Никогда не кончится июнь (СИ) - Кроткова Изабелла. Страница 31
И я почувствовала, что мой мысленный возглас остался где-то там, наверху. И часть меня — тоже осталась там.
И в тот же миг я опустилась, как на дно бездонного колодца, в знакомую груду тряпья.
«Где-то здесь…»
Отгоняя тишину, я сунула руку в карман. Спички. У меня должны быть спички.
Точно, они были. Вчера вечером, возвращаясь из библиотеки оркестра «Русская волна», я купила коробок за рубль. Потому что у Бориса Тимофеевича не было плиты с электроподжигом, как в квартире моего папы-адвоката.
И сейчас этот маленький коробок оказался весьма кстати.
Я осветила дощатый стол, скамейки, отдельные стулья. Какое-то решетчатое окно… Узнавая весь этот пустынный интерьер, осторожно подошла к шкафчику в углу.
Здесь.
Сырость приблизилась к ногам. Обняла их. В голове снова стало мутно, лениво и сонно. Мысли как будто затаились в ней, уступая место наплывающему дурману. Мозг начал медленно погружаться в мягкий обволакивающий сон. Когда я подошла к шкафчику, я уже почти не помнила, что нужно сделать.
Руки сами собой открыли скрипучие деревянные дверцы. Вынули карты — какие необычные! — дамы, как персонажи сказок… А валеты… Руки стали слабыми, как у младенца, и карты веером медленно-медленно закружились и рассыпались по воздуху…
Еще одна спичка.
Кружки с запахом пива… свечи… какие-то камни… и…
Журнал.
Что за журнал?..
«Журнал регистрации…»
Мозг вяло скомандовал искать имя и дату.
Ай! Догоревшая спичка больно коснулась пальцев, и он проснулся.
Искать! Скорее!
Раздел «Архив».
Год 1986.
Отозвавшись на приказ разума, пальцы медленно побрели по страницам, по строкам, по именам…
Еще одна спичка… Еще и еще… В сыром воздухе они вспыхивали вяло, мерцали тускло и тут же гасли.
Под моим еле-еле передвигающимся по бумаге длинным ногтем плыли корявые строки; глаза, щурясь, вчитывались, искали, искали и, наконец, нашли.
Борис Тимофеевич Залевский. Год 1986. Код пари — 10.10.
И два звонких имени.
Вячеслав и Аля.
ГЛАВА 34
Мозг едва успел уложить эту информацию на какую-то дальнюю полку, когда неясные шумы в голове вдруг начали стремительно приближаться и нарастать, и власть сна приобрела такую мощь, что, ища выход из игровой комнаты, который должен был находиться где-то совсем рядом, я трижды невольно зевнула и два раза споткнулась непослушным телом о стулья.
Мгновения утекали… и они уносили мою жизненную энергию.
Я понимала это. Я судорожно боялась этого! Боялась всей своей кожей, всей кровью, которая как будто тоже замедлила свое течение по жилам. Но ускорить собственное перемещение я не могла. Наоборот, движения тормозились с каждой секундой, а уплывающие мысли становились обрывочными и разрозненными.
…И мозг слабел и проваливался в какое-то тупое беспамятство…
А выход все никак не находился.
Как же это… Здесь же есть дверца, за которой я пряталась ночью… Она должна быть… Но ее нет…
Мысли отчаянно путались, и я в прострации блуждала по маленькой комнатке, как по самому настоящему лабиринту, снова и снова обходя все те же четыре гнетущие черные стены.
Внезапно удивительный сон окончательно свалил меня с ног. Рука, ощупывавшая стену, прочертила безвольную горизонтальную линию и, потеряв последние силы, упала вдоль шелкового сарафана. Сейчас и я упаду… и усну так сладко, как не спала даже в глубоком счастливом детстве… Я почувствовала, как качнулся вокруг меня белесый воздух… как он начал трескаться и крошиться мутными неровными клочьями…
Сладкое падение… и вечный сон… только скорее… Я больше не могу слышать этих нарастающих стонов и горьких, безнадежных всхлипов, плача, грубых окриков, неистового смеха, обрывков гитарной музыки и еще каких-то далеких звуков, с каждой секундой все сильнее разрывающих мою голову.
Но упасть я не успела.
В самый последний миг тело вдруг стало прозрачным и словно растворилось в белом клочковатом воздухе. Ноги потеряли опору, и, пытаясь ее нащупать, я внезапно поняла, что ступни в плетеных шлепанцах уже не могут достать до дна этого колодца… Чье-то знакомое теплое объятие вновь укрыло меня, и неведомо откуда взявшийся легкий поток ветра приподнял к самому потолку мою тающую оболочку. Не успев испугаться, я быстро пролетела сквозь белую штукатурку, сквозь какие-то комнаты, похожие на тусклые гримерки… В ушах стучало биение чьего-то близкого сердца… А перед глазами маячили размеренные взмахи тяжелых опахал.
Она прилетела!..
Взмывая все выше и тараща глаза, я вдруг оказалась внутри того самого зала, где выступала с Димкой. Бесконечные ряды черных кресел… и ощущение незримого присутствия людей… нет, не людей…
Страшное ощущение подкралась к горлу.
…призраков… Мне и сейчас показалось так же, как и тогда. Что в абсолютно пустом зале
так тесно… что воздух сжат, как пружина.
Окажись я сейчас там, ВНИЗУ, СРЕДИ их невидимой толпы, я сошла бы с ума от ужаса…
Снизу вдруг подул сильный леденящий ветер, как будто в полу зала открылась бездонная воронка… Подземный холод объял мои ноги, забравшись под купол сарафана.
Они повсюду… Они вперили в меня свои пылающие невидимым светом жадные глаза… И они тоже видят меня… чувствуют…
И ЖАЖДУТ…
Они раскинули невидимые густые сети, и движение мое как будто замедлилось… словно я влипаю в этот воздух, как в тягучий мед… Скорее… вырви меня отсюда! — мысленно взмолилась я к своей спасительнице, чувствуя многократное прикосновение к ступням и пяткам чего-то отвратительно теплого и влажного, похожего на липкие языки…
Крылья сделали мощный рывок… Перед глазами мелькнул потолок зала, огромная люстра, словно с фотографии городского театра до революции, распахнула свою сердцевину, и, просунувшись прямо внутрь этой люстры, я вылетела снаружи, на следующий этаж «Лабиринта».
Теперь передо мной, в маленькой гримерке, сидели за столом три женщины. Яркий свет осветил лицо одной из них.
Какая красавица! — восхитилась я.
Бледная кожа, нежная полуулыбка, огромные, волнующие глаза…
Совершенная красота!
Но в то же мгновение губы красавицы чуть раздвинулись, и прекрасное лицо странно исказилось… Совсем чуть-чуть, едва заметно! Но этого легкого движения хватило, чтобы загадочная полуулыбка превратилась в дьявольскую усмешку, обнажив сверкающие белизной, но чересчур длинные зубы… Глаза сузились, и блеск зрачков утонул в глубокой, беспросветной черноте.
Я почувствовала дурноту. Скорее, милая!.. Скорее наверх…
— Ты останешься здесь… — раздался над ухом тихий шелест.
Неожиданно мое тело опять наполнилось силой и полным человеческим весом и, не успела я удивиться тому, как наливаются руки и проясняется мозг, как крылья бабочки раскрылись, и в ту же секунду я больно шмякнулась на пол маленькой комнаты с белыми стенами и мебелью, завешенной прочной светлой тканью.