Сага Форта Росс (Книга 1. Принцесса Елена) - Петров Виктор Порфирьевич. Страница 24

— Нет, Ваше Сиятельство… Елена Павловна… я вас понимаю, но ваше место не здесь, не среди этих диких людей. Ведь многие из них даже образ человеческий потеряли. Ваше место, Елена Павловна, в большом городе, в Петербурге, среди людей вашего круга. Что и говорить, красавец наш Форт Росс, трудно найти равного ему в России по красоте, но это место не для вас. Когда-нибудь, может-быть скоро, вы уедете с Александром Гавриловичем. Новый правитель приедет, но мы останемся… Наш дом, наш настоящий дом здесь в Россе.

— Но, Прохор, я совсем не хочу уезжать. Я так же, как и ты, хочу остаться здесь, на всю жизнь.

Старик-мельник улыбнулся.

— Вы очень добры к нам, Елена Павловна, когда говорите это. Нам старожилам, которые прожили в Россе много лет, приятно, что вы так любите наш дом. Однако, последнее время, народ у нас стал волноваться. Тут разные слухи ходят. Люди беспокоятся. Говорят, что мы все должны оставить Форт Росс и вернуться на Аляску. Конечно люди многое болтают… часто, чтобы просто поболтать… Но нам, старожилам, будет тяжело покидать насиженное место и ехать в холодную Аляску. Мы любим этот наш дом в Калифорнии и мы никак не можем понять почему наши министры хотят оставить, бросить все, что было накоплено здесь тяжелым трудом, то с чем мы сроднились, сжились, срослись. А ребята, которые родились здесь в теплой Калифорнии. Им-то, ведь, еще тяжелее будет в холоде и сырости Аляски. Ну, да сейчас еще рано об этом беспокоиться. Все это, видно, слухи только.

Елена посмотрела на него. Она сама еще не была уверена, удастся ли Саше отстоять форт от его печальной участи.

— Не знаю ничего, Прохор, об этих слухах. Вернее слухов всегда было много, несколько лет об этом говорят и пишут, но, как видишь, мы все еще живем здесь и будем, вероятно, жить до наших последних дней. Если же придется уехать, мне будет очень тяжело это сделать. Я так сроднилась с Россом, так полюбила это чудное селение, — сказала печально Елена.

— Бог вас вознаградит за такие слова, — с чувством сказал Прохор. Он, с шапкой в руке, пошел проводить Елену к тропе, ведшей вниз к столпившимся домикам селения.

Елена осторожно шла по тропе, стараясь не оступиться и скоро оказалась на улице, окаймленной простыми, но крепко сколоченными бревенчатыми домами. Улица, которая скорее походила на широкую площадь, была почти совсем пуста, потому что все мужчины были на работах, кто на верфи, кто на полях, а кто и на рыбных промыслах. Только женщины видны были кое-где на заднем дворе, занятые своими домашними делами.

Елена приветливо помахала рукой одной из них, русской женщине с приветливой улыбкой на простом, широком, добром лице.

— Доброе утро, Марфа, — поздоровалась Елена, — как твой мальчуган сегодня, чувствует себя лучше?

— Да, да, Елена Павловна. Он совсем почти поправился, где-то носится уже в поле, птиц гоняет да собак дразнит. — Молодая женщина с густой шапкой русых волос под платком покрывшим ее голову, низко поклонилась:

— Окажите честь, Елена Павловна, может быть войдете в мой дом, осчастливьте. Булочки свежие сегодня испекла. Может чайку с булочками искушаете? Шаньги свежие тоже есть.

— Спасибо большое, Марфа, может быть в другой раз, а сегодня мне нужно бежать к своим «пациентам». Я обещала принести лекарства Катерине. Она что-то плохо себя чувствует.

Марфа еще раз поклонилась.

— Бог благословит вас за вашу доброту, Елена Павловна, за все, что вы делаете для нас, простых людей.

Елена попрощалась и быстро пошла в конец селения, к дому Катерины. Это была креолка, средних лет, с ярко-выраженными алеутскими чертами лица и со склонностью к полноте. Катерина почтительно встретила супругу коменданта у входа в свой дом и с благодарностью приняла от нее флакон с лекарством. Катерина была бездетная женщина и одну комнату в своем скромном жилище она сдавала конторщику Николаю, работавшему в канцелярии Ротчева.

— Ну, как сегодня себя чувствуешь, Катерина?

Елена озабоченно посмотрела на нее.

— Благодарствую, Елена Павловна, много лучше, много лучше. Вот выпью это лекарство, так и совсем поправлюсь.

— Ну, рада слышать это. Муж-то на работе?

— На работе, родимая, на работе.

— Ну, прощай, Катерина. Думаю, что тебе больше лекарства не нужно будет. Однако, если не будет улучшения, дай мне знать, пошли мужа ко мне или сообщи через Николая.

Елена обошла селение, зашла в те дома, где нужна была ее помощь, поговорила с несколькими женщинами, которые, видно было, были сильно к ней привязаны, и закончила свой утренний обход большой казармой в дальнем конце селения, в которой помещалась группа каторжан, отбывавших свои работы в колонии Росс. В казарме на этот раз никого не было, больных не числилось и все заключенные работали на полях.

Она уже готова была итти обратно домой, как услышала крики издалека. Елена, приглядевшись к бегущему к ней человеку, узнала в нем молодого охотника-зверолова. Это был тот молодой великан, который как-то на берегу, в группе охотников, восхищался маленькими размерами следов ног Анны на песке. Видно было, что он был в страшном возбуждении. Охотник подбежал, запыхавшись к Елене.

— В чем дело, Степан? — спросила она, — что случилось?

— Елена Павловна … несчастье в поле… один из рабочих, заключенный, был ранен другим… Нож в бок … я думаю он умирает… кровь так и хлещет. Может, вы знаете, как остановить кровь?

Елена похолодела.

— Где он теперь, в поле?

— Нет, здесь, в казарме! Мы только что принесли его и положили на койку… Кровь так и хлещет… — опять повторил молодой великан. На него, видно, сильно подействовал этот случай.

Елена заторопилась обратно в барак.

— Кто он? — на ходу спросила она охотника. Елена за это время выучила имена всех жителей колонии и знала в лицо каждого, даже каторжан.

— Да, все тот же зачинщик и задира, Григорий зовут его. Вы помните его, Елена Павловна, Григорий Непомнящий… Тот, который всегда попадает в переделки.

Елена круто повернулась и посмотрела на Степана:

— Ты сказал, Григорий?

— Так точно, Григорий!

Елена слишком хорошо помнила этого молодого, самоуверенного, нахального заключенного. Это был темноволосый, с наглыми, черными, казалось ничего не выражавшими, глазами, каторжанин, которого Елена однажды крепко отхлестала хлыстом. Она хорошо помнила этого человека, пустившего оскорбительное слово по адресу дам, когда Елена с Анной катались верхом.

— Что он натворил на этот раз? — спросила Елена, входя в казарму.

— Как всегда, дразнил одного парня… не вытерпел человек, выхватил нож, да и полоснул его в бок.

Елена вошла в полутемное здание с тяжелым запахом спертого воздуха. После яркого солнца снаружи, внутри казалось совсем темно, пока глаза не привыкли.

— Серьезно ранен?

— Я думаю; много крови потерял.

Елена, войдя в помещение, была встречена букетом самых разнообразных запахов, накопившихся в застоявшейся казарме, редко проветриваемой, в которой жило десятка два людей, развешивавших там после работы свои потные рубахи, портянки и сапоги. Хорошо еще, что казарма была пуста. Люди были на работах. Даже без людей, Елена почти задохнулась от непривычной атмосферы.

Она осмотрелась. Увидела Григория, лежавшего на деревянной скамье у стола, и быстро подошла к нему.

Елена умело осмотрела рану в боку Григория, приказала Степану принести воды, промыла и ловко, не говоря ни слова, умелыми руками забинтовала бок. Она видела, что ранение было тяжелое и что она ничего не могла сделать для Григория, кроме того, что забинтовать рану и попытаться остановить кровотечение. Дальше нужно было положиться на Бога, чтобы не было заражения, и надеяться на крепкую здоровую натуру человека. Врачебное искусство не было на большой высоте в то время, а кроме того Елена никогда вообще, конечно, не посещала никаких лекарских курсов. Все, что она знала, это забинтовать рану, дать самые примитивные лекарства, а главное — сказать несколько участливых, ласковых слов, которые часто оказывали самое магическое действие.