Покажи мне, зеркало… (СИ) - Нури Ирада. Страница 33

Сильная дрожь пробежала по телу, будто между мною и волком установилась невидимая, но очень крепкая связь. Он отвернулся и уже более мирно потрусил в обратном направлении, в то время, как перед глазами развернулась очередная картина: разрушенный "Гюльбахче", на мраморных плитах которого нет ни единого свободного места от разодранных в клочья птиц. Кровь и перья — все, что осталось от некогда прекраснейшего места на земле…

Картина сменилась в третий раз, и на этот раз не было в ней ни зверей, ни птиц, а только невероятная зелень холмов и просторов, от которых просто захватывало дух, а затем, я увидела идущего навстречу мне человека, и чем ближе он подходил, тем более четко проявлялись черты его лица, при виде которых отчего-то сильно заколотилось сердце и возникло странное чувство, что я его уже где-то видела. Темноволосый, с глазами цвета темной листвы, одетый в странную одежду, кардинально отличающуюся от нашей, мужчина с улыбкой протянул мне руку, и я, невольно улыбаясь в ответ, всей душой потянулась к нему.

Но, как оказалось, мужчина был не один. Женский силуэт, легкий и воздушный показался за его спиной. Лица его обладательницы я рассмотреть не смогла, как ни старалась, обратив внимание на белокурые, словно впитавшие солнечный свет волосы.

Незнакомка приблизилась и встала между мной и мужчиной, давая понять, что имеет на него все права. Я чувствовала, что должна вмешаться, что-то сделать, но страшный грохот, раздавшийся позади отвлек меня, и видения в волшебном зеркале тут же исчезли, уступив место отражению яркой луны.

Испуганная и разгневанная одновременно, я повернулась туда откуда доносился шум, и внезапно застыла при виде картины пригвоздившей меня к месту: массивная окованная железом дверь с треском отлетела в сторону от сильного удара тарана, используемого слугами, и в проделанную брешь, словно ангел мести, ворвался Джабир с перекошенным от ярости лицом.

Подскочив к гадалке так же, как и я застывшей от неожиданности на месте и не сумевшей вовремя увернуться, он сделал мимолетное движение рукой, и она как подкошенная, свалилась держась обеими руками за живот, из которого хлынула кровь. Зеркальный диск рядом со мной, словно лишившись опоры тут же рухнул вниз, но вопреки ожиданиям не разбился на мелкие кусочки, а вновь превратившись в воду с плеском растекся по полу, намочив парчовые туфельки и подол моего длинного платья.

Холод прогнал оцепенение, и придя в себя я бросилась было на помощь к раненой женщине, когда дорогу мне пригрозил брат с острым клинком в руке, с которого капала на землю алая кровь.

— Нет. Что, ты наделал? Нет, — напрасно я билась в его руках, пытаясь освободиться. От железной хватки наследника, спасения не было.

По мере того, как лицо брата становилось ближе, оно стало все больше расплываться перед глазами, пока его окончательно не поглотила спасительная темнота.

* * * * *

Свет снова померк в глазах, стоило ему только увидеть тоненькую фигурку Фарах, попавшую в злобные сети паучихи-гадалки, наверняка задумавшей осуществить свою месть из-за того, что он в прошлом году велел дать ей двадцать плетей и прогнать из дворца как бешенную собаку. А что ему оставалось делать, если старая ведьма, заманившая его, как сейчас и сестру на крышу, рассказала такое, отчего у него до сих пор волосы на затылке вставали дыбом? По ее словам, выходило, что именно он станет причиной смерти собственных близких и уничтожит все, что было построено славными предками задолго до его рождения.

Да, как она смела? Что могла она знать о его чувствах? Разве смог бы он погубить своих близких? Нет, никогда.

Но, она все говорила и говорила, обвиняя его в таких будущих преступлениях, от которых он ввергался в ужас.

Нужно было заставить мерзкую ворону замолчать навсегда, пока она своим не в меру болтливым языком не посеяла крупицы сомнения в сознании отца и братьев, могущих поверить ее словам и приговорить его к смерти за то, чего он не совершал. Он надеялся, что удары плетью образумят каргу, но куда там, она появилась вновь, и теперь пыталась свести его с ума с помощью сестры, единственной, мнением которой он по-настоящему дорожил. Фарах и так, была зла на него за то, что он потерял над собой контроль и едва не спалил ее в огне нынешним вечером, что же могло стать теперь, когда она по наивности оказалась в руках блохастой ведьмы, надумавшей отомстить былому обидчику.

Смерть. Видит Всевышний, старуха заслужила кару.

Четким, годами отработанным на изнурительных тренировках движением, от воткнул клинок в мягкую податливую плоть, и моментально потеряв к ней всякий интерес бросился к Фарах, застывшей с потрясенным лицом.

Безумная. Она пыталась броситься на помощь той, кому ничья помощь уже не требовалась, ибо собаке — собачья смерть. Но, то, что произошло потом, всерьез напугало Джабира, ибо отчаянно отбивающаяся от него девушка внезапно ослабела и бессильно повисла на его руках. Забвение поглотило сознание Фарах, в то самое время, как ее безвольное тело, подобно долгожданному призу, само упало ему в руки.

Дрожа от волнения, он подхватил бесценную ношу и больше не обращая внимания на испускающую последний вздох гадалку, ринулся по лестнице вниз.

Ноги сами несли Джабира, но не на женскую половину, а в сад, где в этот полночный час не было ни души. Уложив девушку на одну из широких скамей, едва освещаемых светом факелов, зажженных на стенах дворца, он ставшими непослушными пальцами осторожно убрал упавшую на лицо прядь волос, выбившуюся из распущенной косы.

Белизна кожи — редкость для восточных женщин, манила и притягивала жадные взоры к тонкой, словно высеченной из мрамора шее и нежной груди, надежно укрытой от посторонних глаз богато расшитым лифом.

Оправдывая себя тем, что сестре нужно вдохнуть свежего воздуха, Джабир разорвал тонкую ткань, и его мужскому алчущему взору предстали белоснежные холмики девичьей груди, украшенные едва различимыми в темноте розовыми вершинками. Неосознанно, Джабир потянулся к ним руками и с наслаждением сжал нежную плоть.

Девушка пошевелилась. Еще не пришедшая в сознание, она едва слышно произнесла:

— Такой красивый…

Услышанного оказалось достаточным для того, чтобы мужчина полностью потерял над собой столько лет безуспешно сдерживаемый контроль, и как коршун бросился на свою добычу. Твердые губы сминая сладостный податливый рот приоткрыли его, в то время, как его язык проник внутрь.

Ему было все равно, что девушка, дернувшись как от удара, в ужасе распахнула глаза и изо всех сил уперлась кулачками ему в грудь пытаясь оттолкнуть от себя. Охваченного страстью Джабира было уже не остановить. Одной рукой по-прежнему сжимая упругое полушарие, другой, он попытался проникнуть под ее одежды.

Фарах закричала. Он попытался было закрыть ее рот рукой, но она, больно укусив его ладонь извернулась и вновь заголосила во весь голос призывая на помощь стражу.

— Брат?

Джабир был так поглощен борьбой с превратившейся в дьяволицу сестрой, что не расслышал голоса Мурада — брата, рожденного наложницей через два года после его появления на свет. Прибежавший первым на голос сестры, юноша и представить себе не мог, что сможет увидеть подобное. Бросившись к насильнику он, оторвал его от Фарах и ударом кулака повалил на землю. Однако Джабир не зря считался одним из лучших воинов ханства, чтобы позволить младшему брату одержать над собой верх. Прекрасно осознающий, что останься тот в живых, немедленно расскажет о случившемся отцу, наследник в глубине души уже решил его судьбу — смерть. Он вскочил, и в его руке третий раз за вечер молнией блеснуло остро отточенное лезвие, и, Мураду, действительно пришлось бы не сладко, если бы не подоспевшие на крики стражники.

Скрутив наследника по рукам и ногам, они грубо поволокли его в покои хана, который и так уже был потревожен в связи с тем, что к нему доставили истекающую кровью женщину, которая перед тем как испустить последний вздох, обвинила его старшего сына в сговоре с врагами и нападением на нее саму.