Обрыв (СИ) - Дашкова Ольга. Страница 25

Целует в лоб, прижимая к себе ближе. Накрывает слабость, беру его руку, подношу к губам.

- Ты заразишься от меня.

- Нет, у меня прививка, - голос спокойный, так все привычно и просто у него.

- Врешь, - улыбаюсь, целую его ладонь. - Спасибо тебе.

- Спасибо потом отработаешь.

- Пошляк.

- Я такой.

Засыпаю с улыбкой на губах, но скоро снова накрывает темнота, барахтаюсь в ней. Понимаю, что вокруг меня море грязи, я в ней тону, цепляясь руками за такую же грязь вокруг. Никак не могу выбраться, задыхаюсь. Трогаю живот, понимаю, что ничего нет, как тогда в больнице, после операции, только пустота и ужас. Стойкий запах лекарств, такой, что начинает тошнить.

Резко поднимаюсь, голова кружится, в комнате уже светло. Слышу голос Егора, он с кем-то разговаривает. Речь резкая, обрывистая, он зол, очень зол.

- Я тебя просил привезти документы из офиса, как ты не смог их найти?

- Егор, их там не было, я все изрыл, Маринку твою заставил ползать на коленях под всеми столами и стульями. Ничего нет. Отправил ребят в особняк, должны отзвониться.

- Не может быть, они были там, я сам их видел, держал в руках. Мы были там с Верой.

- С Верой, да? - Морозов, так с издевкой спрашивает. - И тебя это не настораживает? Ты представляешь, что это значит?

- Не накаляй, сам знаю, что это значит. Не будет документов, будет то, за чем сюда приехал Толя Бес. А приехал он за «Леграндом» и возможностями, которые он может дать.

Глава 32

Вера

Мужчины ушли через час. Глеб даже не смотрел в мою сторону, когда я вышла, Егор прошелся взглядом, видимо оценивая моё физическое состояние. Перед уходом, показал какие выпить лекарства, крепко обнял, словно прощаясь, и ушел.

Голова все еще болела, но температуры не было, лишь горло слегка першило. Несколько раз засыпала, но проваливалась словно в какой-то кошмар. Когда проснулась последний раз, была глубокая ночь. Тишина квартиры давила на уши, не включая свет, на ощупь, пошла в ванную, умылась холодной водой.

Выйдя из комнаты, поняла, что я не одна в квартире. Двинулась вдоль стены, ведя по ней рукой, тихо ступая в темноте. Страх накрывал холодной волной, но я все равно шла вперед. Гостиная, в кресле мужская фигура.

Пальцы покалывает, но страх отпускает, это Егор. Сидит неподвижно, смотрит в темный квадрат окна. Замираю, глядя на него, не хочу мешать. Я во всем такая, не хочу мешать, всю жизнь стараюсь быть незаметной, удобной. Понимаю, так нельзя, но ничего не могу поделать. Даже за время одиночества не вытравила из себя это чувство.

- Егор, почему ты тут? В темноте?

Долго не отвечает, борюсь с желанием подойти, обнять, залезть на колени и развернуться, уйти, не мешать. Почти делаю шаг назад.

- Подойди, - голос тихий. - Подойди, пожалуйста.

Подхожу, провожу по его волосам рукой, спускаюсь на лицо, снова оброс, колется щетина. Усаживает к себе на колени, проводит по шее носом, слышу, как втягивает воздух. Обнимает, крепко вжимая в свое тело.

- Давно ты здесь?

- Да.

- Зачем?

- Думал.

- О чем?

- Тебе надо уехать, парни отвезут за город утром.

Целует шею, оттягивая ворот футболки. Чувствую запах алкоголя и табака. Горячие ладони ласкают бедра.

- Ты собрался меня прятать? От моего мужа, думаешь, он не найдет? Почему? Зачем все это?

- Я не отдам тебя. Я ничего ему не отдам.

- Вы виделись? Ты видел его, говорил?

Снова какой-то животный страх накрывает меня. Как зверька, которого гоняют по лесу, он вроде и понимает, что за ним никто уже не гонится, но все равно бежит, гонимый страхом.

Руки Егора гуляют по телу, целует скулы, щеки, пытается губы. Я хочу отстраниться, упираясь в плечи, поговорить, мне надо знать. Знать, что было сказано, чего ждать.

- Я не отдам ему ни тебя, ни компанию. Он не залезет в город с наркотой и другим дерьмом. Слышишь, твой муж ничего не получит.

Слова злые, обидные, режут по живому. На мне как клеймо, чья я жена. Пытаюсь вырваться из его объятий, но словно в тисках. Я не вижу его глаз, не чувствую тепла.

- Отпусти меня, Егор! Отпусти! - кричу, начинаю задыхаться.

Руки на мне ослабевают хватку, но все так же крепко держат. Гладит по спине, прижимает.

- Прости, прости меня. Прости, милая. Ты ни в чем не виновата. Это я, моя ревность. Меня разрывает от того, что он твой муж. Что у тебя вообще есть муж. Пойми меня, пойми, родная. Просто колотит, рвет на части. А еще страх, что тебя может не быть рядом. Что тебя заберут, украдут, увезут, причинят боль. Мне страшно, Вер, за тебя страшно. За себя, без тебя!

Целует, вмиг лишая воздуха и разума. Его слова до самого сердца вспарывают, выворачивают. Думала, такое признание приятно слушать, а мне страшно. За него страшно. Целую в ответ, кусая губы, сажусь верхом, прижимаясь крепче.

- Я рядом, я рядом, Егор.

Снимаю футболку, совершенно обнажённая, открытая сижу на мужчине. Голодным зверем набрасывается на грудь, терзая соски. Растягиваю его рубашку, хочу чувствовать, прикасаться к гладкой коже. Все так стремительно и быстро, он уже обнаженный, сама тянусь, языком по шее, прикусываю, царапаю ногтями плечи.

Его пальцы гладят меня между ног, я сама делаю движения бедрами, ласкает долго, мучительно. Чувствую напряженный член, провожу рукой несколько раз, рычит в шею, толкается навстречу. Опускаюсь на него сама, медленно,

до основания, ловя свой первый кайф, дергаюсь в спазме удовольствия, сжимая член изнутри.

- Да, милая, вот так. Черт...детка...

Находит губы, целует, что-то шепчет. Я насаживаюсь глубже, сильнее, быстро устаю, по мокрой спине стекает пот. Егор, видимо, это понимает, поднимается на ноги вместе со мной, снимает с члена, поворачивает спиной, опускает коленями на кресло. Грудь упирается в мягкую спинку, прогибаюсь в спине, резко входит, полностью заполняя собой.

Впиваюсь пальцами в кожаную обивку кресла. Пытаюсь уцепиться, но ладони мокрые, скользят. Егор увеличивает темп, обхватывает одной рукой за талию, тянет на себя, целует шею, прикусывая нежную кожу. Я вся горю. Он огонь. Мой огонь. Готова сгореть дотла, осыпаться пеплом в его руках.

Срываюсь на крик, сердце ломает ребра, готовое вырваться, разлететься на куски. Вспышка, перед глазами алые круги, тело бьет оргазм, удовольствие проносится бешеной волной цунами. Крутит, завязывает узлом, мышцы сводит. Егор кончает следом, пара мощных и глубоких толчков, теплое семя разливается во мне, стекает по бедрам.

Чувствую, что теряю опору, оседаю на пол, но снова на руках Егора. Сидим в полной темноте и тишине. Я на его коленях, укрытая сильными руками, совершенно обнаженные, мокрые, тяжело дышим.

- Откуда у тебя шрамы? - спрашивает хриплым голосом, накрывая ладонью живот.

- Операции.

- Какие?

- Глеб разве не говорил? Он обещал нарыть информацию о Толе Бесе.

- Говорил. Было покушение на Геннадия Штольца, ты была там, с ним вместе. Ты его дочь.

- Приемная.

- Так что было на самом деле?

- Сама не пойму, да и поверить страшно, что было на самом деле. Нелепое покушение в центре города, днем, элитный ресторан, три отморозка. У двоих были абсолютно стеклянные глаза, а тот, третий, он знал, куда шел, знал, что делал. Он шел убивать Гешу Штольца, не знаю, зацепил меня случайно или намеренно.

Прижимает меня к себе еще сильнее. Тяжело дышит, ладони сжимаются в кулаки.

- Холодный снег, звуки сирен, три дня реанимации, две операции, кесарево и пулевое, поэтому два шрама. Я была беременная, пять месяцев, ждала сына. Мир был замкнут на нем и цветочном салоне. Виню себя, что не была более внимательна, не приглядывалась к мужу, он был другим тогда. Только он мог убрать Штольца, только ему он мешал. Уже потом, придя в себя, начала думать головой, складывать мозаику всех событий, поведение Толи, его уходы, его мольбы о прощении на коленях, тогда в те первые дни, я не понимала. Затем накрыл страх, ужас понимания того, с кем я живу, хотя ведь знала и до этого, но меня уже ничего, и никто не держал. Надо было уходить.