Диплом по некромантии, или Как воскресить дракона (СИ) - Лайм Сильвия. Страница 57

И девушке в кои-то веки не хотелось спорить, потому что где-то в горле застрял сдавленный стон. Она лишь обхватила ладонями его лицо, с удовольствием ощущая под кончиками пальцев горячую кожу, легкую щетину на обычно гладко выбритом подбородке. Поглаживая и наслаждаясь тем, что сейчас вдруг ей это стало можно.

В вены брызнул огонь, разливаясь по груди струями раскаленной лавы. Колени подогнулись, а кожа приобрела почти болезненную чувствительность, отвечая дрожью на каждое прикосновение некроманта.

— Демонова бездна, как я хочу тебя, — в это время прошептал он, и от каждого слова Диаре все сильнее сносило крышу. — Как я давно хочу тебя, дрянная девчонка… — говорил, оставляя на ее губах, щеках и подбородке короткие поцелуи, которые скорее походили на жалящие укусы. И от каждого из них в ее кровь попадало все больше яда, заставляющего вены гореть.

Диара была не в силах произнести ни слова. В груди что-то раскалялось до невыносимого предела, а живот свело сладким, ноющим спазмом. Хотелось стонать, кусать губы, но не позволять некроманту остановиться. Пусть хоть все вокруг сгорит черным пламенем… Тем более что оно почему-то совсем не обжигало, продолжая потрескивать вокруг, даже когда Лютер вдруг проник рукой под полы ее домашнего халата, распахивая его и роняя на пол. Даже когда его смуглые ладони сжали ее грудь, а через мгновение пальцы сменились обжигающими губами.

Пьянящий, дикий восторг смешался с голодом, который вдруг проснулся в теле, ныл в каждом сантиметре кожи, требуя прикосновений, ласк, большего. И Диара не противилась ему, чувствуя, что это желание сильнее ее самой.

Поэтому она не сказала ни слова, когда некромант вдруг уложил ее на пол на мягкий халат прямо там же, где они только что стояли. Едва ли она вообще почувствовала, что это произошло. Просто в какой-то момент обнаженное мускулистое тело накрыло ее собственное, сводя с ума жаром, тяжестью, которой так не хватало, и контактом кожи к коже, от которого внутри становилось все горячее.

Лютер хрипло дышал, то и дело шепча какие-то невнятные глупости, от которых под ребрами все сжималось до судорожного стона: «Пожалуйста, не останавливайся». Шептал что-то о том, как ему этого не хватало, какие горячие у нее губы и как глубоко она пустила корни внутри него…

— Моя Диара, — раздалось хриплое, когда она притянула его ближе к себе, невольно обхватывая твердые, как камень, уже обнаженные бедра и неосознанно впиваясь в них ногтями. Желание слиться с ним, стать одним целым, кажется, наполнило ее до краев. Она тихо кусала губы, не открывая глаз, лишь слыша его низкое отрывистое дыхание сквозь целующие ее губы: — Наконец-то моя…

А в следующий миг она наконец почувствовала его внутри себя, и сдавленный стон сорвался с губ. Острое, ядовито-сладкое удовольствие полилось по венам, с каждым движением усиливая жгучую пульсацию внизу живота, которую уже не было сил выносить.

Лютер тяжело дышал, и каждый новый выдох смешивался с хриплым стоном, доносящимся из груди. Эти звуки проникали в Диару, вибрацией отдавались в легких и спускались в низ живота, растворяясь там мучительной пульсацией. Девушка откинула голову назад, захлебываясь воздухом, подставляя шею горячим губам, уже не разбирая, где Лютер, а где — она сама. Растворяясь в желании, которое затопило их обоих. И когда натянутая до безумия спираль удовольствия вдруг разорвалась, рассыпавшись на осколки, Диара обняла некроманта, прижимаясь к нему так сильно, словно они и вовсе никогда не были отдельными людьми. А он впился в ее губы, глуша собственный низкий стон.

Но даже когда страсти вроде бы улеглись, а в висках перестало пульсировать от болезненного желания, они почему-то так и остались лежать, не расцепляя объятий.

Только черный огонь все так же тихо потрескивал вокруг.

Но засыпать никто из них не торопился, хотя усталость и эмоциональный всплеск этому и способствовали. На полу в холле собственного дома вряд ли было бы слишком удобно. Хотя вставать и уходить тоже не хотелось. Диара лежала на плече Лютера, пальцем выводя круги на его груди, и боялась произнести хоть звук. Потому что не знала, как теперь произошедшее впишется в их странные отношения.

Но неожиданно Лютер начал разговор сам:

— Я звал тебя цветочком не потому, что думал, будто ты слабая.

Диара приподняла бровь и слабо улыбнулась.

— Что?.. А почему?

Несколько секунд Лютер молчал, глядя в потолок.

— Потому что ты напоминала мне одуванчик, — ответил он, так и не посмотрев на нее. Но его губы вдруг сложились в улыбку, а у себя на затылке девушка почувствовала его ладонь, приятно перебирающую волосы. — Такой же солнечный и… такой же вездесущий.

Диара хмыкнула.

— Не знаю даже, обрадоваться или обидеться.

— Первое, — невозмутимо ответил некромант, повернул голову и коснулся губами ее макушки, выдохнув: — Потому что, стоит признать, мне нравятся в тебе оба этих качества.

Диара зажмурилась, почувствовав, как внутри стало горячо-горячо.

Непривычно…

И тогда она вдруг спросила:

— Ты злишься на меня за то, что я помешала тебе получить вампирскую кровь? Теперь ты не узнаешь своего прошлого.

Рука на ее затылке на миг замерла, напрягшись, а через мгновение снова расслабилась.

— Не злюсь. И никогда не злился.

Диара глубоко вздохнула, ощутив, словно с плеч упала гнетущая тяжесть.

— Расскажи, как это произошло? Как ты потерял память? — попросила она неуверенно, боясь, что он откажет.

Но он этого не сделал.

— Это произошло много лет назад, — зазвучал его тихий голос. — Я был на одном заброшенном кладбище, которому, по всей видимости, было не менее десяти столетий. Оно давно не использовалось по назначению, потому что река начала размывать землю неподалеку. Местность заросла деревьями, кустами и камышом. Некоторые участки погоста превратились в болото, полное костей. Как раз туда-то я и провалился. А пока пытался выбраться, со всех сторон полезла нежить.

Лютер сделал небольшую паузу, а потом продолжил:

— Но на самом деле все это я могу лишь предполагать, потому что мои воспоминания начинаются с того, как какой-то неизвестный мужчина вытаскивает меня из зеленой жижи и спрашивает, кто убил остальных тварей. Я не понял тогда, о чем он говорит. Оказалось, что незнакомец спас меня в тот момент, когда мое бесчувственное тело уже утаскивал под воду последний оставшийся в живых упивец. Остальные три десятка мертвецов, включая драугров, стрыг, смертодев и гулей, плавали неподалеку кверху брюхом.

— Кто же их убил? — спросила Диара, когда стало ясно, что рассказ окончен.

Лютер слабо пошевелился.

— Могу предположить, что я, потому что больше там никого не было. Видимо, из меня вырвалась волна магии такой сумасшедшей силы, что почти все сумеречные связи мертвецов с подпитывающей их Тьмой были разрушены. От колдовского всплеска я тут же потерял сознание. И память. А один упивец, судя по всему, выжил, до поры до времени прячась под толщей воды. Как раз он меня едва и не убил.

— Как же вышло, что ты оказался на том кладбище? — тихо спросила Диара, чувствуя странный трепет внутри, растущее беспокойство. Не могло все быть так, как он говорил. Просто не могло. Ведь эта история так сильно напоминала ей другую.

Историю, которая могла бы случиться с ее братом.

— Понятия не имею, что я там делал, — ответил некромант, — учитывая, что в то время мне было не более десяти лет, ближайшая деревня оказалась километрах в пятнадцати восточнее, а город — еще дальше. Могу лишь предположить, что я чувствовал магию, которая распространялась от старого кладбища, и мне хотелось его изучить. Ведь даже в то время я уже ощущал движения Тьмы, умел сотворять простые заклятия. Несмотря на то, что обычно сила некроманта проявляется после восемнадцати лет. Так что… похоже, меня сгубило любопытство.

— А что было дальше?

— Меня спас человек, входящий в Императорский корпус охотников на нежить, — ответил некромант. — Его звали Эдвин Лохшиар. Он стал моим опекуном. По его ходатайству меня еще ребенком приняли в ЦИАНИД и выделили этот дом. Конечно, в то время я был не магианом, а работником академии. Закапывал трупы, убирался в аудиториях, помогал преподавателям. Не самая легкая жизнь, но лучше, чем у бездомного. И когда мне исполнилось восемнадцать, для меня уже было готово место в лучшем учебном заведении империи.