Клеймённые уродством (СИ) - Савченко Лена. Страница 5

Снег весной сходил медленно, часто снова выпадая и засыпая сугробами. Зима никак не хотела убираться восвояси, дули холодные ветры, в апреле дошло до метели. Но время берет свое, постепенно снег сошел, на газоне вновь начала пробиваться зеленая трава вместе с сорниками, яблони поздно, но пробились листвой и зацвели ближе к июлю. Я пряталась по углам приюта, когда к нам приезжали пары. Случалось это редко, на самом деле — детей обычно брали люди "высшего" сорта, а зачем таким ехать в приют за городом, куда справляют всех и бедных кварталов? Тут реально у большинства были родители наркоманы и алкаши, кто-то сидел и прочие радости гетто.

— И что ты собираешься делать… потом?

Питер в очередной раз отчитывал меня за то, что я не дала забрать себя. Надзирательница оказалась права — на меня смотрели приходящие люди, смотрели с интересом и жалостью, а я ненавидела эти взгляды и либо пряталась, либо пакостила, отбивая любое желание удочерить меня. Потому что я не могла, не могла взять их за руку и пойти с ними, что-то каждый раз останавливало меня. Я воздействовала на них даже путем магии так, что они видели во мне нечто совершенно отвратительное. Я ненавидела каждого, кто смотрел на меня по пути до здания и поворачиваясь к своему супругу или супруге, что то говорил. И улыбался. А потом тот, к кому обращались кивал.

Будь моя воля — сидела бы в комнате, никуда бы не выходила, но в часы приема потенциальных клиентов всех детей определенного возраста выгоняли на улицу и заставляли делать вид, что им весело. Потому что «вам нужен дом, а нам — статистика». Директор боялся, что приют закроют, а заодно и лавочку, через которую он явно каким-то чертовым образом отмывал деньги. От этого мне было еще противнее находится в этом месте. Понимать что для кого-то ты просто инструмент и о тебе совершенно не беспокоятся, как делают вид при разных проверках, а проходили они часто. Мужчину подозревали. но каждый раз ему удавалось выйти сухим из воды.

— Понятия не имею, — я плюнула под ноги, — может, сгнию где-нибудь в канаве, может, повешусь или еще чего. Знаешь, как-то все равно.

— У тебя есть шанс на чертову нормальную жизнь, Элис! Как ты не можешь этого понять, — паренек соскочил с какой-то бетонной штуки на заднем дворе.

Мы часто тут сидели, как-то повелось, что если кому то из нас плохо, то один идет сюда, а второй, не найдя первого в самом приюте, направляется в это место. Или просто приходили под вечер. Тут не было света — небольшая площадка за зданием совсем не освещалась. У забора сзади — плотный кустарник и пара-тройка сосен или чего-то такого, не особо я все таки разбираюсь в деревьях. Стоял какой-то бетонный блок, практически в плотную к фасаду, из него торчало несколько штырей, парочка была загнута. Ничего не обычного. Окна сюда практически не выходили — можно было тренироваться и просто страдать всякой фигней. И не боятся, что сейчас тебя окрикнут и пошлют прямиком в комнату. Просто сидеть рядом и чувствовать тепло, безопасность. В конце-концов мне было уютно рядом с этим мальчишкой. Как-то по особенному тепло и спокойно. Я мало знала, а вернее ровным счетом ничего, о том, что было у мальчика до приюта. Откуда он, почему тут оказался. Было интересно, но я не спрашивала. Если не говорит, значит там было нечто ужасное. Потому что я тоже не рассказывала, а Пит никогда не спрашивал. Один раз он осторожно спросил помню ли я свое прошлое, еще до этого тела. Любые фрагменты из других жизней на что получил ответ отрицательный. Иногда мне казалось, что я вспоминала, но образ любого мужчины рядом и я пресекала это на корню. Потому что понимала кто это, а мне не хотелось иметь ничего общего с Хайло — даже воспоминаний.

— Да вот так! — серые глаза недобро сверкнули, — Потому же, что и ты не уезжаешь — я видела, что на той неделе тебя выбрали! Больше скажу — эта парочка даже подписала какие-то бумажке, тебя почти сплавили отсюда. Только вот кто то… что ты там сделал? Разбил им стекло в машине? Мне П Р О Т И В Н О! Я не могу видеть их, то, как они смотрят на нас будто на товар или каких-то зверьков. Я не хочу, что бы меня купили, братец.

Питер засопел. О, я знала этот звук. Когда он не хочет признавать своего поражения в споре, но при этом согласен. После такого шла пауза, он думал что бы еще такого возразить, но в итоге сдавался и пауза затягивалась — ему было неловко признавать свою неправоту, а мне просто нечего сказать. Своего я ведь добилась — убедила этого ушлепка в своей правоте.

Потом мы молчали, неловко и очень натянуто. Я болтала ногами, пяткой кеда выбивая хрупкие камешки из блока, смотрела в темноту. Иногда в ней вспыхивал огонек, разгорался, становился по размерам в половину сжатого кулака взрослого мужчины и стремительно съеживался, как сгорающая в воздухе газета. Искры падали на землю, и свой век доживали уже в траве — бесконечно красивое зрелище. Правда требовало это все дело хороших затрат энергии. Магия хоть и была, но все же наш мир не являлся полностью магическим, так что после пары-тройки часов тренировок, например в стихийниках приходилось хорошенько отсыпаться. К тому же, я еще не владела всем этим в совершенстве. Пит говорил что со временем эта усталость пройдет и будет полегче, но пока что этого заметно не было и каждый раз я валилась с ног. Парнишке было проще — он сильнее и лучше владел ею чем я, объясняя тем, что рос в не особо хороших условиях, пробудилась она рано и пришлось развивать ее самому. Потом ему помог кто-то, но того парня уже нет, вроде как убили или он просто исчез.

— И что ты в таком случае предлагаешь? — наконец подал голос Пит, — Сидеть и гнить тут, ходить в эту школу, а потом что? Судьба бомжа или еще кого? Это дно. Это самое глубокое дно, которое только возможно, с которого уже не постучат.

— А если свалить?

Было абсолютно темно, но я почти увидела как парнишка резко повернул голову в мою сторону и посмотрел как сумасшедшую.

— Рехнулась? Нам по 12. Мне — через неделю чертова дюжина, но в принципе — сути не меняет. Мы сдохнем еще раньше, чем если бы остались.

Я пожала плечами, осторожно щелкнула пальцами — за секунду до этого услышала шебуршание пачки у Пита в кармане. От небольшого огонька между пальцев прикуривать оказалось намного удобнее, чем от простой зажигалки. Это была традиция — Питер курил, а я периодически затягивалась. Да и к тому же сигареты были в дефиците, каждый раз было сложно территориально найти ближайший магазин, даже один и тот же, что бы ментально умыкнуть от туда пачку-другую.

— Какая разница? Годом раньше, годом позже. У тебя есть ради чего конкретно жить? Вот и у меня вроде не имеется.

Взвесив все за и против, мы ушли на следующую ночь. Так, забрали немного шмотья, не полный рюкзак, осторожно обшарили карманы Надзирателей, даже заползли в кабинет к директору, Питер утверждал что где-то там он хранит сейф с неплохими сбережениями. Сейф то мы нашли, но денег там можно сказать не было. Тем не менее это было лучше чем ничего, хотя по лицу парнишки я поняла что ничего особо не изменилось.

Мне было немного страшно. Вроде сама предложила, вроде бы вот оно — получи распишись, почему не берешь. Я с неким трепетом бесшумно укладывала некоторые вещи. Я имела весьма расплывчатое представление о том, что меня там ждет, поэтому в один момент даже пожалела о своей предложении, но отказываться от своих слов не стала. Я понятия не имела во что я втягиваю Пита и возможно, чувствовала за это некую вину. Мол, чувак, ты мог бы оставаться тут, нормально есть и тебе было бы где спать, а не тащиться за мной хрен пойми куда, где мы явно будем совершенно никому не нужны.

Два рюкзака, не совсем забитые, легкие, ночь, достаточно, кстати, прохладная — даже в кофте я немного мерзла. Подкадывалась осень, август доживал последние дни. Листья кое-где уже пожелтели. Самым сложным было выбраться из самого здания, потому что старая жаба Молли никогда, кажется, вообще не спала. Она вечно бдила за входом из под своих толстенных стекл очков и была еще противнее, чем мисс Джоффи и директор, даже имени его не помню — ну его к черту. Навеять сон даже вдвоем оказалось сложно, руки гудели, когда я проходили мимо слабо храпящей женщины.