Мститель (СИ) - Рейн Карина. Страница 39
— Спой мне, — тихо просит она.
Я не пою. Вообще. Не потому, что не умею, а потому, что пение — это особое отношение к человеку, а в моей жизни прежде не было особенных людей. Но её тихий голос — словно ключ разблокировки, после активации которого тело начинает жить собственной жизнью.
И я запел.
Единственную песню, которая сейчас пришла в мою больную голову — «JONY — Аллея».
Оля улыбается уголками губ и медленно засыпает, если судить по её расслабляющемуся лицу. Целую её в висок, пропуская каштановые пряди волос сквозь пальцы, и готов поклясться, что спящая Оля — самое милое и сексуальное, что я когда-либо видел.
И эта девушка моя, даже если она пока не знает об этом.
Ловлю себя на мысли о том, что я неисправимый придурок, потому что сразу не разглядел, что Оля и Олеся на самом деле — два совершенно разных человека, несмотря на точное внешнее сходство.
Нежный Ангел и бездушная сука, если быть точным.
И я обязательно выясню, почему они обе так похожи.
Оля вздыхает, невольно привлекая моё внимание, и я заставляю себя встать и выйти из комнаты, пока не набросился на неё, потеряв голосу окончательно. Единственное, что сможет вывести меня из строя — изрядная доза алкоголя, за которой я и отправился обратно в бильярдную.
Парни уже заканчивали партию, когда я с мрачной рожей влетел в помещение и направился прямиком к бару.
— Ууу, кому-то обломался секс, — хмыкает Макс.
Устремляю на него снисходительный взгляд.
— Поздравляю, шутка из репертуара Лёхи.
Шастинский обиженно фыркает, но тут же ухмыляется снова — будто щелкнули кнопкой.
— Походу, можно секту создавать — раз уж у меня последователи появились.
Делаю глоток коньяка и киваю.
— Правильно, братан, неси всякую херню — что угодно, лишь бы у меня мозги от твоего трёпа в узел завернулись и потеряли способность думать.
— Испанский стыд, да ты не шутишь! — охреневает Лёха и тут же откладывает кий в сторону. — Когда другу херово, напиться — святое дело!
— Ну, в эту веру я готов обратиться, — ржёт Костян, и мы застываем с раскрытыми ртами: он реально РЖЁТ — впервые за последний месяц. Правда, в ответ на нашу реакцию хмуриться. — Бля, ну я ж не робот! Заебался уже с тучей вместо рожи ходить!
Одобрительно хмыкаем и разливаем начатую мной бутылку по пяти коньячным бокалам — до самых краёв, ибо нехрен мелочиться. Правда, в этот раз тупо бухаем — без подъёба, шуток и болтовни «по душам» — просто нахуяриваемся в хлам, сбегая каждый от своих проблем.
Вот только градус совершенно не гасит моё желание; да ещё чёртова песня «The Weeknd — High for this» будто специально своей атмосферностью подстёгивает подняться наверх, разбудить девушку и воспользоваться её предложением. Но ведь я джентльмен — уже ненавижу это слово — поэтому пью до тех пор, пока тело не перестаёт отзываться на сигналы мозга. Растекаюсь медузой на кожаном диване, и память так некстати подкидывает мысль о том, что Оля хотела спать со мной.
Как здоровый мужской организм устоит против такого?!
Меня разрывало между тем, чтобы не оставлять девушку одну и тем, чтобы не напугать её утром своим помятым видом.
Короче, алкоголь сделал своё «чёрное» дело, и в итоге я отрубился там, где упал.
Просыпаюсь от того, что кто-то явно бессмертный настырно трясёт меня за плечо, а потом выливает на голову холодную воду.
— Вот же сука! — ору невидимому врагу.
Глаза широко распахиваются, и я вижу ухмыляющуюся рожу Матвеева, который выглядит чересчур бодро — либо он филонил и выпил меньше, либо это я бухал как не в себя.
— Костян, ты совсем охренел? — рычу в лицо другу, которому откровенно пофигу.
И его довольный вид заставляет меня призадуматься.
— Ты щас похож на Несмертного Джо из киновселенной Безумного Макса, — ржёт Соколовский, смотря на помятую физиономию Лёхи.
И почему-то у меня складывается впечатление, что пернатый вчера вообще к алкоголю не прикасался… Может, Нина его закодировала?
— Тогда ты — сам Безумный Макс, — вяло отзеркаливает Шастинский.
Значит, не я один вчера перебрал…
Соколовский фыркает.
— Ты удивишься, но Безумный Макс — самый адекватный персонаж в этом дурдоме, так что спасибо за комплимент.
Усмехаюсь на их перепалку и поворачиваю голову обратно к Матвееву.
— Иди к своей Оле, пока она не проснулась, — говорит он таким тоном, будто знал, что я собирался спросить, в чём причина его хорошего настроения.
Фыркаю, потому что вариантов ответа у него не так уж и много.
То есть, всего один.
Полина.
Правда, про Костяна забываю мгновенно, потому что имя моей девушки блокиратором перекрывает остальные мысли.
Направляюсь в душ, чтобы привести себя в божеский вид, по пути не завидуя Романычу, которому предстоит разгрести свалку, что осталась после вечеринки.
Оля спит сладким сном в той же позе, в которой я её оставил, и даже не шевелится, когда я ложусь рядом, укладывая руку ей на живот и зарываясь лицом в её шёлковые волосы. Прижимаю её к себе максимально близко, и буря и раздрай внутри потихоньку испаряются. Боюсь, теперь, чтобы вести себя по-человечески, присутствие девушки в моей жизни должно быть постоянным.
Ангел вздыхает и поворачивается на спину; прежде чем осознаю, что делаю, накрываю её губы своими и чувствую, что просто не могу остановиться.
Безумие в чистом виде.
Девушка тут же просыпается, но не отталкивает меня, и это подстёгивает на продолжение ещё больше. Отрываюсь от её губ и смотрю в затуманенные зелёные глаза.
— Люблю тебя, — выдыхаю.
Почему-то в её адрес эти слова постоянно срываются сами собой, без принуждения, отвращения или обречённости; просто потому, что мне хочется это сказать.
— Люблю тебя, — чуть дрожащим голосом отвечает Оля, и я теряю дар речи.
Чёрт, теперь и умереть не жалко.
В столовой все уже облепили продолговатый стол, когда мы с Олей наконец спустились. Макс подтрунивал над помятой рожей Лёхи; Костян чатился с кем-то, и с его физиономии не сходила эта дурацкая ухмылка, которую я сам наблюдал у себя в ванной полчаса назад после Олиного признания — ага, эта лисья морда что-то придумал в отношении Полины; Кир вместе с Ксюхой — ну нихрена ж себе… — топтался у плиты и не столько помогал ей готовить, сколько отвлекал.
Только Нину нигде не было видно.
— Ты свою девушку потерял? — спрашиваю у Макса. — Хотя не удивительно, в таком-то свинарнике…
Дом Романова в самом деле больше походил на квартиру пьющего бомжа Василия в день получки пенсии…
В ответ на мою колкость Кир недовольно кривится.
— Выёживайся, сколько хочешь, Ёжик, вот только всю эту помойку тебе выгребать!
Лёха заходится диким ржачем.
— У меня на квартире где-то завалялся костюмчик развратной горничной из секс-шопа — одолжить?
Ухмыляюсь, потому что после того, как я узнал, что Оля меня любит, вообще любые подколы и наезды со стороны друзей по барабану.
— Лучше сдай его обратно, потребуй назад свои деньги и купи себе полкило мозгов — они нужнее.
— Нину я отвёз к своим родителям — сестра плохо себя чувствует, и Нина захотела поддержать ей, — встревает Соколовский, пока наши с Лёхой перебранки не трансформировались в абсурд.
Бросаю взгляд на часы.
— Сейчас ведь девять утра, — недоверчиво уточняю.
Макс закатывает глаза.
— Да ладно! Правда? Не может быть! — ёрничает друг. — Мы даже заснуть не успели, когда Вероника позвонила, а ты ведь знаешь, с какой добротой Нина относится к людям.
Даже чересчур хорошо и в основном не к тем, к кому надо, но это уже не моё дело…
Плюхаюсь на стул рядом с Олей, укладывая левую ладонь на её бедре, отчего девушка вздрагивает, но не отстраняется — привыкает, видимо — и устремляю взгляд на Макса с Лёхой, которые тихо о чём-то спорят.
— Вы щас похожи на двух бабок-сплетниц у подъезда, — фыркаю. — Обсуждаете скидки на гречку? Или ЖКХ опять наглеют?
В ответ получаю широченный оскал от Соколовского.