Магия пространства (СИ) - Ермакова Светлана Олеговна. Страница 2

— Ты это… — сказал подошедший ко мне Фокк, — посиди пока тут, до завтрева. Обчество так решило.

— Постель мне принесите и еды нормальной.

— Ишь ты, постель тебе сюды! — возмутился мужик.

— Тогда не сюды, а туды!

— Куды — туды?

— Куды, куды… — начала закипать я, — Сейчас яйцо снесёшь, раскудахтался. В дом! Я ведь не свинья, чтобы прямо так спать.

— Поесть принесу, — заупрямился мужик, — а поспать сегодня прямо так и придётся. Обчество решило.

— Вот всем "обчеством" вас король и прикажет пороть, чтоб неповадно было аристократов в клетках да в хлеву со свиньями держать!

Дядька тяжело вздохнул и удалился, почёсывая свой зад, явно предчувствуя неминуемую правоту моих слов.

Вскоре он вернулся, притащив мне какой-то драный зипун да краюху хлеба, лежащую на металлической кружке с водой.

- Ужин прямо королевский, — сказала я.

— Какой есть, — насупился мужик.

— Да я не в обиду, я правду говорю, — утешила я его, — Ужин такой в точности как в королевской тюрьме.

— На-кось, ташшы к себе вот, за рукав, — отмахнулся дядька.

Кое-как "вташшыв" зипун сквозь прутья решётки слабенькими девчачьими ручками, я уселась на него и принялась пить и есть. Когда подняла голову — мужика в хлеву уже не было. Я осталась одна, если не считать массово уснувших хрюшек, трогательно соприкасающихся друг с другом пятачками.

Ну вот, поела, теперь можно и… Нет, не поспать. Помагичить. Попытаться, во всяком случае. Закрыла глаза, расставила ладони, вызвала поток. Ну здравствуй, портальная магия, вот ты, значит, какая! Поток был похож внешне на камень опал — белёсая дымка с радужными переливами. Из курса общей теории магии я знала, что у телепортаторов главные камни для амулетов — тёмно-красный рубин или гранат традиционного цвета. Но только их поток магии слабо отливал в основном двумя цветами — бледно-розовым или голубоватым. А вот мой отражал наверное весь спектр, когда я подносила его к глазам и смотрела сквозь него на узкий огонёк окна жилого дома, просачивающегося сквозь стену хлева. Похоже, придётся мне где-то крупными бордовыми камнями разжиться, когда жизнь наладится. Эх, Жаргал, где теперь твоё наследство?

Рискнуть — не рискнуть переместиться? Если рискнуть, то совсем недалеко. Обессилеть до полусмерти это хиленькое тельце мне совсем не хочется. Как там рассказывал мне Цертт, не к ночи будь этот некромант помянут? Валент своей магией заставлял как бы соприкасаться то место, где он был, с тем местом, куда он хотел попасть. Закрыла глаза и сосредоточилась на ощущении пространства вокруг меня, читая знакомое заклинание, которым предваряла раньше сеансы магии вероятностей. А когда открыла, прямо на месте части решётки в клетке увидела маленький, в мой росточек, словно бы дверной проём. И тут же сделала шаг. А потом только выдохнула задержанный в лёгких воздух. Оглянулась — портал закрылся, решётка восстановилась, словно тут всегда и была. А меня внутри клетки уже не было, я стояла снаружи.

Эйфория — вот что я сейчас чувствовала. И ещё голод, хороший знакомый каждого практикующего мага. Выйдя из хлева, я огляделась. В доме, на подворье которого стоял хлев, свет в окне ещё не погас. Значит, далеко ходить не надо. Поднимаюсь на крыльцо, стучу. Бородатая физиономия дядьки Фокка, пытавшегося разглядеть незваного гостя, прилипла к ближайшему окну. Даже нос стал расплющенным, как у его хрюшек. Улыбаемся и машем, — открывай, мол, не менжуйся.

— Чего надо? — опасливо спросил Фокк, подойдя к запертой изнутри двери.

— Дайте попить, а то так есть хочется, аж переночевать негде.

— Я ж давал надысь.

— Опять надо дать. Растущему организму много еды требуется, аль не слыхал, Фокк?

Дядька потоптался, повздыхал, почертыхался в адрес тех рукожопов, которые толком клетку закрыть не умеют, да и впустил меня. Только в сени, правда.

— Вон, на топчан сидай.

Принёс он мне ещё хлеба, а в кружке на этот раз молоко было. Замечательное такое, свежее натуральное молоко, вкус которого совершенно позабылся мной, если даже я когда-то его и знала.

— Э-эх, — сказал с жалостью мужик, глядя, как я уписываю еду за обе щёки, и погладил меня по косматой голове.

— Спасибо, дядя Фокк, — сказала я, отдавая ему пустую кружку, — я наелась. Можно я тут посплю?

— Спи. Сейчас одеяло с подушкой дам.

Адский петух закукарекал откуда-то гораздо раньше привычного мне времени, ещё перед рассветом. Заскрипели двери, сторожко, но ощутимо мимо меня затопали люди, звякнули вёдра. Начался привычный крестьянский день. Я отвернулась к стене, накрылась колючим одеялом с головой и опять уснула. У меня сейчас каникулы по расписанию!

Проснулась, когда солнце уже ярко светило в маленькое оконце. Сходила на двор, нашла уборную и умывальник, которыми воспользовалась. Попросила у вышедшей из дома молодой бабы расчёску, но свои космы расчесать не смогла.

— Надо бы постным маслицем полить, попробовать, — посоветовала баба.

— Несите, — разрешила я.

Облили меня резко пахнущим подсолнухами маслом, взяли расчёску и стали продираться через очаговые колтунчики.

— Не бойся, тяни, я потерплю, — сказала я, — даже если где-то и выдернешь клок. Красота требует жертв.

— Аристократки, — уважительно протянула баба.

Потом помыли мне голову с душистым мылом, и посадили в доме за стол, как белого человека, а не как… не хочу даже вспоминать, аппетит себе портить перед оладьями с вареньем.

В разгар моего праздника живота вошёл дядька Фокк в сопровождении какого-то солидного господина.

— Вот, господин управляющий, это и есть, сталбыть, отродье, которое привезли давеча в железной клетке.

А я сижу такая умытая, причёсанная, с подсохшими чистыми и пышными волосами, и аккуратненько эдак вилочкой оладушек накалываю. Управляющий поместьем воззрился на меня, выпучив глаза.

— Добрый день. Как поживаете? — добила я его.

В общем, о том, чтобы опять запереть меня в клетку, и речи не было. Управляющий только просил Фокка, чтобы тот оставил меня пока у себя в доме, но Фокк упёрся и твердил, что кому же жить в господском доме, как не самого герцога дочке родной. Долго бы они ещё рядились, если бы оладьи у меня на тарелке не кончились.

— А теперь послушайте меня, господа, — сказала я, аккуратно рыгнув и промокнув губы кухонным полотенчиком.

На пути в столицу я сидела рядом с водителем, замотанная в большую пуховую шаль. Заднее сиденье было уставлено подношениями — корзинами с яйцами, тушками забитой птицы, простой выпечкой и прочей снедью. Откупалось "обчество", чтобы, значит, его не пороли.

ГЛАВА 2

На просторное крыльцо столичного дома герцога Тонлея высыпала челядь. Все с удивлением смотрели на знакомого водителя из поместья, на этот раз приехавшего с какой-то девочкой, каковая, выйдя из коляски, по-хозяйски распорядилась:

— Отвезите продукты к кухне, там пусть выгрузят.

Потом эта девочка — я, то есть — подошла к крыльцу и стала внимательно смотреть на встречающих. Я — на них, они — на меня.

— Вы бы ещё оркестр приготовили, — говорю, наконец, — для торжественной встречи герцогской дочки.

— Простите, юная леди, а как фамилия вашего папеньки? — спросил стоящий в центре пузатый господин в ливрее.

— Вчера была Тонлей, — усмехаюсь я со значением.

— Да это не наше ли отродье? — ахнула какая-то женщина.

— Ваше, ваше, — киваю я, — Только теперь я в полный разум пришла и ничего, что раньше со мной было, не помню.

Охи, ахи, "не может быть", "да как же это", "а где клетка", "ведь только два денёчка и отдохнули", "да не, эта на отродье не похожа совсем", "а на покойную герцогиню-то как зато похожа", "мы все умрём" и прочие возгласы. Ну, могу их понять. Увозили лохматого, бессмысленного и злобного чумазика, а привезли белого и пушистого ангелочка.