Никогда не кончится июнь (СИ) - Кроткова Изабелла. Страница 14
Вздохнув с облегчением, я подошла к избушке и ступила на ее обваливающиеся шаткие порожки.
За низенькой скрипучей дверцей моему изумленному взору предстала удивительная картина: за высокой стойкой в креслице-качалке сидела маленькая старушка в очочках и ловкими пальчиками вязала теплый зимний шарф. Увидев меня, она вскочила с креслица и, не дав мне вымолвить ни слова, возбужденно вскричала:
— А вот и за гитарой пришли!
И я, хлопая глазами, пронаблюдала, как старушка лезет в стоящий у стены огромный кованый сундук, причитая себе под нос:
— Славушка сказал — придет девочка! А я жду-жду, уж думаю, и не придет, наверно… И вот, пришла-таки!
— Простите… вы, наверно, не так поняли… У меня извещение… — пробормотала я, чувствуя, что глаза упорно лезут на лоб, но старушка, не слушая, нырнула рукой куда-то глубоко, на самое дно сундука, и вдруг вытащила… очень необычную черную гитару.
Подтащив ее к стойке, она осторожно положила интересную вещицу вдоль нее.
Я взглянула на гитару. Сразу видно, что очень-очень старая и просто невероятно дорогая… Вот бы сыграть на ней!..
Но, как ни велико было вспыхнувшее искушение забрать инструмент, я все же справилась с нехорошим чувством и протянула старушке извещение со словами:
— Посмотрите, пожалуйста, посылку для Дарьи Буранюк!
И полезла в сумку за паспортом.
Однако та даже не взглянула на извещение и, слегка придвинув ко мне гитару, произнесла со слезой в голосе:
— Наконец-то ты пришла! Как же долго Славушка тебя ждал!
— Да нет, я… — вновь попыталась я оказать сопротивление худенькой бабульке, всучивающей мне в руку изящную шейку гитары.
Но безуспешно. Увидев, что гитара надежно зажата в моей руке, старушка вышла из-за стойки и глянула на меня чистыми, как небесная роса, глазами.
— Пойдем, назад провожу, а то долго плутать будешь…
Как во сне двигаясь за ее хрупкой фигуркой, я по тем же шатким порожкам вышла на улицу и — сама не знаю, как — минуты через три уже стояла на повороте рельсов к дороге.
С нескрываемым изумлением я воззрилась на провожатую.
— А дальше нельзя мне… — сказала та, мягко улыбнувшись, и у меня возникло удивительное ощущение, что она, сложив ладони, зачерпнула горстью мою душу, легонько встряхнула ее и поставила на место.
— Дальше иди одна…
Старушка повернулась, и спина ее вдруг начала стремительно удаляться, словно она не шла, а плыла по лугу на быстром невидимом корабле. Через несколько секунд фигурка ее исчезла на горизонте.
Оторвав, наконец, зачарованный взгляд от луга, на котором уже никого не было, я увидела, что стою возле насыпи, а в руке моей зажата черная сверкающая гитара.
Все еще не выходя из лунатического состояния, я поднялась наверх и впрыгнула в подъехавший автобус.
— Блуждают, блуждают гдей-то до ночи… — неприветливо встретила меня хмурая кондукторша, и я вдруг обратила внимание на то, что, кроме меня, в автобусе никого нет. — А мы подбирай их… Это тебе повезло еще, что последний рейс ввели, а то б ночевала тут…
— До какой ночи? — не поняла я, с удивлением замечая, что на улице уже смеркается.
— А ты где была-то? — вдруг, понизив голос, спросила женщина.
— На почте… — пролепетала я, постепенно приходя в себя и чувствуя в руке теплое дерево.
— На какой почте, пьяная что ль? — она попыталась ко мне принюхаться.
— Сами вы пьяная! — рассердилась я, уворачиваясь. — В двадцатом отделении!
Кондукторша покосилась на меня, потом за окно, на тонущий в сумерках луг, и произнесла как-то странно:
— Нет там никакой почты. Отродясь не было.
Я оторопело взглянула на нее.
— И по рельсам не ходи больше — бывает, люди оттуда не возвращаются. Лет пять назад ученые приезжали, изучали. Говорят, зона там аномальная — голоса какие-то слышатся, призраки по лугу бродят… И еще это… время в одну сторону быстрее текет, в другую медленнее. Моли Бога, что живая оттуда ушла…
— И почты, получается, нет?.. — дошло вдруг до меня.
А где же я тогда побывала?..
Кондукторша потерла ладонью прижатую к животу сумку.
— Да почта-то есть. Только не за лугом, а на две остановки дальше — у «Даниловского». Туда всякие дорогие посылки приходят — особо ценный груз. Да ее ни с чем не спутаешь, там только один дом — высокий, на окнах решетки, охрана…
— А за лугом-то что?.. — произнесла я еле слышно.
— Нет ничего за лугом, поняла? Ничего. И рельсы эти никуда не ведут. Никуда.
Я в напряжении почесала лоб. Значит, я попала не на почту, а в дом какой-то старушки, и забрала у нее гитару, которая предназначалась вовсе не мне. А мне надо было к неведомому «Даниловскому» за особо ценным грузом.
А что вообще написано в извещении?.. Почему меня с ним посылают то туда, то сюда?..
Трясущейся рукой я вынула из кармана джинсов клочок серой бумаги. Здесь должно быть указано почтовое отделение.
Я взглянула на извещение и застыла.
В моих руках был только корешок извещения с написанным твердым почерком словом «Получено» и четкой круглой печатью «Почтовое отделение № 20».
Как же так?..
Приглядевшись повнимательнее, я увидела возле цифры «20» маленькую буковку «а».
ГЛАВА 16
«Как-то быстро прошел день… — подумала я, аккуратно положив гитару в кресло, — не прошел даже, а промелькнул»…
Мне все еще было неловко оттого, что я не настояла на своем в доме у старушки, а теперь придет неведомый Славушка и устроит ей разгон.
А как же корешок извещения с печатью?.. Откуда он взялся?..
Я точно помнила, что старушка даже не взглянула на извещение, не говоря уже о том, чтобы ставить на него печать…
Ну ладно, завтра прямо с утра сразу поеду туда и верну гитару обратно. Дорогу я теперь знаю и — я зевнула — не заблужусь.
«Люди оттуда не возвращаются…», — вспомнились вдруг слова кондукторши.
И отчего-то легкий мороз пробежал по коже.
Ну не все же. Я-то вернулась!
Вот и она сказала: «бывает…»
Значит, бывает по-разному.
…А если бы я опоздала к этому последнему автобусу? Ну, пришла бы минутой или даже несколькими секундами позже? Ведь и впрямь пришлось бы ночевать в чистом поле…
При мысли об этом меня передернуло.
Завтра пойду с самого утра и не задержусь ни на мгновение — приду, отдам гитару, и сразу назад.
За окном зашумел дождь. Я распахнула балкон и впустила в душную квартиру его свежее влажное дыхание.
— Даша! — раздалось откуда-то сверху.
Я подняла глаза и увидела свесившуюся с перил голову Степы. Лицо у него было виноватое.
— Ты прости меня за дуру.
Я усмехнулась.
— А ты меня за дурака!
Веснушчатая рожица повеселела.
— Ты придешь?
Я запахнула покрепче длинный шелковый халат.
— Нет, переночуй как-нибудь сам.
Рожица приняла обиженное выражение. Я отвела от Степы взгляд и посмотрела вдаль, на круглую луну, смотрящую из-под зависшего в темно-синем небе длинного розового облака.
Над головой пролетел голос:
— А как ты думаешь, что это такое: они друг на друга похожи, но все ж не одно и то же. Между мной и тобой — днем твердь, ночью воздух. Для меня — земля из дерева, для тебя — небо из камня…
— Не знаю, — перебила я. — Это тебе в «Что? Где? Когда?» посылать надо.
— Жаль, ответа не было… — зевнул Степа.
— Спокойной ночи, — пожелала я и вернулась в комнату.
Шум дождя усилился, ветер бешено засвистел и, ворвавшись в комнату, качнул на стене фотографии в рамках. Балконные двери со звоном ударились друг о друга. Пожалуй, надо покрепче закрыть и балкон, и форточку…
Закупорив окна и двери, я расчесала длинные, до пояса, волосы и, наконец, с наслаждением улеглась в свою кровать.
И стоило только закрыть глаза, как я тут же рухнула в пропасть сна.