Пути-дороги (СИ) - Борисов-Назимов Константин. Страница 41

– Это, мля, что такое? – не выдержал, указал на гору чемоданов, стоящих в холле, к которым Петр Алексеевич, красный от натуги, тащит еще один. – Вы бы еще сундуков набрали! Машина, если заметили, не резиновая, там для всего этого нет места!

– Голубчик, дорогой Иван Макарович! Но эти вещи первой необходимости! Нужно что-то придумать! Я видел, как на таких авто перевозят грузы на крыше! – всплеснул руками ювелир.

– Нет, берете с собой предметы первой необходимости, продукты и, если есть деньги с драгоценностями. И это не обсуждается, в любом другом случае, буду вынужден расторгнуть нашу договоренность, – покачал я головой, но потом добавил: – Петр Алексеевич, прекрасно вас понимаю, все это нажито вашим трудом. Однако, в данный момент времени, мы беглецы, за которыми охотятся разные силы. Подождите! – выставил вперед ладонь, делая знак, чтобы он меня не перебивал. – Не стоит меня за дурака считать! Понятия не имею, что означает татуировка у бандитов, напавших на вашу внучку. Но охотились именно за ней, а после того, как вы из моих слов поняли, что там на шеях было выбито, то сразу приняли решения уехать в Россию. Следовательно, вы чего-то до дрожи в коленях опасаетесь. Спрашивать ничего не стану, это ваши дела, но и подставлять свою голову из-за вашей глупости, – помолчал, а потом закончил, скрестив руки на груди: – увольте!

Брагин пару раз хотел меня перебить, но сумел дослушать до конца, потом он поморщился, присел на один из чемоданов, потеряно обвел взглядом холл и покивал, каким-то своим мыслям. Стою и жду, какое ювелир примет решение. Понимаю, что тот может заупрямиться, но он сумел победить свою прижимистость. Правда, попросил у меня еще полчаса, объясняя тем, что ценности по чемоданам распиханы. Я не стал наблюдать, как Петр Алексеевич сортирует вещи, отправился на кухню, чтобы поискать чем-бы насытить желудок. Увы, с продуктами в доме – беда, но кофе сварил и с удовольствием его испил, с сыром и куском хлеба. Брагину потребовалось на сборы меньше отведенного времени, но встал вопрос с Брониславой. Внучка Петра Алексеевича спит, да еще и алкоголь из нее не вышел. Мы стоим с дедом около кровати женщины и не знаем, чего предпринять.

– Так, ладно, Петр Алексеевич, ты внучку свою одень, а еще собери в дорогу дамские принадлежности, – потер я переносицу.

– Иван Макарович, вы предлагаете мне, – он сделал ударение на последнем слове, – одеть Брони?! Да вы с ума сошли!

– Так вы мне прикажете этим заняться?

– Кто-то говорил, что он врач! – нашелся Брагин. – Считайте, что передал вам пациентку!

– Врач-то я врач, но не сиделка и не сестра милосердия, – буркнул в ответ, понимая, что уже проиграл данный спор.

– Ой, но осматриваете же вы своих пациентов без одежды, думаю, вам не составит труда одеть мою внучку, уверен, что отбоя от женского пола у вас нет, да и имеются навыки по раздеванию дам. В комоде ее нижнее белье, в шкафу...

– Понял, – перебил я его и отправился выбирать одежду Брониславы, в которой ей предстоит переносить тягости в дороге.

Одевая женщину, я еще раз осмотрел ее бок. Гематома большая, но ребра, вроде, не сломаны и угрозы для жизни нет. Мля, в такой роли мне никогда бывать не приходилось, взмок пока справился. Около получаса заняло одевание дамы, во время которого Бронислава что-то пыталась сказать, пару раз намеревалась меня поцеловать и обнять, а изворачиваться от ее ладони мне пришлось около пяти раз, когда она возжелала залепить мне пощечину. Ну, ничего не поделаешь, спрогнозировать поступки пьяной женщины невозможно.

– Все, слава богу, – выдохнул я, осматривая лежащую на кровати и сопящую женщину. – Мне еще повезло, что язык у тебя заплетается и слова вымолвить не может, – хмыкнул я, представив, какими бы она меня «словами поливала».

Оттащил Брониславу в машину, удовлетворенно кивнул Брагину, который внял моим советам и в дорогу взял один чемодан и пару саквояжей, не забыв об оружии. Арсенал у нас не богат, охотничье ружье, три револьвера и несколько ножей. Впрочем, если дойдет до серьезного столкновения, то оружие нам вряд ли поможет, но подобных типов, встреченных в сквере, можно не опасаться.

Машина почти новая, на одометре всего пара сотен километров, но сумеет ли она пройти такое длинное расстояние? До Царства Польского тут двести километров, ориентироваться по кратчайшему пути, уж этот-то путь рассчитываю проехать без проблем. А оказавшись на территории Российской империи можно спокойно сесть на поезд, хотя по скорости не факт, что он дойдет быстрее. Ладно, это все потом, сперва нужно границу пересечь, а потом посмотрим. Ювелир, кстати, рассчитывает, что мы до Москвы на четырех колесах доедем, но сомневаюсь, что сумеем в дороге разжиться бензином. Оказаться же в глухой деревне, вдали от железной дороги и с заглохшим движком, мне не улыбается. Управление уже знакомое, но есть и усовершенствования, салон выполнен из дорогих материалов, имеется даже, как понимаю, лампочка температуры двигателя, чтобы не пропустить момент для заливки в радиатор воды.

– Едем? – посмотрел я на Петра Алексеевича, устроившегося рядом со мной и положившим на колени пухлый саквояж.

– Да, давайте Иван Макарович, – покивал тот, оглянувшись на дом.

Хм, а ведь Брагин без сожаления смотрит назад, похоже, где-то в душе рад, что покидает это место. Впрочем, зная, что за тобой ведется охота, а подвернулся счастливый случай избежать с загонщиками встречи, тут кроме радости ничего не останется.

Дорогу мне указывал ювелир, развить скорость свыше пятидесяти километров в час удавалось не часто. Нас никто и не подумал остановить, и уже к ночи мы прибыли в одно село, в котором Петр Алексеевич надеялся найти проводника через границу. Бронислава уже давно проснулась, но вела себя тихо и смирно, да и не клеился у нас в пути разговор, какая-то тяжка атмосфера стояла в салоне машины. Я ощущал на себе недоверчивые и изучающие взгляды ювелира, он пару раз пытался что-то спросить, но в последний момент сдерживался. В селе же, Брагина поджидало разочарование, проводник наотрез отказался вести нас по дороге, где может пройти автомобиль.

– Но послушайте! Не далее, как пару недель назад, вы там провели караван из повозок! – горячился ювелир. – Машина по той дороге проедет, для чего нам идти пешком?!

– У нас будут кони, на которых вы сможете углубиться внутрь Польской территории, – хмуро отвечал ему селянин, лет под сорок, с хитро бегающими глазами. – Да, за все про все, за такой переход, с вас пятнадцать тысяч крон или шесть тысяч рублей, с учетом баулов, в которых вы повезете свои сумки.

От названный суммы я думал, что Брагина хватит удар. Проводник же все объяснил просто. Нас трое, за каждого ему придется отстегнуть пограничникам, которые в последнее время словно с цепи сорвались, и, кстати, он не дает гарантий в успешном завершении дела. И вообще, мол, если не хотите, то заводите свою машину и проваливайте. Кстати, троих лошадей он готов предоставить в обмен на автомобиль, с которым волен поступать по своему усмотрению. В общем, не контрабандист это оказался, а самый что ни на есть делец. Впрочем, он пояснил свою позицию тем, что война готова начаться в любой момент и риск слишком велик, к тому же, в ближайшее будущее работы у него не окажется, а кормить семью необходимо. Попытки ювелира поторговаться ни к чему не привели. Скрепя зубами, Петр Алексеевич написал расписку на автомобиль и передал проводнику документы, заплатил аванс в размере четырех тысяч рублей ассигнациями, после чего мы сразу отправились в путь. Бронислава не жалуется, но я сам устал, проведя за рулем около семи часов. Спать хочется сил нет, а уже скоро светает и проводник нас подгоняет. Мы идем, держа под уздцы коней и настроение у меня от этого не прибавляется, представляю, что вскоре предстоит скачка, а это одно из моих нелюбимых занятий.

У небольшой речушки, проводник нас оставил, а сам отправился к австро-венгерскому дозору пограничников, которые не таясь жгут костер. Сколько он заплатил за наш переход, мы никогда не узнаем, но думаю, что львиную долю денег оставил себе. С пограничниками в Царстве Польском, переговоры вел Австро-Венгерский офицер. Судя по всему, это далеко не первый раз происходит, но перекрикиваясь через реку, мы явственно слышали недовольство в голосах военных.