Ходячее сокровище (СИ) - Каменистый Артем. Страница 1
Артём Каменистый
Ходячее сокровище
Глава 1
Жизнь девятая. Самые надёжные сейфы
Читер запнулся о камень, отчаянно замахал свободной рукой, но это его не спасло. Шлёпнулся плашмя, уткнувшись лицом в поникший кактус. Растение изрядно усохло, но его колючки от этого не потеряли остроту. Наоборот, можно сказать, закалились в пламени жизненных невзгод и потому злобно впились в обожжённую плоть десятками, если не сотнями.
В такой ситуации нормальный человек, пребывая в нормальном состоянии, обязан начать орать. Но Читера вряд ли можно отнести к нормальным людям (как, впрочем, и всех остальных игроков). Да и ситуацию назвать нормальной, это всё равно, что назвать скучным день бомбардировки Хиросимы, будучи одним из жителей района эпицентра.
На фоне той боли, которая довела его уже почти до животного состояния, он вообще не должен замечать подобные мелочи. Однако, ему в очередной раз не повезло, – часть колючек угодила в глаз. Не в левый, который почти не видел, лишь слёзы непрерывно выделял, расходуя влагу, а в правый. Этот тоже мокрый, и картинку выдаёт некачественную, но всё же её достаточно, чтобы рассматривать дорогу.
А вот теперь дорогу совсем не видать.
Не сказать, что случившееся ледяной водой окатило, но, лишившись зрения окончательно, Читер начал приходить в себя, выбираясь из состояния отключения разума, в которое сам себя заточил. Только оно позволяло ему делать шаг за шагом после того, как действие инъекции спека сошло на нет. Кости и мышцы у него целые, но крайне сложно ими управлять, когда твоё тело оказалось в мешке из обгоревшей кожи.
Собственной кожи.
Надо что-то делать. Двигаться дальше, совершенно ничего не видя – невозможно.
Для начала попытался понять, что же именно случилось с правым глазом. Скрипя зубами и приглушённо подвывая, ощупал лицо руками, нахватав при этом колючек ещё и ладонями, серьёзно пострадавшими от пламени. Пальцы ощущали только боль, потому Читер далеко не сразу догадался, что всему виной – одно из неприхотливых растений, коих в пустыне немало.
Осторожно присев, попытался очистить глаз от колючек. Тот на процедуру отреагировал усилившимися потоками слёз, но зато не болел.
Или на фоне обожжённого тела такая мелочь терялась. Ведь не зря говорят, что невозможно ощущать сильную боль в двух местах одновременно.
Спустя минуты или вечность глаз, наконец, начал выдавать картинку. Но досталось ему изрядно, так и продолжал слезами заливаться. Даже осмотреться, как следует, не получалось. И что самое хреновое – совершенно не видно путеводного созвездия, за которым он пытался идти все последние часы. Да, сбивался часто, путался, терял из виду само небо. Да и далёкие светила не стояли на месте, а поправку на их суточное перемещение он делать не мог, потому что системный таймер только-только ожил. До этого он вообще не работал, как и многое другое.
Итак, единственный ориентир пропал. Куда без него шагать – непонятно.
Читер, неуклюже разворачиваясь всем телом, чтобы кожа не сползала пластами с обгоревшей шеи, попытался определить, куда же его занесло. Однако, зрение выхватывало лишь отдельные нечёткие образы.
В отупевшей от боли голове набралось интеллекта достаточно, чтобы родить примитивнейшую мысль: дальше идти не получится. Придётся залечь прямо здесь и предоставить телу возможность хоть немного прийти в себя. Благо, увиденное позволило выяснить, что Читера принесло к развалу огромных камней. На такие он насмотрелся раньше, когда зрение работало относительно хорошо. Поэтому знал, что убежище здесь всегда можно отыскать, пусть и не самое качественное.
Да ему любое сгодится. Лишь бы не посреди чистого поля, где из укрытий – только редкие кактусы.
Читеру повезло, в двух шагах находилось прямо-таки роскошное загородное бунгало. Скальный останец, с вершины которого наискосок съехал толстенный пласт породы и обвалившись наискось, будто лист шифера с крыши, образовал подобие половинки двускатной палатки. Насыпавшиеся впоследствии камни загородили её с одной стороны полностью, а с другой частично. Проход оставался достаточно широкий, чтобы человек спортивной комплекции протиснулся без труда. Разве что взвыть при этом пришлось, задевая обгорелым мясом углы глыб, но это – мелочи.
Оказавшись внутри, Читер привалился спиной к скале и заливаясь горючими слезами, полез в рюкзак. Собственно, полезли его руки, мозг, похоже, вообще не вмешивался в управление их движениями. Да – это невозможно, но складывалось впечатление, что всё происходит именно так, что они шарят среди вещей по собственной воле.
Даже интерес пробудился. Захотелось узнать, чего же загребущим лапам там понадобилось.
Ответ не заставил долго ждать. Руки извлекли из рюкзака кусок сыра и попытались запихать его в рот, вместе с упаковкой. Причём рот был ничуть не против такого варварства: сам собой распахнулся пошире и собрался впиться в предложенное всеми зубами одновременно.
Читера от такой самодеятельности передёрнуло. Пытаясь вернуть тело под полный контроль, он заехал себе ладонью по щеке, после чего заорал так, что самому страшно стало. Очень уж болезненным оказалось это действие. Но мозги за счёт усиления негативных ощущений встряхнулись изрядно.
Руки стали послушными, как и рот. Причём, язык нащупал что-то инородное. Обожжённые пальцы с трудом извлекли непонятный предмет, застрявший меж зубов. Глаз, таращась сквозь пелену слёз, опознал клочок пластиковой упаковки.
Это что же получается? Руки и рот не впервые покушаются на содержимое рюкзака? Значит, до этого Читеру уже доводилось жевать продукты, не озаботившись избавлением от обёртки?
Похоже, что так.
Вот ведь чудеса. Он совершенно этого не помнит. Похоже, мозг не просто угнётен, он, временами, полностью отключается. Вот и остались дыры в памяти.
Однажды Читер уже использовал ядро регенерации. Простенькое, далеко не самое дорогое и не слишком эффективное. Он прекрасно помнил, что в тот раз, оставшись без еды, с симпатией подумывал о том, что заражённые, в сущности, ничем не отличаются от животных мясных пород. Даже если их убили пару недель назад и всё это время держали на солнцепёке, это не делает их несъедобными. Запах, конечно, будет не очень, но ведь это такие мелочи. Да и нос можно прикрыть, или дыхание задержать, пока жуёшь.
На этот раз последствия куда плачевнее. Читер готов этот сыр не просто с упаковкой сожрать. Он и против рюкзака не против.
Ну да, зачем доставать продукты, если можно их уплетать вместе с ним.
Рот согласен жевать, что угодно и с чем угодно.
Даже тушёнку в банках.
Вместе с ящиками, в которые эти банки упакованы.
С вагонами, где ящики перевозятся.
И рельсами.
Но Читер всё же нашёл в себе моральные силы и освободил сыр от упаковки, прежде чем позволил, наконец, зубам в него впиться.
Вкус не почувствовал. Но всё равно – высший класс. Блаженство. Даже боль устроила паузу, перестала терзать циркулярной пилой, на несколько секунд переключившись на ручной лобзик.
Регенерация у Читера разогналась до величин, когда новые клетки растут с такими скоростями, будто это не клетки, а воздушные шарики, надуваемые человеком с большим объёмом лёгких. Процесс экстренного восстановления потреблял прорву энергии и материалов, из-за чего тело бил озноб, и оно всё время хотело поглощать пищу.
Почти без разницы – что, лишь бы жевалось и глоталось.
Как прекрасно, что рюкзак с продуктами не забыл. Без него – точно хана. Вернуться за оставленным добром уже не получится. Персонаж жестоко пострадал, его система Картографии почти умерла. Попробуй теперь пойми, где искать неназываемого. Тогда, выдавив в себя содержимое шприца, Читер, на волне ураганного подъёма сил и сопутствующей ему улётной эйфории, сумел крепко вбить себе в голову самый простейший приказ. До такой степени простой, что смысл вряд ли забудется после того, как спадёт действие спека.