Дай мне руку (СИ) - Марс Остин. Страница 50
Она слушала и горько улыбалась куда-то в пространство, в ушах множилось эхом его обращение — госпожа, госпожа…
«Шаг вперёд и два назад. Парный танец без единого прикосновения.»
Из камешка донёсся шорох, стук тяжёлых ботинок, министр поморщился и остановил воспроизведение, тихо сказал:
— Вера… — и замолчал, она сардонически усмехнулась и с сарказмом процитировала:
— «Никогда больше так не делай», я помню, я не буду.
«Дзынь.»
Она поморщилась и нервно нажала на камень, взяла чашку. Шорохи стихли и после паузы раздалось тихое: «Приятных снов, господин министр».
«Так нежно…
Боже, за что? Как я могла? Зачем я вообще это сказала?..»
Вера обречённо опустила голову, закрывая глаза и пытаясь вынырнуть из засасывающего ощущения, что она совершенно ничего не контролирует. То чувство опять захлестнуло её с головой, она тонула в бесконечной значимости министра Шена, сама ужимаясь до жалкой крошки. Во всём теле была слабость, ей казалось, она голову поднять не сможет, огромный, всесильный министр заполнял весь мир, не оставляя для неё места…
Из камешка раздался щелчок и голос Двейна: «Госпожа, мне нужен господин, он здесь?» «Он занят.» «У нас запланированное мероприятие, позовите его, будьте любезны.» «Он ничего не говорил о "запланированном мероприятии". У тебя есть инструкции на случай, если он не будет участвовать?» «Есть.» «Ну так иди и займись этим».
Министр резко хлопнул по камешку, заставив Веру вздрогнуть и испуганно поднять глаза. Он выпрямился, но глаз не поднял, голос звучал сухо и холодно:
— Никогда не разговаривайте так с Двейном. — Вера приподняла брови, но ничего не сказала, он продолжил ещё жёстче: — Никогда. Со мной — сколько угодно, я переживу, но с ним — никогда больше. Он цыньянец. А в Империи женщины мужчинами не командуют, никогда. Даже если этот мужчина — раб, а эта женщина — императрица, он обязан оказывать ей почести, но делать то, что она приказала, не обязан. — Вера молчала, сжимаясь в колючий комок, министр хмуро смотрел в стол, излучая возмущение, медленно качнул головой и выдохнул: — Мне представить страшно, сколько сил ему понадобилось для того, чтобы сдержаться и не поставить вас на место.
Она опустила голову и с силой провела по лицу руками, внутренний протест разбивался волнами о его мрачную неподвижность, казалось, он был всегда и всегда будет, а она мимолётна и невесома, мелькнула и пропала. Это чувство разрушало её, растворяло, как кислота, от этого хотелось защититься и спрятаться, но она не видела выхода.
Он опять тронул камень, но Вера тут же тронула ещё раз и поморщилась, слабым голосом прохрипев:
— Хватит, всё, я насмотрелась. Дослушаете сами.
— Вера, давайте мы сейчас… — она так и не поняла, что он хотел сделать, включить запись или взять её за руку. Как только он потянулся к её пальцам, всё ещё лежащим на камне, она задохнулась от шока и резко отдёрнула руку. Камешек полетел на пол, Вера вскочила и бросилась его искать.
— Вера, послушайте…
— Господин? — в дверях склонился Двейн, Вера подобрала камешек и быстро отошла к плите, стала мыть руки. — Господин Ричард просил передать, что если вы заставите его ждать ещё хоть минуту, он поднимет процент. И что он готов простить вам эту задержку за кусок торта.
— Скажи ему, пусть поднимает, — буркнул министр.
— Идите, — не оборачиваясь, сказала Вера, стала намыливать руки второй раз. За спиной стояла тишина, тяжёлая, как свинец. Она взяла полотенце и повторила: — Идите, не заставляйте человека ждать. — Не поднимая глаз, достала тарелку, отрезала кусок торта и ткнула Двейну: — На, передашь от меня привет господину Ричарду.
На лице Двейна было недоумение и лёгкое опасение, как будто он боялся раскрыть рот, он взял тарелку и вопросительно посмотрел на министра, но тот сидел молча.
Вера дрожащими руками собрала со стола его бумаги, выровняла и протянула министру:
— Это ваше. Удачно вам поработать.
— Спасибо, — медленно процедил он, взял бумаги и встал, она смотрела ему в грудь и пыталась справиться с головокружением. Двейн поклонился и молча вышел, министр свернул листы в трубку и сказал: — Я зайду после тренировки.
— Не стоит, — прохладно ответила она, отступила на шаг, давая ему пройти, он помолчал и повторил:
— Я приду.
— Не стоит, — с нажимом повторила Вера.
Он медленно глубоко вдохнул, обошёл её и остановился в дверях, обернулся, она случайно поймала его взгляд и вздрогнула, опустила голову.
«Не мне одной здесь больно.»
И опять его боль казалась важнее и значительнее, чем её боль, это злило, она нахмурилась и всё-таки подняла голову, прямо посмотрела на него и заявила:
— Что?
— Ничего. — Он поморщился и ушёл, его быстрые шаги стихли в библиотеке и она мигом сжалась от ощущения катастрофы — она была непозволительно, возмутительно неправа! Весь её мир вопил: «Как ты могла?! Ему же больно!»
«А мне? Я куда делась?»
Попытки найти себя в этом мире закончились неутешительным признанием, что она — это такая паутинка, качающаяся в такт дыханию министра Шена.
«Это потому, что у меня нет жизни, кроме него. С этим надо заканчивать. Мне нужна работа, зарплата и подчинённые, ну или как минимум, серьёзный проект, чтобы осилить его могла только я, а потом могла гордиться.»
В памяти всплыл чертёж "калаша" и Вера беззвучно застонала, хватаясь за голову — она была бесполезна, абсолютно и безнадёжно.
На автомате убрав со стола, она пошла в библиотеку и уставилась в чистый лист.
«Что, он говорил, сделает его счастливым?
Корабли. Два боевых, два грузовых и один почтовый.
Начнём с почтового.»
На часах была половина четвёртого утра, когда она наконец решилась на них посмотреть. Корабль выходил отлично, она старалась так, как будто от этого зависела её жизнь.
«У него через пару месяцев день рождения…»
Она копалась в памяти с настойчивостью экскаватора, память выдавала информацию целыми блоками и так подробно, как будто ей угрожали оружием.
«Всего лишь вопрос мотивации. Ха-ха.»
Он не пришёл.
Она уверяла себя, что сама этого потребовала и что так будет лучше. И сама себе не верила. Эта незнакомая любовь без возможности её выплеснуть жрала её изнутри и снаружи.
Закончив чертёж, Вера спрятала его в папку и взяла с собой в постель, сунула под подушку и попыталась уснуть.
И услышала шаги в библиотеке.
Сердце заплясало внутри, визжа от восторга как собачонка, Вера зажала рот ладонью, вся обратившись в слух.
Его голос заставил вздрогнуть:
— Госпожа Вероника, я знаю, что вы не спите. Нам нужно поговорить.
Она сжалась в комок, плотнее заворачиваясь в одеяло, несмотря на жаркие волны, плещущиеся внутри.
— Не вынуждайте меня входить. Я жду вас в зале.
Его шаги удалились, она обречённо зажмурилась и уткнулась лицом в подушку, потом всё-таки взяла себя в руки и выползла из-под одеяла, оделась, причесалась, тихо вышла из комнаты и сразу закрылась в ванной. Умылась. Поняла, что даже в зеркале не смотрит себе в глаза.
«Что ты боишься там увидеть, Вера?»
Тихо вышла, с опаской глядя на пляшущие на открытой двери отсветы пламени, всё-таки собралась с силами и вышла в гостиную.
Там было темно, даже слабые светильники на стенах не горели, в камине потрескивали свежие поленья, в кресле сидел напряжённый, как струна, господин министр.
Вера медленно подошла ко второму креслу, но не стала садиться, погладила спинку и тихо поинтересовалась:
— Что-то случилось?
Он поморщился и достал из кармана её телефон, раздражённо пробурчал:
— Он весь день пищит. Что он хочет? — Она протянула руку, он отдал ей телефон, на экране светилось: «Забрать у Лёхи снарягу». Она нажала отмену и закрыла календарь, протянула телефон министру:
— Всё.
— Что это было? — он спрятал телефон, она опёрлась локтями на спинку кресла и мрачно потёрла лицо, тихо сказала: