Гадюка на бархате (СИ) - Смирнова Дина "Сфинксия". Страница 68

Лавиния знала — Габриэлю с Рихо тоже доводилось убивать людей не только в бою. Но понимала она и то, что они относились к этому совсем иначе — как к неизбежному злу, а не чему-то естественному и достойному похвалы.

Однако, по пути обратно к опушке невольная зрительница «шедевра» Ксантоса уже не задумывалась о наклонностях брата — её одолевали совсем иные мысли.

Она старалась не терять веры в то, что на Хрустальных островах, с их древней и сильной магией, должно найтись средство, способное излечить Габриэля. Только вот её то и дело настигали сомнения — а что, если она попросту не успеет вернуться вовремя? Или не сумеет убедить островитян помочь?..

После отъезда из Фиорры ей уже несколько раз снился одинаковый кошмар. В нём Лавиния то стояла на скрипевших и покачивавшихся досках корабельной палубы, то шла по мостовой из тёмного камня, плавно ведущей к какому-то возвышению. А ночь вокруг наполняли крики умирающих и отсветы пожара.

Но не это пугало Белую Львицу Фиеннов. Она уже привыкла к опасностям — сумеет пережить и войну, и другое бедствие. Куда страшнее было пронзительное, всепоглощающее горе, которое охватывало Лавинию в том сне. Потому что, просыпаясь, она каждый раз думала — причина у этого горя могла быть только одна…

Вдруг внимание Лавинии привлёк раздававшийся поблизости негромкий голос, который повторял монотонные фразы. Они звучали неуловимо знакомо, хотя различимы были с трудом.

Она постаралась приблизиться к говорившему тихо, но, кажется, в этот день ей не суждено было стать умелой лазутчицей. Когда Лавиния подошла к стоявшему под раскидистым вязом Диего, тот давно уже замолк и теперь с непроницаемым выражением лица смотрел на то, как она пробирается сквозь кустарник.

— Ваша светлость, — поприветствовал её наёмник. Голос его звучал слегка напряжённо, но это была скорее тревога за свою госпожу, чем страх быть застигнутым за чем-то неуместным.

Вот тут-то Лавиния и увидела, в каком именно месте они с собеседником находились. Совсем рядом с выступавшими из земли мощными корнями дерева вниз уходил поросший мхом и ярко-зелёной травой склон оврага. Того самого, в котором обрели не слишком надёжный покой убитые разбойники.

И куда уже — благо погода стояла тёплая — начинали слетаться привлечённые кровью и потрохами мухи. Их низкое гудение невольно напомнило Лавинии едва отзвучавшую речь. Но уже через мгновение, она поняла, что за слова повторял Диего.

— Ты молился? За… них?! — взмах тонкой руки в сторону оврага вышел резким. Неожиданная набожность её спутника напугала Лавинию больше, чем художества Ксантоса. — Они вообще-то хотели нас убить!..

— Они были людьми, ваша светлость. Почитали Троих, а не служили тьме. И хотя бы поэтому заслужили, чтобы о них кто-то молился.

— Говоришь, как священник. Но главное — меч в руках держать умеешь, на остальное мне плевать, — нарочитой грубостью Лавиния пыталась заглушить испуг. — Надеюсь, ты закончил и проводишь меня обратно.

— Разумеется, ваша светлость.

К дороге они двинулись не разговаривая и думая каждый о своём. А когда подошли к остальным эдетанцам, которые дожидались свою госпожу возле лошадей, Лавиния поманила к себе Хосе вместе с успевшим выбраться из леса Ксантосом и сказала им:

— Мы отправимся в Шильдштадт другим путём. Сделаем небольшой крюк и завернём по дороге в Боэнну. Как раз попадём туда за пару дней до коронации нового мидландского императора.

— Вы собираетесь посетить коронацию? — в отличие от Ксантоса, Хосе сохранять невозмутимость удавалось с трудом — он косился на Лавинию с изумлением.

— Нет, на коронацию мы не останемся. Но на неё прибудет мой брат, архиепископ Эрбургский. Я хочу его увидеть, прежде чем отправиться к гиллийцам.

«Я хочу ещё хоть раз увидеть его живым. И боюсь не успеть этого».

— Хорошо, госпожа. Значит, отправляемся в Боэнну, — с готовностью ответил Хосе — кажется, его такое пояснение вполне удовлетворило. Ксантос же только кивнул сестре, ничего не говоря.

Когда их маленькое посольство тронулось в путь, Лавиния вновь погрузилась в размышления. Этот новичок в отряде, Диего что-то — или кого-то — ей напоминал — но смутно. Его молитва на безупречном эллианском, знания о пытках, не слишком обычная для наёмника манера держаться — вежливая, но в тоже время — чересчур смелая по отношению к своей нанимательнице… Все эти черты по отдельности явно говорили о чём-то хорошо ей знакомом, но в общую картину складываться не желали. Возможно, потому, что в голове и без того хватало противоречивых мыслей.

С удовольствием подставляя лицо ещё не успевшему стать по-осеннему тусклым солнцу южного Мидланда, Лавиния пустила свою серую кобылку чуть быстрее, поравнявшись с Ксантосом, который ехал во главе отряда. Впереди лежал нелегкий путь, но Белой Львице было ради кого переносить его трудности.

«Скоро я буду с вами, мои дорогие… Скоро я увижу тебя, Габриэль, и сама скажу тебе, чтобы ты не смел — никогда не смел — оставлять меня одну. Если будет нужно, я зубами выгрызу твоё спасение, только дождись меня!»

***

Эрбургское лето плавно, но неизбежно перетекало в осенние хмурые дни — и накрапывавший мелкий нудный дождик был тому лучшим подтверждением. Но даже плохая погода не помешала мидландскому императору с утра отправиться наблюдать за отправкой войск в мятежную Лерию — а на самом деле — любоваться парадными мундирами солдат и офицеров, лошадьми и начищенным оружием. Не слишком-то разбираясь в военном деле, Карл с пылкостью мальчишки, дорвавшегося до новой коробки с солдатиками, обожал его внешние атрибуты.

И такая увлеченность любовника подготовкой к — как её уже успели назвать столичные болтуны — Южной кампании пришлась на руку Луизе. Монаршие покои оказались в полном её распоряжении.

Вернее — в её и Вилли, который после вчерашних событий точно заслуживал награды. Сейчас он разлегся на застланной алым тонким покрывалом постели и даже не пытался прикрыться чем-то, кроме наброшенной на плечи батистовой рубашки.

Луиза понимала, что её сегодняшняя смелость граничит с наглостью. Хоть на подступах к императорской спальне и дежурили верные своему капитану гвардейцы, но принимать здесь любовника всё равно было рискованной затеей. Зато Луизе дарила мстительное наслаждение возможность отдаваться Вилли именно на том ложе, где её брали уже два мидландских императора — упокоившийся в пышной гробнице старик и пока некоронованный мальчишка.

Тем более, что в качестве любовника Вилли оказался и вправду хорош. Сейчас, пристроившись рядом с ним и ещё отчётливо помня, как сладко до боли было ощущать его в себе и делить с ним общую вспышку жгучего, словно кипящий яд наслаждения, Луиза думала, что избавляться от Вилли будет немного жаль. Но сделать это надо в ближайшее время — дважды предатель слишком опасен, чтобы играть с ним в долгие игры.

Взгляд Луизы скользил от взъерошенной макушки к породистому, немного вытянутому лицу, которое не портил даже переломанный нос. И ниже — к тонкому шраму на груди, плоскому животу и тёмной поросли внизу него. В такие моменты императрице становилось жаль, что она — не одна из аристократок Первой Империи или даже — мифической древней Соланны, Царства Двух Океанов — которые могли невозбранно держать в своих домах молодых рабов, развлекавших их в постели. Определённо, она бы тогда выбирала невольников, похожих на этого отпрыска семейства Эццоненов.

Вздохнув, и чувствуя, как по телу проходит горячая нарастающая волна, Луиза представила себе Вилли прильнувшем ртом к её лону и такого же красавца, одновременно с этим ублажающего её поцелуем. Ах, это могло быть славно, жаль, что в реальности Вилли вряд ли согласиться взять к ним в постель ещё одного мужчину!..

Полная сожаления о своих несбыточных фантазиях, Луиза сладко потянулась, невзначай коснувшись рукой бедра любовника. Но стоило Вилли попробовать притянуть её к себе, как Луиза легко вспорхнула с кровати и направилась к стоявшему у стены креслу, обитому тёмно-бордовым бархатом. На нём оставались лежать сваленные в беспорядке предметы гардероба, принадлежавшие как Вилли, так и самой императрице. Но Луиза сейчас потянулась отнюдь не к своему платью или нижнему белью.