в ответ на недоумённые взгляды, — у него стало много денег, он сменил жильё, купил машину. Меня даже сначала забавлял этот процесс: как человек переживает перерождение “из грязи в князи”. Однако аппетиты человеческие не знают меры, особенно, когда утоляются мгновенно…

Вскоре игры с бумажками ему надоели, и он использовал написанные мной программы, чтобы пытаться взломать сервера — то есть хранилища информации — секретных служб. На нём и так было заострено внимание: слишком уж резко он поднялся, но поскольку прямых доказательств бесчестного получения денег не было, то его и не трогали. Но теперь им заинтересовались всерьёз. И я не сомневался, что когда его найдут и станут допрашивать — он откупится мной. Все пути вели в тупик. Переубеждать уже было поздно: алчность полностью затмила ему глаза, и он не желал ничего слушать. Выход оставался только один — убить его до того, как он будет обнаружен.

Поверьте, я не хотел этого, при помощи своей интуиции я перепробовал все возможные варианты, и в каждом из них он рано или поздно разбалтывал, кто я такой. Так что способ закрыть ему рот был только один. Я всё спланировал. Я знал, что он не заподозрит подвоха. Я знал, что у него нет родственников, которые бы его искали. Я знал, что исчезновение этого человека будет лишь на руку спецслужбам, в дела которых он опрометчиво стал совать свой нос. И я знал, что по этой причине они не дадут стражам порядка расследовать это дело. И я убил его. И тайна моя осталась сохранённой.

И вот я здесь. Рассказываю вам все это. Неприятно ли мне об этом говорить? Безусловно. Но отрицание ничем не поможет. Выход только один — признать то, что произошло. И жить с этим дальше. Как жить? Тяжёло. Но с признанием время лечит сильнее. С признанием ты понимаешь, что произошедшее — это испытание, которое должно было тебя изменить. Неважно, как оно тяжёло — неодолимые испытания не посылаются свыше. И если ты поймёшь, что отрицательный опыт — это тоже опыт, который сделает тебя сильнее… мудрее… умнее… то ты избавишься от мучающей тебя боли.

Однако избавиться от боли было легко лишь на словах. До сих пор было больно от того, что я не нашёл иного выхода, что мне не хватило сил ли, времени ли, опыта ли, чтобы разыграть всё иначе. Признание, прощение и время.

— Значит, признание? — спросил Райлисс. Он поднялся и подошёл ко мне вплотную, его серые глаза буквально вгрызались в мои. В них не было слёз, но читалось явное страдание. Я понимал, что сейчас моя жизнь была в опасности, но голос интуиции успокаивающе направлял меня, веля ждать. И вот, наконец, в его глазах что-то сверкнуло. Я понял, что он увидел во мне ту же боль… и поверил.

— Что ж, послушай мою историю, — невесело усмехаясь, сказал вампир, — и скажи, как можно простить себя после такого.

Глава 2.3

ГЛАВА 3. История Райлисса

— Я принадлежу к касте так называемых “светлых” вампиров. Ещё нас называют “идущими путём света” — что, по сути, одно и то же. Церковью такие вампиры признаются полноправными жителями наравне с прочими расами. Попытки же как-то дискредитировать расу светлых вампиров пресекались церковью с особой… настойчивостью. Не пойми неправильно, никто никуда не пропадал, ни к кому не применяли физическое насилие; и всё же если кто-то начинал предъявлять претензии без веских на то оснований — в дом к этому человеку в тот же день посылался… переговорщик. После, собственно, переговоров с которым эти люди больше никогда не поднимали подобные вопросы. Как же так получилось, что церковь и вампиры не только не враждуют, но даже самым тесным образом сотрудничают?

Для того, чтобы дать ответ на этот вопрос, позволь осветить немного нашу историю. Как раса, вампиры существуют немногим меньше эльфов, таисианов и гномов и значительно превосходят остальные. В старое время мы, разумеется, охотились на других живых существ — нам казалось это естественным порядком, нашей природой. Тем не менее не все были довольны таким положением вещей, так как понимали: подобный путь ведет либо к вымиранию прочих рас, либо к полной изоляции нашей от всех остальных. С последующим её истреблением. И первым таким вампиром, претворившим шёпот и разговоры по углам в систему и образ жизни, был Гендор Бескровный. Это произошло больше семисот лет назад по времяисчислению нашего мира.

Первую ритуальную… жертву Гендор убивать отказался, после чего произнес пламенную речь касательно ошибочности подобного пути и, рискуя жизнью, спас этого человека. Что спровоцировало среди вампиров первую и единственную в своём роде гражданскую войну. Так и произошло условное на тот момент разделение вампиров на тёмных и светлых. По счастливому случаю спасённый Гендором человек занимал высокий сан в Церкви, позднее сумевший стать советником самого Архиепископа. И он сполна отплатил за добро Гендора. Небольшая часть вампиров, на тот момент открыто осмелившаяся называть себя светлыми и ушедшая под защитой Гендора, получила приют среди людей. Разумеется, до поры до времени нас изолировали от остальных, дабы не наводить панику. Кроме того, в то время очень сильно бесчинствовали маги крови, и потому мы даже не были для людей врагами номер один. И, опять же, совершенно случайно в стычке одного из вампиров, неосторожно покинувшего убежище, с магом крови выяснилось, что наша раса к этой магии почти невосприимчива. По причине логичного отсутствия оной крови.