Дай мне руку (СИ) - Марс Остин. Страница 36

— Вера… по поводу вчерашнего, — он глубоко вдохнул и замялся, она косо усмехнулась:

— Сейчас будет сцена раскаяния, да?

— Я делал недопустимые вещи, — обречённо выдохнул министр, Вера подняла ладонь:

— Не надо.

— Вы не понимаете…

— Просто не надо, хватит, — повысила голос она. — Во-первых, мы делали. Во-вторых, насколько я помню, всем всё нравилось.

— Так нельзя, — попытался вклиниться министр, Вероника раздражённо поморщилась и мотнула головой:

— Я расскажу вам, как нельзя. Нельзя измываться над глупой Призванной, которая нихрена не понимает в окружающем беспределе, говоря одно, а делая другое. Вот это нельзя. Всё остальное — можно.

— Простите, — он низко опустил голову и опять попытался обойти Веру, она преградила ему путь:

— Что у вас случилось?

— Это мои семейные проблемы, — слегка раздражённо ответил он, — я справлюсь с ними сам.

— Как хотите, — она подняла руки и демонстративно отошла с его дороги, он не сдвинулся с места. Вероника сложила руки на груди и саркастично кивнула на проход: — Стать обратно?

Он горьковато улыбнулся, вздохнул и поднял глаза, в которых была капитуляция, помолчал и тихо сказал:

— Пойдёмте в зал.

— Идём, — она пожала плечами и взяла со стола журнал, пошла следом за министром в гостиную, он остановился между диваном и креслами, бросил на диван смущённый взгляд, Вера усмехнулась.

«Я знаю, о чём вы думаете.»

Он изобразил укоризненный взгляд, она поняла, что он заметил, шутливо улыбнулась, мягко толкнула его плечом:

— Немного силы и уверенности, а?

Он резко отвернулся и напрягся, Вера тихо рассмеялась:

— Я не настаиваю, — подняла ладони и села в кресло. Министр нервно усмехнулся и сел в другое, откинулся на спинку, Вера указала глазами на журнал: — Ну что, с начала?

— Вам не надоело? — фыркнул он, она развела руками с физиономией «как будто от меня что-то зависит», он улыбнулся:

— Расскажите лучше что-нибудь хорошее. Было время, когда вы были абсолютно счастливы?

— Было, конечно, — грустно улыбнулась Вера, опустила глаза, — в моей жизни было полно отличных дней. Помните, вы смотрели наш с Милкой маршрут? Вот это было здорово. Это был первый раз, когда я летала на самолёте. Мы вылетали ночью, я сидела у окна и видела, как самолёт выходит на взлётную полосу, две линии огней прямо в небо, под ногами гудит мотор, самолёт плавно подбирается к нужной отметке… а потом рвёт с места до взлётной, ускорение вжимает в кресло, это самое лучшее чувство в мире, ощущаешь себя венцом творения, смотришь, как эта громадина отрывается от земли и через секунду огни города остаются далеко внизу, а ты взлетаешь… в такие моменты очень чётко чувствуешь себя в своём теле и в этом моменте, понимаешь, что человечество всё-таки достойно уважения, несмотря ни на что, наш вид смог подняться над облаками. Многим людям плохо в самолёте, мне — нет, мне было офигенно. Я бы, наверное, пошла стюардессой работать, жаль, я для этого ростом не вышла, — она тихо рассмеялась, прикусила губу, — я не дотягиваюсь до багажной полки, меня не возьмут.

Он слабо улыбнулся, она вздохнула и продолжила, откидываясь на спинку кресла:

— Мы прилетели утром, сделали шикарный крутой вираж над морем, сели в аэропорту, доехали до отеля. А там как в фильмах — пальмы, фонтаны, бассейны, намазанные маслом смуглые мальчики, загорающие топлесс стройные девочки…

Министр попытался сдержать смешок, с недоумением посмотрел на Веру, она развела руками:

— Что? Я художник, я ценю красоту во всех проявлениях, и от мальчиков, и от девочек получаю одинаковое эстетическое удовольствие. А там это удовольствие ходит толпами, весёлое, вечно пьяное и на всё готовое. Рай для художника.

Она мечтательно прикрыла глаза, с улыбкой продолжила:

— Мы купались, ездили на экскурсии — южная природа, солёное море, живописные горы, финики, мандариновые сады… развалины исторических памятников. Там идёшь по ступенькам и думаешь, а ведь их тесали шесть тысяч лет назад, люди, которые подумать не могли, что спустя столько времени по ним пройдут туристы в одежде из синтетики, с зеркальными фотокамерами, с мобильными телефонами… А там за эти тысячи лет почти ничего не изменилось, только уровень воды поднялся чуть-чуть, а так — то же море, те же горы, такие же полудикие козы прыгают по скалам, всё так же стоит крепость, на том же месте флаг… На горизонте такие же апельсиновые поля, в порту стоят такие же корабли — их по историческим документам восстановили, для туристов… у дома богача растут кипарисы, над развалинами театра всё та же статуя древней богини… улыбается. Шесть тысяч лет смотрит на апельсиновые поля и улыбается. Там пахнет вечностью.

— Здорово, — тихо сказал министр, — мне кажется, я видел это место на ваших фотографиях. — Слегка помрачнел и добавил: — Похоже на провинцию Кан в Империи. Там почти круглый год тепло, апельсины растут… — Опустил глаза и помрачнел ещё больше. — Помните лысый бонсай в подвале Тонга? Вы всё правильно вспомнили, там действительно моя фамилия. Этот проклятый бонсай подарила Тонгу моя мать, в знак большого уважения и с надеждой на успешное завершение их общего дела. Она всё знала про его планы. Не то чтобы поддерживала или хотела помочь, скорее имела на этот счёт своё мнение и собиралась поиметь с этого выгоду, как и многие другие их союзники. Там весь восток замазался, не только Четыре Провинции, с ними всё ясно, а ещё и северные графства Карна и обширные южные территории. Я знал о существовании этих групп, я давно за ними наблюдаю, я не знал, что в этом участвует моя мать. А она не просто участвует, она координирует работу их людей в столице и сама ведёт почти все финансовые дела. Она в этот проект крупно вложилась, дивиденды планируются невероятные, такую ставку можно сделать раз в жизни. И она поставила. И мне предложила. А когда услышала, что я в её игру играть не собираюсь, в очередной раз обозвала предателем и позором семьи.

Он наконец поднял глаза, увидел неуверенность на лице Вероники и криво улыбнулся:

— Не понимаете? А всё просто. Цыньянцам в Карне не нравится. Они хотят обратно.

Вера поражённо выдохнула, министр с сарказмом развёл руками:

— Простолюдины стали жить лучше, чем жили в Империи, торговцы и ремесленники вообще всё ещё прут сюда нескончаемым потоком, потому что здесь работать приятнее и вести бизнес выгоднее. Вот только простолюдины ничего не решают, за них решают аристократы. А аристократы хотят жить как раньше, во дворцах с рабами, пользуясь безграничной властью и отвечая только перед императором, да и то лишь для вида. Но просто собрать вещи и вернуться в Империю они не могут, потому как они там никто и власти у них нет. Они собираются забрать с собой немного Карна. Не просто Четыре Провинции, которые и так почти Империя, а весь восток. Правда, верхушка не в курсе, что южные земли ведут свою игру и в Империю не собираются, а хотят создать своё королевство, как было двести лет назад, до того, как их завоевал Карн. А северные графства уже давно хотят стать княжествами, заручившись поддержкой северцев и материальной помощью моей матери. У всех свои планы на то время, которое будет после войны, но когда война только начнётся, они будут действовать сообща, это несомненно. И когда цыньянская армия подойдёт к нашей укреплённой и защищённой границе, наши приграничные графства тихо и мирно откроют ворота, сдаваясь Империи на заранее оговорённых условиях. В первые дни войны цыньянская армия будет захватывать карнские территории со скоростью марширующего пехотинца. И не имеет значения, на каком этапе Карн соберётся с силами и остановит продвижение цыньянских войск — сдавшиеся графства в любом случае останутся в составе Империи. А император не забудет тех, кто ему так помог, они станут правителями или займут высокие должности. — Он усмехнулся, поднял глаза, Вера ощутила озноб от их глубины. — Лично мне император предлагает должность советника по особым делам, миллион золотых сразу и ещё по сто тысяч в год потом… и провинцию Кан, в наследуемые владения. Мою провинцию. Я там вырос.