Оттенки Тьмы (СИ) - "Mb Vivian". Страница 32

Почти так же сильно, как необходимость спать, архимаг ненавидел зеркала. Они напоминали ему о том, как мало времени у него осталось.

Он уже давно не вёл счёта прожитым годам. Он мог бы вычислить свой возраст, но не хотел этого делать, потому что понимал: результат ужаснёт его, утопит в удушающей темноте сомнений и страха.

Алдия — человек. И он чудовищно стар.

А старость для любого человека всегда заканчивается одинаково…

И в последние годы (десятилетия?..) архимаг избегал смотреть в зеркала, где с ним встречался взглядом старик с потемневшим морщинистым лицом и седыми волосами. Да, в глазах его горел всё тот же огонь неутолимой страсти к познанию, светился всё тот же острый и цепкий ум, на дне зрачков таились усталая мудрость и решимость много в жизни повидавшего — и ещё больше потерявшего — бойца с судьбой.

Но всё же это были глаза глубокого старика.

Да, тайные практики самых могущественных школ магии помогали поддерживать силы, замедлять старение тела и угасание остроты ума. Но обмануть человеческую природу невозможно. Всех живых ожидает смерть.

И чем больше проходило лет, проведённых в бесплодных попытках преодолеть Проклятие Нежити, тем чаше Алдия задумывался: а от чего на самом деле он ищет исцеление? Его брат Вендрик, капитаны Рейме и Вельстадт и прочие немёртвые не старели, не менялись вот уже много лет. Они не боялись завтрашнего дня — смерть им не грозила, а с Проклятием они уже смирились и научились использовать его себе во благо.

И всё чаще архимаг ловил себя на мысли, что уже не понимает, что пугает его сильнее: Проклятие — или же то, что оно намеренно столько лет обходит его, Алдию, стороной?

Размышляя о природе Проклятия, Алдия не раз отмечал: по его наблюдениям, те из немёртвых, кто в конечном итоге терял рассудок и становился опустошённым, чаще всего слишком сильно боялись именно этого исхода. И тогда, когда они уставали жить с этим страхом, Проклятие окончательно забирало у них разум. И архимаг не мог не видеть здесь пугающего сходства: что если его страх смерти — обычной человеческой смерти, ухода в небытие, обращения в прах — настолько сильнее леденящего ужаса перед не-жизнью, что Проклятие намеренно медлит, не спеша избавлять его от этого кошмара наяву?

И Алдия продолжал искать исцеление.

Шли годы, менялись магические техники и ингредиенты, совершенствовались заклинания. Не менялось только одно — результаты. Точнее, их отсутствие.

Алдия часто думал, что если бы ему не пришлось пройти через все те ужасы, с которыми они с Вендриком столкнулись в поисках Душ Повелителей, то он вообще не смог бы заниматься тем, чем ему пришлось заниматься все эти годы — не выдержал бы, наложил на себя руки или просто сошёл с ума. О чудовищных экспериментах королевского архимага, о порождённых в мрачных подземных лабораториях жутких тварях, отвратительных, опасных — и невыносимо страдающих, — ходили леденящие кровь слухи. И о самом архимаге — естественно, тоже. Чудовище, не знающее жалости, хладнокровный убийца, существо, начисто лишённое человеческих чувств. Стальная рука, ледяное сердце.

Как же они ошибались…

Сколько потребовалось сил, сколько ночей в полукошмаре-полубреду, сколько крови из искусанных губ и разбитых костяшек, чтобы руки стали железными, а взгляд — острым, ледяным?

А ведь сердце каменным так и не стало. И душа не стала мёртвой.

И хуже всего было не то, что думали об архимаге люди. На самом деле страшно было то, что думал о себе он сам.

Цена…

Цена спасения, которое, возможно, так и не будет найдено. Как заставить себя верить?

Как продолжать — нет, не верить, а продолжать заставлять себя верить — сейчас, через столько лет бесплодных поисков?

Алдия давно запретил себе углубляться в подобные размышления, потому что понимал: пара часов детального и беспощадного анализа ситуации — и он просто умрёт. Тем или иным способом, но умертвит себя. Да просто сердце остановится, не захочет больше гонять кровь по телу.

Как бы Алдия ни страшился смерти, были на свете вещи, которые ужасали намного сильнее.

И это было ещё одной причиной ненавидеть зеркала.

Алдия боялся, что когда-нибудь рассмотрит себя поближе — и узнает в отражении то самое чудовище, которое в нём видят другие. Увидит себя в нём и его в себе.

И всё закончится. Для измученного, дрожащего, плачущего человечка по имени Алдия — и для расы людей, которой больше не на кого будет надеяться.

Поэтому Алдия научился не думать на определённые темы. Он силой заставил себя стать тем, кого в нём видели окружающие — хладнокровным экспериментатором, видящим перед собой на столе не страдающие живые существа, а материал и ингредиенты для опытов.

Да, он обманул реальность — хотя бы на какое-то время. Он выжил, смог сохранить рассудок, продолжить поиски и эксперименты.

Но сны отомстили ему за всё.

Всё сполна возвращалось в кошмарах.

Звуки, запахи, цвета, ощущения. Истошные вопли и жалобные стоны. Вонь горелой плоти, крови, серы и раскалённого железа. Алое, чёрное, огненное.

И боль, нестерпимая боль, от которой сознание словно вырывается из тела, и ты видишь его со стороны — но от этого не становится легче, наоборот — ты не просто агонизируешь, каждой клеточкой тела умоляя смерть поторопиться, но и видишь со стороны своё корчащееся тело, лужи своей дымящейся крови, своё искажённое чудовищной гримасой боли и отчаяния лицо. И холодный блеск глаз экспериментатора, наблюдающего за всем этим.

И тот Алдия, который был когда-то человеком, а не чудовищем, каждый раз умирал в этих снах вместе со своими подопытными. А тот, кто просыпался по утрам — пил отвар трилезвийника, чтобы прогнать остатки сна и прояснить мысли, и шёл в лабораторию.

Продолжать.

До следующей ночи.

***

Старость говорила с Алдией голосом его совести, его насильно усыплённой, задушенной человечности. Старость предлагала ему оценить свою жизнь, свои деяния — то, что имело значение, разложить на две чаши весов, а что-то просто выбросить, как бесполезный мусор. Алдия очень не хотел слушать этот настойчивый шёпот. Но старость всё чаще безжалостно напоминала о себе — слабостью, болями в суставах, ухудшающимся зрением. И отмахиваться от неё становилось всё сложнее.

Смерть уже в пути. Кто достигнет своей цели раньше — она или Алдия?

И поэтому слова Рейме неожиданно крепко засели в мозгу.

«Тебе нужно найти ассистента. Настоящего, толкового помощника, которому ты сможешь доверить и… Основную работу».

Да, обязательно нужно найти ассистента. Того, кто сможет не просто помогать — а в случае необходимости заменить Алдию на его посту. Такого помощника, кто обладал бы достаточными силами и знаниями, был готов учиться — и был готов оглушить и спрятать подальше собственные совесть и сострадание, страх и отвращение.

Впрочем, архимаг давно уже понял, что выбор у него невелик: не раз и не два в Дранглик прибывали учёные и маги, принадлежавшие к самым разным школам и магическим традициям; не раз и не два их изъеденные Проклятием тела оказывались на прозекторском столе Алдии, а души — в запечатанных заклинаниями сосудах.

Никто не выдерживал. Всех съедало опустошение.

И Алдия уже не надеялся подыскать себе не то что преемника — хотя бы просто толкового помощника.

Но это не означало, что он должен прекратить поиски.

Вендрик по просьбе Алдии разослал письма во все союзные страны — правителям и главам ведущих магических школ. Впрочем, и король, и архимаг прекрасно понимали, что в нынешнем положении — в состоянии войны — Дранглику не стоило бы рассчитывать на большой приток желающих наняться на службу ко двору.

Однако через какое-то время в замке неожиданно собралась приличная компания кандидатов, и Алдия вынужден был проводить по несколько собеседований в день.