От Каина (СИ) - Верт Александр. Страница 2

Он поспешил забыть о необычном мальчике, вернувшись к источнику своих тревог, разрешить которые мог только сам митрополит Антоний. Благо, этот тихий человек с мудрыми глазами всегда был рад его видеть. Даже если юноша заставал его врасплох.

− Неужели это правда? - без предисловий спросил Иван, подойдя к мужчине.

− Что правда, мальчик мой? - мягко взглянув на юношу, отвечал митрополит.

− Что семинарию закрывают!

Рука мужчины легла на голову подростка, мягкая улыбка исказила губы. И только затем митрополит тихо ответил:

- Нет, не закрывают, но свет ее почти угас.

- Свет? О чем вы?

Рука исчезла. Мужчина сделал несколько шагов, задумчиво пересек комнату, а после заговорил.

− Как ты думаешь, зачем мы нужны Богу, если он вездесущ?

− Чтобы помочь его увидеть, − сходу ответил Иван, который не раз думал об этом.

− Можно и так сказать...

− Так что тогда...?

− Нам некого учить, Вань, − прямо ответил мужчина.

− А я!? Как же я!?

− Ты еще мал, мальчик мой...

− Но...

У Вани не было аргументов. Он чувствовал, что это неправильно, но объяснить это никак не мог.

− Я понимаю твои чувства, но...

− Только не говорите, что на все воля Божья! - воскликнул юноша, не понимающий такого рода ответов.

− Зачем же? Дело совсем не в этом, − говорил мужчина. - Все развивается: и мир, и люди, и наша родина. Сегодня она не принимает нас, но после все изменится. Святое место вроде этого не останется без благословения. Да и ты ничего не теряешь. Это не единственная семинария, а значит, путь твой не утерян. Ты легко можешь выучиться в другом месте, а после вернуться сюда или, быть может, найти другое место своим знаниям.

Ваня вздохнул, пытаясь принять такого рода правду.

− Так что не стоит бояться. Бог он везде один. Он все видит и не оставит тебя. Он никого не оставит...

«Никого», − повторил мысленно Иван и почему-то вспомнил мальчика там на лестнице. Вспомнил странный карандаш в его руках и рисунки, а его самого вспомнить не смог: ни одежды этого мальчишки, ни лица.

− Там, на лестнице, − начал было Ваня, но мужчина перебил его:

− Мальчик?

− Да...

− Он там уже давно. Зашел в храм, побродил немного и вышел, с тех пор сидит там.

− Он рисует что-то...

− Иностранное?

− Наверно. Непонятное оно. Ему наверно помощь нужна. На иностранца похож...

− По-русски он говорит отлично и хоть рисует места далекие, хорошо понимает смысл всего вокруг.

− Но ведь это ненормально...!

− Да, что-то есть необычное в нем, но пока он сидит тут, он в безопасности, что бы с ним ни приключилось.

Ваня вновь вздохнул, смутно понимая разумность всех этих слов.

− Тебе не о чем беспокоиться, − заключил мужчина. - Ни о судьбе своей, ни о судьбе этого мальчика. Если ему нужна помощь, он ее найдет, точно так же, как и ты найдешь в свое время, поэтому не стоит переживать.

− А что будет с вами, если учить будет некого?

− Скорее всего, я окажусь в другом месте, но это ничего не изменит.

Иван только кивнул, вдруг осознав всю силу простых слов о воле Бога.

Поблагодарив митрополита и попрощавшись с ним, он покинул святое место, тут же вспомнив о странном мальчике, поражаясь, как о нем можно было вообще забыть за пару мгновений до новой встречи. Но мальчик сидел все там же, в совершенно новой темно-синей форме. Мало у кого в Ванином классе была форма нового образца, у кого-то и вовсе не было формы, а лишь ее подобие, а у этого мальчика она была безупречна.

Это стало еще одним удивлением Ивана, однако внезапный голос заставил его вздрогнуть.

− Развели тут всяких попрошаек, − ворчала проходящая мимо женщина.

От этой гневной фразы Ваня тут же осмотрелся, но никто не просил милостыню у святых мест. Зато неизвестный спокойно отвернул полу пиджака и, быстро достав что-то из внутреннего кармана, метнул женщине. Золотая монета блеснула на ярком солнце, прежде чем женщина поймала ее.

− Ты знаешь, кому это можно продать и никогда больше не думать, как рассчитаться с долгами.

Женщина побелела от этих слов, руки ее задрожали, но она смотрела на беловолосого мальчишку глазами полными отчаянья.

− Иди уже, − отмахнулся от нее мальчишка в новой форме и через плечо посмотрел на Ивана. - А тебе чего?

− Ничего, − смущенно ответил мальчишка, с удивлением понимая, что на него смотрят ярко-красные глаза.

Незнакомец хмыкнул, стукнул по ступеньке рядом, приглашая присесть, и продолжил рисовать. Борясь со страхом, смущением и любопытством, Ваня все же сел рядом с мальчиком и стал украдкой поглядывать в тетрадь. На бумаге под действием странного предмета появлялись черные линии, а из линий собирались колонны, окна и врата, создавая очертания города.

− Это Рим, − спокойно сообщил мальчишка и взглянул на Ивана.

− Но ведь...

Однако бледный палец не дал ему заговорить, коротко коснувшись его губ.

− Хочешь быть счастливым, отделяй политику от искусства. Архитектура − это искусство, а строй страны - это политика.

Сказав это, он убрал палец и стал переворачивать страницы.

− Это Вена, а это Акрополь, а это пригород Нью-Йорка. Это, кстати, оттуда.

Он вложил в руку мальчишки свой волшебный пишущий предмет.

− Это шариковая ручка, одна из первых, скоро они и здесь появятся, ибо очень удобны.

Иван только смотрел на него с недоумением, боясь даже дышать.

− Спрашивай, − прошептал незнакомец.

− У тебя странные глаза, − выпалил в ответ Иван, даже не успев задуматься.

В ответ незнакомец только рассмеялся.

− Почему они странные? - с улыбкой спрашивал он.

− Ну, я просто не видел никогда красных глаз.

Смех тут же стих, а два кровавых глаза с интересом уставились на него.

− Красные, говоришь...

− Да, и волосы белые. Разве такое бывает?

− Бывает, − пробормотал мальчишка. - Это называется альбинизм, нехватка пигмента, обычно довольно трудно переносится, но мне повезло, или, быть может, тебе повезло не бояться дьявола и видеть все как есть.

− Как есть?

− Мало кто способен без страха смотреть на реальность, не убегать от нее, не видеть в белых волосах выгоревших русых, а в красных глазах один алый отблеск от яркого солнца, да и черные плащи устраивают не всех.

В этот миг Иван содрогнулся. Голос и глаза так сильно заворожили, что ему на миг показалось, что он потерял самого себя, но стоило вздрогнуть и сознание снова стало ясным, а вот новой формы на незнакомце уже не было. Он сидел в черном плаще и просто улыбался.

− Ну вот, все же не такой уж ты и бесстрашный, но это ведь все равно тебе интересно.

Он протянул мальчишке тетрадь и поднял глаза к небу, прислушиваясь к шуму ветра.

А Иван невольно стал листать страницы и рассматривать неизвестные ему города. Страх быстро оставил его, сменившись теплым спокойствием.

− Красиво, − шептал он невольно. - Неужели ты видел все это?

− Конечно, видел, − отвечал неизвестный. - И ты сможешь увидеть в будущем, если конечно не запрешь себя в монастыре.

Иван закрыл тетрадь и выдохнул.

− Что плохого в служении Богу?

− Ничего, но к Богу надо еще дойти, а ты... зачем тебе семинария?

− У нас в семье...

− Ах да! Грехи предков и все такое... Правда в это веришь? Если твой пра-пра-пра-кто-то был сволочью и умер сволочью, то никто и ничего уже не изменит.

− Но мне нравится...

− Что? Читать молитвы и мечтать убежать от мира, которого не знаешь, к Богу, которого не нашел? Это и есть твой путь?

Он рассмеялся и пожал плечами.

− Впрочем, пожалуйста, это твое право, оставь себе эту тетрадь, чтобы хоть что-то увидеть и можешь смело отдать себя Богу, подчиняясь течению и не думая ни о чем.

− Ты... Как ты можешь сидеть на ступенях храма и говорить такое?

− Какое?

Незнакомец развел руками.

− Я говорю не о храме, не о вере, а только о тебе. В чем будет смысл твоего служения Богу?