Холодные шесть тысяч - Эллрой Джеймс. Страница 12

Уэйн мерил шагами свой номер. Уэйна мучила головная боль — после давешней пальбы.

Звонили из гостиничной обслуги. Извинялись за опоздание. Мейнард Мур не звонил. Дерфи смылся. Муру было плевать.

Мур не стал выписывать ордеров. Не стал фиксировать задержаний. Мур составил подробный рапорт о провальной операции по задержанию игроков в кости. Одному парню прострелили коленную чашечку. Другой потерял литр крови. Третий лишился мизинца.

Мистер Бауэрс лишился большого пальца. Уэйну всю ночь снилась эта картина.

Он не спал до утра. Смотрел телевизор. Звонил в пограничную службу. Выписал несколько постановлений о проверке пересекающих границу. Четыре патруля задержали похожих людей и перезвонили ему.

У Уэнделла Дерфи были шрамы от порезов. Хреново. Ни у одного из задержанных шрамов не оказалось.

Он позвонил Линетт. Позвонил Уэйну-старшему. Линетт оплакивала Джей-Эф-Кея. Уэйн-старший острил. Последним словом Джека было «pussy». Перед смертью Джек успел ущипнуть за задницу медсестру и монахиню.

Трубку взяла Дженис. Дженис превозносила Джеков стиль. Дженис сожалела о Джековом причесоне. Уэйн рассмеялся. Уэйн-старший был лыс. Дженис Тедроу — туше. [26]

Позвонили из обслуги. Снова извинились за то, что ужин запаздывает.

Уэйн смотрел телевизор. Уэйн прибавил звук. Транслировали пресс-конференцию.

Корреспонденты задавали вопросы. Один коп понес откровенную чушь. Мол, Освальд был «камикадзе-одиночкой». Уэйн увидел Джека Руби. У него на руках был пес. Руби раздавал ручки в форме члена и ребристые презервативы.

Коп угомонился. Сказал, что Освальда переведут завтра — скорее всего, ближе к обеду.

Зазвонил телефон. Уэйн вырубил звук. Поднял трубку:

— Кто это?

— Это Бадди Фрич. Я тебе целый день дозвониться не могу.

— Извините, лейтенант. Тут у нас дурдом творится.

— Я так и понял. А еще я узнал, что у тебя была стычка с Уэнделлом Дерфи и ты упустил его.

Уэйн сжал кулаки:

— Кто вам сказал?

— Пограничная служба. Они тут искали вашего беглеца.

— А хотите услышать мою версию?

— Я не желаю слушать извинений. Я не хочу знать, почему ты прохлаждаешься в отеле вместо того, чтобы рыскать по улицам.

Уэйн пнул скамеечку для ног. Та задела телевизор.

— А вы знаете, какая граница длинная? Знаете, сколько там постов?

Фрич откашлялся:

— Я знаю, что ты сидишь на жопе ровно и ждешь, когда тебе позвонят и сообщат; чего не произойдет, если тот ниггер залег на дно в Далласе, и, насколько мне известно, при этом ты тратишь денежки, которые тебе дали ребята из казино, и не делаешь работу, за которую тебе их дали.

Уэйн пнул ковер:

— Я не просил этих денег.

— Еще бы ты их просил. Но и не стал от них отказываться. Это вполне в твоем духе: и нашим и вашим, так что не надо мне тут…

— Лейтенант…

— Не перебивай меня, пока не станешь выше званием, и выслушай до конца. В управлении про тебя говорят всякое. Кто утверждает, что Уэйн-старший — белый человек, кто — что он слабак и нюня. Так что если ты справишься, ты запросто сможешь заткнуть этих последних, и все мы будем тобой гордиться.

Он даже прослезился:

— Лейтенант…

— Так-то лучше. Вот это Уэйн-младший, которого я и хотел услышать.

Уэйн вытер глаза:

— Он не пересекал границу. Я чую это.

Фрич рассмеялся:

— Да верю, что ты чуешь это и много чего еще, но вот что я тебе скажу. Досье, которое я тебе дал, заведено службой шерифа, так что посмотри, есть ли у далласского ПУ какая информация на нашего клиента. А наш ниггер наверняка знаком с кучей далласских ниггеров, или не быть мне Байроном Б. Фричем.

Уэйн схватился за кобуру. Со щелчком выбило пробку из заложенного уха.

— Я сделаю все в лучшем виде.

— Нет. Ты просто пойдешь и пристрелишь его.

Охранник у двери впустил его. За ним плелось несколько шрайнеров [27]. На ступеньках толпился народ. В коридорах было не протолкнуться. Даже в лифты людей набивалось, что сардин в банку.

Люди толкали друг друга. Поедали хот-доги. Проливали колу и кофе. Шрайнеры протиснулись сквозь толпу. На них были смешные головные уборы. В руках они несли ручки и блокнотики для автографов.

Уэйн последовал за ними. Они ловко огибали телеоператоров. Они проталкивались наверх. Добрались до третьего этажа. Вошли в инструктажную. А там народу было — вдвое больше, чем она могла вместить.

Копы. Корреспонденты. Нарушители, прикованные к стульям. На стене — удостоверения: жетоны, звездочки, пропуски для прессы.

Уэйн приколол туда же свой жетон. Шум причинял ему дискомфорт. Поджившее было ухо снова заложило. Он огляделся и увидел помещение для персонала, кабинки для допросов и двери отделов. Кражи со взломом, мошенничество. Угон, фальшивомонетничество. Убойный отдел, отдел краж, поджоги.

Он подошел ближе. Споткнулся о какого-то алкаша. Над ним посмеялся корреспондент. Алкаш загремел цепочкой от наручников и выругался.

Джеки нужен мужик с большой сосиской. Вдовам он особенно нужен. Так в «Плейбое» написано.

Уэйн свернул в боковой коридорчик. Уэйн принялся читать таблички на дверях. Уэйн заметил Мейнарда Мура. Мур его не заметил. Мур возился с мимеографом.

Уэйн проскользнул мимо него и вошел в комнату отдыха. В комнате разорялся телевизор. Коп смотрел пресс-конференцию — которая транслировалась в режиме реального времени и проходила прямо здесь, парой этажей ниже.

Уэйн заглянул в кабинеты. Мимо скользнул Джек Руби — неотрывно следуя за каким-то огромным типом. Он наседал на него. Доставал его. И все ныл:

— Пит, Пит, пожа-а-а-алуйста.

Уэйн прошел мимо камеры для подозреваемых. Арестанты вопили и улюлюкали. Какой-то извращенец просунул свой член между прутьев решетки. Поглаживал его и вертел. И при этом напевал тему из мюзикла «Саут-Пасифик».

Уэйн двинул обратно. Уэйн нашел архив личных дел. Двенадцать картотечных ящиков. На двух стоит надпись «Известные сообщники».

Он запер дверь. Выдвинул ящик с литерами «А — L». Нашел голубоватую папочку с надписью «Дерфи, Уэнделл (второго имени нет)». Бегло просмотрел содержимое.

Знакомые имена — плюс одно новое: Рошель Мари Фрилон. Род. 10.03.1939. Двое детей от Ветреного Уэнделла. Адрес: дом 8819 по Харви-стрит, Даллас.

Две заметки.

8.12.56: Рошель укрывает Уэнделла; его разыскивает служба шерифа в связи с девятью судебными ордерами.

5.07.62: Рошель сама сбегает из-под надзора. Уезжает из Техаса. Едет в Вегас. Навещает Волоокого Уэнделла. Личного а/м нет, последний адрес такой-то, двое спиногрызов от Уэнделла Д.

Уэйн переписывает данные. Сует папку на место. Задвигает ящик. Покидает архив. Идет в холл, а оттуда — в комнату отдыха.

Его внимание привлек телеэкран. Он остановился. Прислонился к стене. И стал смотреть.

На экране — толстый мужчина. Стоит у микрофона. С рукой на перевязи. С рукой, туго забинтованной марлей, — видно, что у человека нет большого пальца.

Подпись под картинкой: «Свидетель Ли Бауэрс».

Бауэрс говорил. Голос Бауэрса сорвался:

— Я был в башне как раз перед тем, как произошли выстрелы, и… и… ну, ничего я толком не видел.

Бауэрс исчез с телеэкрана. Пошла рекламная заставка: затявкал мультяшный бобер Баки — зверушка рекламировала зубную пасту «Ипана».

Уэйн похолодел — пониже живота — точно ему в штаны кто льда насовал.

Мимо проходил коп: «Ты в порядке, парень? Чё-то ты зеленый какой-то».

Уэйн взял машину в участке. Уэйн отправился в одиночку.

Он определился с направлением. Харви-стрит находилась в Черном городе. Копы прозвали эти места «Конго» и «Нигерией».

Бауэрс и Мур — повтори это в уме — очень медленно.

Мур был псих. Мур был продажная тварь. Мур пил дешевый алкоголь. Он мог глотать таблетки. Мог играть на скачках. Бауэрс тоже мог быть продажным типом. Они поссорились. Мур разозлился. Мур отрезая ему палец.