Земля алчущих (СИ) - Смирнова Дина "Сфинксия". Страница 49

Обвинять во всём произошедшем себя и стремиться помочь, хотя бы и пребывая за гранью — это было очень в духе Габриэля. Но Рихо знал и то, что демоны, как никто, умели обманывать и играть на самых сокровенных чувствах. Почему бы им было не поступить так и теперь, подобравшись поближе к мыслям и желаниям столь скверного церковника, как он?.. Может, он сам дал им повод, усомнившись в силе молитвы там, у прорехи в Бездну, и воспользовавшись помощью сомнительного мага. Чем дольше Рихо раздумывал над этим, тем безрадостнее и безнадежнее становились его мысли. Он слишком остро ощущал необходимость хоть с кем-то разделить свои сомнения, но такой возможности у него не было.

Решив хоть как-то отвлечься, Рихо, рискуя навлечь на себя гнев госпожи Руже, снял повязку с ноги, чтобы проверить, почему он чувствует себя так, будто бы рана исчезла вовсе. И едва сделал это, понял, что вот теперь ему стало по-настоящему страшно — на коже теперь вместо свежего укуса красовались неровные светлые полосы шрамов, словно бы след от зубов «крысы» зажил уже давно. Это походило на чудо… но, учитывая то, как близко Рихо недавно пообщался с Бездной, такое «чудо» едва ли можно было счесть добрым знаком.

***

Тийя монотонно повторяла слова заклинания, чертя вокруг тела Лолы положенные знаки кровью зверька, чья тушка лежала теперь чуть поодаль. Чародейка старалась при этом не слишком часто коситься на стоявшего рядом Хейдена, хотя то, как пристально он следил за ритуалом, Тийю порядком раздражало. Разумеется, она не призналась в этом Хейдену, но возвращать дух мертвеца в тело ей доводилось впервые, хотя на родине она наблюдала за тем, как этим занималась деревенская колдунья. А теперь старалась предельно сосредоточиться, очень надеясь, что запомнила все детали подобного обряда верно, но присутствие Хейдена не добавляло ей спокойствия.

Тийя вообще уже начала жалеть, что ввязалась во всё это, но было поздно. Хорошо ещё, что проникнуть в нужное здание, усыпив заклятием пару охранявших его городских стражников, не составило труда. К тому же просить помощи у Сагредо, вернувшись в Хайнрихштадт, Тийя боялась больше, поэтому выбора, кроме как заключить сделку с этим странным молодым церковником, у неё не оставалось.

…Когда тело лежащей перед ней девицы дёрнулось, словно бы по нему прошла судорога, а глаза покойницы распахнулись, на миг полыхнув алым, Тийя не удержалась от удовлетворённой улыбки. Получилось!.. У неё всё вышло как надо — и с первого раза!

— Свежей кровью, верным словом и силой, данной духами благими и тёмными, заклинаю тебя, Долорес Ньето, говори со мной и повинуйся мне! — нараспев произнесла Тийя, ощутив, как в груди что-то сладко ёкнуло от осознания, какое сложное колдовство она сейчас творила. — Ты слышишь меня, Долорес? — требовательно повторила Тийя, когда покойница медленно и как-то неловко, будто марионетка, которую резко дёрнули за ниточки, села.

— Да, я… — глухо откликнулась та, и тут её красивое, ещё не тронутое тлением личико скривилось, словно Лола силилась заплакать, но не могла. — Я… где я?.. Я помню… нож… Нет-нет, не может…

— Повинуйся мне! — тут же взвизгнула Тийя — от бессвязной речи покойницы её вдруг пробрало жутью и осознанием чего-то очень неправильного. — И говори, только когда отвечаешь на вопросы, поняла?!

— Да. Да. Я понимаю… понимаю-понимаю, — ответила Лола, слегка раскачиваясь из стороны в сторону.

— Спрашивайте её, господин Хейден, — повернулась Тийя к церковнику, всё это время молча простоявшему рядом. — Только постарайтесь покороче.

Хейден диковато посмотрел на неё, но потом кивнул и сделал шаг в сторону Лолы, скупо обронив:

— Хорошо.

О чём Хейден беседовал с Лолой, Тийя особо не прислушивалась. Похоже, она всё-таки переоценила свои силы. Ей быстро сделалось очень холодно: магия, подчинявшая покойницу, стремительно вытягивала из Тийи тепло и силы, отчаянно пытаясь вырваться на свободу — будто бы верёвка, которую натягивало и вырывало из рук нечто, обладавшее бычьей силой. В остальном же, казалось, дела шли неплохо — Лола послушно отвечала на вопросы Хейдена, разве что при этом как-то странно склонила голову, всё сильнее вытягивая шею в сторону собеседника и вроде бы даже принюхиваясь. Тийя понятия не имела, было ли такое поведение нормальным для поднятого мертвеца, но надеялась, что всё же — да, тем более что Лола выглядела мирной и тихой.

А потом всё стало происходить слишком стремительно. Тийя ощутила, как связывавшие её с Лолой колдовские нити натянулись до предела и лопнули. Питавшая их энергия рванулась прочь из тела чародейки, утягивая за собой существенную часть жизненной силы, и та почувствовала, как из носа хлынула тошнотворно горячая солёная кровь, а ноги сами собой подогнулись. Тийя попыталась уцепиться за ускользавшую магию, но, прежде чем в глазах у неё окончательно потемнело, смогла лишь бросить отчаянный взгляд в сторону Хейдена. И увидеть, как того повалила, распластав на полу, яростно вгрызшаяся ему в горло покойница.

========== Глава 17. Личные мотивы ==========

Время в плену текло отвратительно медленно, и с каждым проходившим часом Кеару всё сильнее грызла тревога. Во всяком случае, он предпочитал называть это чувство «тревогой» — звучало лучше, чем «ужас» или «отчаянье».

Охранники успели заглянуть к Кеару ещё раз. Они всё-таки дали ему напиться, пусть вода в предложенной пленнику плошке оказалась тепловатой и затхлой. Даже развязали ноги, правда, оставив при этом руки стянутыми за спиной, и теперь Кеару чувствовал себя чуть менее скверно. Вот только мысли о том, что могло ждать дальше, начали терзать его с новой силой.

Слова светловолосого немолодого мидландца о «восстановлении справедливости» Кеару ничего не сказали. Да и в целом он понятия не имел, кем бы мог быть этот полноватый краснолицый господин, одетый как зажиточный торговец, и зачем он устроил похищение Кеару. Однако в том, что задуманное этим человеком не сулило ничего доброго, Кеару почти не сомневался, как и в том, что в живых он вряд ли останется. А поскольку прямо в порту, что было бы проще, его не убили, он всё сильнее начинал подозревать — для него подготовили нечто особенное. Волей-неволей Кеару припомнил те пытки и казни, которые не гнушались использовать как жрецы Тшиена, так и Чёрные Гончие, и это тоже не внушило ему уверенности в себе.

Кеару пытался молиться, но каждый раз понимал, что сбивается после пары фраз или бездумно повторяет слова, не вкладывая в них ни души, ни мысли, к кому бы ни обращался — к Троим, святому Элрину или святой Делии. И решил оставить это дело, осознав, что такие молитвы окажутся угодны скорее Бездне, чем небесам. Но и возвращаться к раздумьям о возможном будущем было слишком мучительно, и Кеару попробовал утешить себя мыслями о Гончих, которым доводилось попадать в плен к колдунам или еретикам. Если церковники терпели все выпадавшие им мучения, то и он сможет!.. Тем более Кеару слышал от господина Агилара, что даже кардиналу Фиенну, когда тот был ещё младшим офицером, случилось побывать в заточении у Несущих Истину. Правда, подробностей той истории от Рихо не добился — и теперь начинал понимать почему… Но мысль о том, что его высокопреосвященство наверняка и в плену держался с безупречным достоинством, оказалась для Кеару единственной, которая не давала удариться в панику. Стыд не оправдать надежд, которые когда-то возлагал на него Габриэль Фиенн, оказался сильнее прочих чувств.

Кеару помнил, как когда-то, в их первую встречу, смотрел на его высокопреосвященство с презрением, посчитав «восточного жреца» слабым и изнеженным, хотя и впечатлившись коварством того на допросе. Тогда Кеару «смело и мужественно» отвечал кардиналу ровно так, как его научили этому змеиные жрицы, вместе с которыми он участвовал в провалившемся покушении на мидландского императора. А в результате сам же загнал себя в ловушку и, испугавшись смерти на костре, быстро согласился служить Церкви в лице кардинала.

Поначалу к новому господину и его окружению Кеару питал лишь ненависть. Проявлять покорность ему, сыну знатного семейства, было очень нелегко, особенно рядом с самым верным слугой кардинала, недоверчивым и жестким Рихо Агиларом. Того Кеару должен был учить ташайскому языку и обычаям, одновременно сам изучая с его помощью эллианский и мидландский. А чуть позже к этим урокам добавилось обучение фехтованию, о чём сам Кеару весьма дерзко попросил Агилара, не надеясь на положительный ответ, но внезапно получил согласие.