Легенды о старинных замках Бретани - Балобанова Екатерина Вячеславовна. Страница 14

— Это утопленники целого года! — говорят рыбаки. — Мы видаем их издали каждую рождественскую ночь, но не дай Бог встретиться с ними!

Один старик из Лониона рассказывал нам лично, что за несколько лет перед тем, накануне Рождества, он запоздал на рыбной ловле, а потому для сокращения пути стал править на Замковый остров, — переход тут короче. Поравнявшись с островом, он увидел лодку, освещенную странным голубоватым светом, а в ней пять человеческих фигур в белых клеенчатых плащах. Люди эти усердно гребли, но весла они держали все на один борт и гребли они в одну сторону, а потому лодка их не подвигалась вперед, а кружилась на месте. Испугался рыбак, даже волосы его стали дыбом, и он не только бросил управлять своей лодкой, но даже совсем оцепенел от ужаса; к счастью, ветер был противный, и его отнесло далеко от острова. Придя наконец в себя, он не захотел уж идти снова мимо этих людей, а потому повернул к стоявшему на якоре бригу, где были у него земляки-матросы. Его приняли на бриг, и, услыхав его рассказ, многие из матросов и даже сам шкипер захотели расследовать дело. С этою целью несколько раз спускали они лодку, но каждый раз овладевал ими какой-то непонятный ужас, и они возвращались назад, не пройдя и четверти пути. Между тем, голубоватая точка у острова светилась до самого утра.

Так-то и до настоящего времени прибрежные жители не перестают рассказывать целые легенды о Замковом острове и о старом его кладбище; до сих пор никто еще не отваживается ловить рыбу у его берегов или охотиться в его густом лесу.

Лет триста тому назад, однако, на остров приехал старый одинокий рыцарь и поселился в замке, в лесу. Когда был построен этот замок, никто не знал, — стоял он тут с давнего-давнего времени, и даже сам остров получил свое название лишь благодаря его существованию. Огромный, неправильный, с конусообразной крышей и множеством фронтонов и труб, он казался каким-то разбойничьим гнездом странной и неуклюжей архитектуры: ни одно его окно не соответствовало другому; на верхний этаж вела приставная наружная лестница, а нижняя часть замка была похожа на какой-то мрачный погреб с каменным полом, с окнами без стекол и рам, но с железными ставнями.

И вот, в этом пустынном, странном замке поселился рыцарь. Откуда явился он, никто не знал, и сначала каждый сторонился его, — недобрая ходила о нем молва. «Видно, подружился он с нечистой силой, что уживается один на этом острове!» — говорили о нем люди. Но время шло, и все окрестные жители стали привыкать к его появлению в прибрежных селениях. В праздники всегда ходил он в церковь и смиренно просиживал всю службу на самой отдаленной скамье; иногда заходил он в местную гостиницу порасспросить о новостях и, слушая рассказы, как будто дивился людским треволнениям и бурям.

Однако, узнав случайно о каком-нибудь несчастье, приключившемся с кем-либо из местных жителей, он всегда охотно помогал, чем мог. Так, например, рассказали ему об одном несчастном арматоре, суда которого один за другим погибали, так что из достаточного человека он вдруг превратился в нищего, и рыцарь купил очень хороший корабль, назвал его «Bonne Fortune» [18] и послал в подарок этому арматору, хотя сам никогда и не видал его.

Когда любопытные спрашивали рыцаря, откуда он родом, он отвечал всегда, что не стоит интересоваться таким великим грешником, каким был он, и что его родина находилась далеко за пределами его острова.

Таким образом он продолжал жить в полном уединении, и казалось, и на душе у него было так же сумрачно и тихо, как в его пустынных залах. Никогда и никого не приглашал он к себе на остров или в свой замок. Сначала попадались еще смельчаки, которые пытались было проникнуть туда, но рыцарь всегда встречал их на берегу или на дворе замка, и никому и никогда не удалось переступить его порога.

— Я живу, — говорил он тем, кто удивлялся, что он никого не принимает в своем замке, — с многочисленной семьей моих грехов и моих воспоминаний, и гостю показалось бы тесно в таком населенном замке.

В конце концов все привыкли к нему и к его странностям, как привыкли к звону замкового колокола, раздававшемуся ежедневно при закате солнца; громкий звук этого колокола не заглушался даже грохотом бури и, прислушиваясь к нему, жители всегда говорили:

— Ну, вот звонит и замковый колокол; значит, садится солнце, — пора ужинать!

Звук этого колокола был такой густой, протяжный и торжественный, что все, кто бы ни услыхал его, устремляли глаза к небу и читали короткую молитву.

Но вот, раз, накануне Рождества, в полночь донесся из замка такой необычайно громкий, протяжный и торжественный звон, что трое из самых храбрых жителей Порт-Бланка решились отправиться на остров, чтобы во что бы то ни стало попытаться проникнуть в замковую церковь и вблизи послушать ее чудесный колокол.

Сказано — сделано! Смельчаки очутились на острове.

Целый день шел снег, и дорога была совершенно белая; снегом запушило и скалы, и леса. Было совсем еще темно, хотя встававшая луна и серебрила уже края облаков. Торжественные, гармоничные и густые звуки колокольного звона неслись навстречу троим смельчакам. Они шли наудачу, — на свет, и подошли к часовне, стоявшей не вблизи замка, а на другой стороне острова, посреди кладбища. Часовня была ярко освещена и полна народа, который молился в эту рождественскую ночь в такой торжественной тишине и в таком молчании, что нашим смельчакам стало как-то не по себе. Впереди всех стоял рыцарь, и они заметили, что при виде их глаза его странно заблистали, и он, подойдя к ним, сказал:

— Благодарю, что пришли, но идите в замок: здесь вам покамест не место!

При этих словах вдруг свечи погасли, и все исчезло.

Новоприбывшие очутились в полной темноте среди каких-то развалин, так что едва-едва пробрались между ними на дорогу и дошли, наконец, до замка.

На нижнем этаже в полутемном зале, освещенном восковыми свечами, стоял черный гроб, а в нем лежал рыцарь и как будто улыбнулся при виде вошедших. Миром и тишиною веяло от лица покойного. Полная луна смотрела в оконные отверстия, — все окружающее утопало в ее голубом сиянии, и кругом царила мертвая тишина. Только мерный, торжественный звон колокола раздавался откуда-то издалека, точно с неба.

Так кончил жизнь свою этот таинственный рыцарь, а из тех троих смельчаков ни один не дожил до следующей рождественской ночи. Колокол же перестал звонить с самого дня смерти рыцаря и исчез бесследно.

Похоронили рыцаря на самом берегу моря. И теперь еще возвышается там курган, под которым положили его тело, и кто был он, так и осталось неизвестно. Кругом все пусто и мертво, выгоревшая трава едва покрывает землю; ветер с шумом и воем разгуливает на просторе.

Снова стоял замок, по-прежнему загадочный и пустынный; никто никогда не жил в нем с тех пор, никто не живет и теперь, но в каминах многочисленных необитаемых комнат вьют свои гнезда ласточки; а в трубах на крыше с первых весенних дней и до поздней осени чирикают и попискивают целые населения воробьев и синиц; в опустелых же залах благодушно разгуливают стаи голубей. Все это пернатое царство летает вокруг мрачных развалин и оживляет их, нарушая торжественную тишину смерти и заглушая даже шум моря.

Осенью же и зимой, когда пернатое население покидает остров, море удваивает свою бурную жизнь: кипит и бурлит оно неумолчно, нарушая сон природы и мешая окончательно воцариться здесь смерти.

КРОВАВЫЙ БАРОН

На севере Бретани, у самого моря, по дороге в Порт-Вьерж стоял когда-то старинный замок, от которого давно уже не осталось ни следа. Тем не менее, старые старики из среды окрестных жителей все еще помнят мрачные развалины разрушенного замка. Особенно хорошо помнят они огромные подземелья, где одно время думали было устроить казенные таможенные склады или запасной арсенал. Но замок стоял на плоском прибрежье, в таком месте, где прилив наступает с необыкновенною быстротою и хватает очень далеко, а потому мысль эта вскоре же была совсем оставлена. Подземелья эти с течением времени совсем затянуло песком и илом, и теперь их, пожалуй, даже и не найти, сколько ни разрывай берег. Замок этот носил название «Кербеннес», по имени исконных его владетелей.